Царствование свое Фридрих начал с войны за Силезию, которую
безжалостно оторвал от Австрийской империи. Причину этой войны он объяснил
"наличностью постоянно готовой к делу армии". По Фридриху выходило так:
имей армию - и ты уже имеешь законный повод к войне. Правда, желание
воевать король оправдывал еще "полнотою прусской казны и живостью своего
характера".
Весь израненный в сражениях, рыцарски отважен, Фридрих никогда этим
не кичился.
Король не верил в бога, напоказ бравируя своим атеизмом, король
презирал религию и духовные распри, владевшие Европой. Он давал приют в
Пруссии всем изгоям веры, которых инквизиция жестоко преследовала на
родине...
- Пусть монахи побольше ссорятся, - говорил Фридрих. - Пруссии это
выгодно; что католик, что еврей, что лютеранин - мне на это плевать, лишь
бы они трудились... А где их расселить? Вот задача: нет войны, и нет новых
земель. Но мы извернемся! Мы осушим болота - этим обретем новую страну
внутри старой. Без крови! Без пушек! А дети поселенцев будут считать мою
Пруссию уже своей отчизной.
Так он и делал. Пруссия молилась по-разному, весьма усердно. Лишь
король позволял себе роскошь вообще не молиться. Ему был важен только
доход-приход, обращенный на пользу армии. Фридриху удалось то, чего не
удавалось никому: он посадил на землю даже бродячих цыган; они жили в
колониях и пахали для него землю. А еврейские финансисты, верно служа
Фридриху, обеспечивали устойчивость прусского талера... Угнетенные
австрийцами чехи валом валили в Пруссию; прекрасные строители, они
возводили на пустошах города и крепости, дамбы и плотины.
Никакой "чистоты немецкой расы" не существовало. Говорить о ней - все
равно что спорить над дворняжкой, какой она породы: спаниель или
фокстерьер. Фридрих II, получивший титул "Великого", собрал свою нацию из
ошметков Европы, - это вавилонское скопление онемеченных славян, изгоев
веры, бродяг и ремесленников и стало затем той Германией, на совести
которой лежат две мировые бойни. А потомки тех евреев и цыган, которых
расселял у себя Фридрих, были сожжены в крематориях Освенцима и Майданека
наследниками агрессивной политики Фридриха!
***
Фридрих вернулся во дворец, уже зная, что делать сегодня.
Мокрый плащ волочился за ним по дубовым паркетам. Пинком ноги,
бряцавшей шпорой, король распахнул двери в приемную. Толпа министров и
генералов Пруссии вздернулась при его появлении - как жеребцы,
опрокинувшие коновязь. Ни на кого не глядя, король отделался общим
поклоном... Посередине - стул (для него). И он сел. Трость выкинул перед
собой, тонкие пальцы музыканта обвили вытертый костяной набалдашник.
- Баран.., здесь? - был первый вопрос короля. Втащили на веревке
барана, и король запустил пальцы в его глубокую шерсть, почти чувственно,
как в женские кружева:
- Ого! Вот это шерсть... Отличное будет сукно для мундиров. Отныне
разводить в Пруссии именно испанскую породу. И не следует смеяться над
блеянием глупого животного. По опыту жизни знаю, что один хороший баран
полезнее худого гаулейтера...
Король выслушал рапорты из гарнизонов и доклады министров. Потом
вперед выступил прибывший из Кенигсберга губернатор восточно-прусских
земель Ганс фон Левальд, почтенный старец восьмидесяти двух лет.
- Стул фельдмаршалу! - велел король. Теперь сидели двое - король и
фельдмаршал.
- Рассказывай, старина, - оживился Фридрих. Левальд рассказал, что в
ливонских землях копятся русские войска, за Неманом размещены воинские
магазины. Рубежи Пруссии неспокойны... Король взмахнул тростью, заговорил
с пылом:
- Мне известен способ, как спустить с цепи русского медведя. Но кто
мне скажет - как его посадить обратно на цепь? Самое лучшее: оставить
медведя в берлоге, делая вид, что его никто не замечает. Однако сейчас
зверь зашевелился в своем логове. Господа! - воскликнул король. - Россия
страшная страна, и через полстолетия, верьте мне, мир вздрогнет от ее
величия!
Фридрих умолк, и стало тихо. Только изредка позванивали шпоры
полководцев, стукались об пол низкие ташки кавалеристов, нежно тренькали
шпаги придворных. Король думал... Тишина в Сан-Суси, тишина. Ах, какая
тишина над дремучей болотистой Пруссией, которая досыпает сейчас свои
последние минуты.
- Шверин, - вдруг очнулся король, - что за бумагу, дружок, вы там
комкаете в руке? Дайте ее сюда...
Это было прошение о пенсии вдовы капитана, поднятого на штыки в
Силезской войне. Король вернул бумагу Шверину:
- Мне очень жаль вдову, но вакантной пенсии у меня нет.
- Ваше величество, у нее, несчастной, дочери без приданого.
Король крутил трость в сухих горячих ладонях:
- Шверин, вы умоляете так, будто я уже отказал?
- Но вы сказали, что вакантной пенсии нет.
- Верно. И - не будет. Но... Шверин, вы плохо знаете своего короля. С
сего дня сокращаю свой стол на одно блюдо. В год это даст прибыль в 365
талеров. Пусть вдова и получает их...
Один из гаулейтеров провинции Бранденбург заговорил вдруг, что
состояние дорог в Пруссии столь ужасно, что...
- Перестаньте болтать о дурных дорогах! - закричал король. - Пруссия
окружена врагами. И мне не нужны отличные дороги, по которым бы армии
врагов докатились до Берлина... Нет! Пусть они застрянут в прусской грязи.
А мы будем воевать только на чужой территории, где дороги идеально
устроены!
Фридрих встал.
- А ты сиди, старина, - придержал он Левальда. - Ты принес новость...
Вот и прикроешь мое королевство со стороны Кенигсберга! Шверин, подойди
ближе. Бери двадцать шесть тысяч штыков, ступай в лагерь Кениген-Грец,
оттуда заслонишь Силезию от моей венской кузины. Герцог Бевернский, где
вы? Кажется, пришла пора изучать карты лесов Моравии и Богемии... Судьбы
мира неисповедимы, и как бы не пришлось моей инфантерии шагать по этим
лесам!
Он огляделся. Пламя свечей, коптя, качалось в жирандолях.
- А где же Циттен? Почему я не вижу своего приятеля?
Растолкав придворных, пред королем предстал Циттен, вожак непобедимой
прусской конницы. Маленький. Кривоногий. Хрипатый. Бесстрашный.
Безграмотный. И - умный.
- Мой добрый Циттен, что ты скажешь о русских казаках?
- Не стоят холостого заряда, король.
- А русские кирасиры и гусары?
- Я свистну, король, и они зашатаются в седлах... Фридрих обернулся к
берлинскому губернатору - фельдмаршалу Джемсу Кейту:
- Вот стоит человек, двадцать лет прослуживший под знаменами России.
Он не даст солгать... Каковы русские солдаты?
Подтянутый седовласый Кейт поднял над головой жезл, сверкнувший
дешевыми рубинами.
- Лучше убедиться королю сейчас, что русская армия великолепна,
нежели ждать, когда русская армия переубедит ваше величество в бою! Она
очень хороша, хотя и плохо управляется.
- Да, - согласился король, - она хороша... Но привыкла воевать с
татарами. Я представляю, как она побежит после встречи с правильной
организацией моей армии!
- Король, - отвечал Кейт. - В воле вашего величества бить русских
правильно или не правильно, но русские.., не побегут!
- Даже если их очень сильно побить?
Храбрый Кейт ответил королю дерзким вопросом:
- А разве вы сможете побить русских сильнее, чем их били татары?..
Король с усмешкою на устах удалился. Теперь начиналось самое
интересное.
***
Самое интересное - это шпионаж. Экономя на супах и пиве, король не
жалел денег на разведение шпионов. Главарем прусского шпионажа в Европе
был личный адъютант короля - Христофор Герман Манштейн; этот умный человек
долго служил в России, где был адъютантом Миниха; именно он - Манштейн! -
схватил из теплой постели герцога Бирона, треснул его по зубам и,
связанного, швырнул в коляску... Из русской армии Манштейн дезертировал в
Пруссию; имя его отныне во всех губернских городах России было приколочено
к виселицам палачами.
Когда король вошел в библиотеку, Манштейн был уже здесь; тут же,
возле окна, таилась обтекаемая тень и Финка фон Финкенштейна, этого
интимного друга детства короля.
- Мои добрые друзья, - сказал им Фридрих, - у меня всегда дрожат
пальцы, когда я раскрываю заветный портфель... В самом деле, как приятно,
сидя в тихом Сан-Суси, знать, что думают о тебе в кабинетах Парижа, Вены,
Петербурга... Вот Менцель! - сказал король, показав донесение из Дрездена.
- Личный секретарь польско-саксонского короля Августа Третьего, а
смотрите, как верно мне служит! Теперь глянем, что сообщают русские
друзья. О-о, как их много у меня... И вот письмо моего друга - наследника
российского престола. Кстати, тут пишут, что в России сейчас восстание
башкир. Манштейн, это опасно?
- Укус клопа, - отвечал Манштейн. - Клопа раздавят.
- Опять-таки, - призадумался король, - русские раскольники, которые
Сертаков Виталий
Мацумото Сэйте
Посняков Андрей
Андреев Николай
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия