глаза ему брызнули лучи восходящего солнца. Весь двор был залит слепящим
розовым светом, а тени от сарая, деревьев, частокола забора казались
синими. Над торосами Пролива клубился розовый туман, и сквозь него слабо
просвечивали зябкие холмы Материка.
упустить этот щемяще острый миг счастья, затерять его в суетных мыслях и
заботах.
ли не тысячу лет назад, когда он каждое утро просыпался с таким вот
сильным предчувствием счастья, с готовностью все увидеть вокруг себя,
понять, восхититься и навсегда запомнить. Что это было?
что конец придет, но он был так далек, и еще столько всего произойдет,
пока он приблизится, что его можно было попросту не брать в расчет.
времени, он все чаще вспоминал, песочные часы, виденные им когда-то в
институтском кабинете физики. Вначале песок уходит медленно, он почти не
уменьшается в верхней чаше. Но чем меньше его остается, тем быстрее он
убывает, песок течет уже так стремительно, что ты, кажется, слышишь его
скрежет о стекло, чувствуешь, что он не просто сыплется, а прет вниз,
будто кто-то с силой выдувает оставшиеся песчинки... Примерно то же
происходило с Панюшкиным - отмеренное ему для жизни время убывало
ошарашивающе быстро.
сверкающих инеем поленьев. Они пахли морозом, свежим срезом дерева,
шершавой корой, смолой - они пахли этими местами. Да, если придется ему
когда-нибудь почувствовать этот запах, он наверняка вспомнит морозное
утро, розовую дымку над Проливом, себя самого, продрогшего и счастливого,
вспомнит тишину, наполненную звуками, которые лишь подчеркивали эту
тишину, - крик петуха в Поселке, далекие голоса на пограничной заставе,
слабый рокот самолета над Проливом. Он потерся щекой о столбик крыльца и
услышал слабый звон щетины. И засмеялся, подумав, что похож на старого
кота, который трется изрубцованной мордой о ножку стола.
Даже нет, он не думал о ней, он только помнил, все время помнил, - что
сегодня приезжает Комиссия, может быть, самая важная, самая опасная из
всех, перед которыми он отчитывался в своей жизни.
керамическую кружку, сыпанул на дно щедрую щепоть чая. Накрыв кружку
меховой шапкой, подождал, пока чай прогреется в горячем пару, залил его
кипятком. И улыбнулся довольно, представив, как кипяток насыщается чайным
духом, цветом, его крепостью, бодростью. Когда Панюшкин открыл кружку,
прохладная комната наполнилась знакомым терпким запахом. Пил неторопливо,
громко прихлебывая, лаская взглядом бок кружки, поднимающий пар, солнечный
зайчик на столе. И словно бы сами собой, помимо его воли складывались
строчки отчета, который ему необходимо было написать для Комиссии. Именно
с отчета начнется ее работа. Каждая строка, каждое положение будет
изучено, прощупано, состыковано с Другими положениями, доводами, выводами,
и не дай бог, если обнаружится натяжка, если в его позиции наметится
слабинка. Да что там слабинка, даже неожиданное слово может показаться
ошибочным, резкий довод, глядишь, будет восприниматься вызовом, а слишком
краткое описание-попыткой умолчать о чем-то существенном...
подошел осторожно, мягко. И ручку, старомодную ручку со стальным пером, он
взял не без колебаний, и первые строчки отчета писал медленно,
проговаривая каждое слово, присматриваясь к нему, словно испытывая на
надежность, на верность. Может быть, Панюшкин не столько знал, сколько
чувствовал, что есть слова-изменники. Втершись в доверие, вкравшись в
текст, они поначалу прикидываются своими, готовы взять на себя
ответственность, нагрузку, громче других кричат о себе, о своей
преданности, о своей правильности и безупречности, но стоит присмотреться
к ним повнимательнее, вдуматься в их значение, и начинаешь понимать, что
они разрушают твои доводы, выдают твои слабые места, раскрывают твои
тайны, ставят под сомнение даже самые лучшие и честные твои слова... Чаще
всего такие слова бывают наполнены якобы значительным содержанием,
возвышенными чувствами, они красиво звучат и смотрятся, но Панюшкин не
верил им, за их напыщенностью он видел холодность и пустоту. Он вычеркивал
их безжалостно, даже если это и оголяло его позицию, его мысль, делало ее
простоватой, очевидной. Простоватости он не боялся, а к очевидности
стремился...
выполнялись в строгом соответствии с проектом. За летние месяцы уложено
2506 метров труб в фарватерной части Пролива. Для выполнения этих работ
отряд оснащен самоходными водолазными ботами, буксирными теплоходами,
катамаранами, плашкоутами с установленными на них якорями, лебедками,
электростанциями, грузоподъемными и гидромониторными механизмами. От
Амурского речного пароходства получены в аренду буксирный теплоход и
баржа-площадка, оборудованная тяговой лебедкой и трубоукладчиком. К
завершающему этапу строительства, намеченному на октябрь, была закончена
оснастка всех плавсредств, закреплена на якорях баржа-площадка, проведены
другие организационно-технические мероприятия.
методом протаскивания по дну с западного, материкового берега Пролива и,
таким образом, уложиться в предусмотренные проектом сроки.
ощущая знакомый еще со школы запах фиолетовых чернил, потом медленно
положил ручку и опустил лицо в большие жесткие ладони...
слух определял его опасность и с тревогой вслушивался в звон оконных
стекол. Ветер нашел невидимую щель, и все окно превратилось в сиpeну,
жутковато завывающую при каждом порыве. Потом что-то глухо загремело во
дворе. Выглянув в окно, Панюшкин увидел, что запасы дров, сложенные у
забора, попросту исчезли, а в стороне, над крышей развороченного; будто
раздавленного чьей-то громадной ногой сарая, бились на ветру надорванные
листы железа.
в контору, но телефон не работал. Где-то, оборвались провода. А когда он,
уже одетый, направился к выходу, по стенам комнаты колыхнулись красноватые
тени - в Поселке не проходило, наверно, ни одного тайфуна без пожара.
Ветер раздувал малейшую искру, превращая печи в какие-то адские горнила, в
которых дрова даже не успевали сгорать на колосниках - горящие щепки
выносило в трубу. Маленькими пылающими факелами летели они, поджигая все,
что могло гореть. Выйти Панюшкину удалось не сразунаружная дверь была
намертво вдавлена в раму, она вздрагивала под напором ветра, будто кто-то
громадный и неуклюжий, озлобясь, бил в нее кулаками. Но, когда Панюшкину
удалось чуть приоткрыть дверь, ее тут же рвануло из рук, и она, косо
развернувшись, забилась на оборванных петлях. Панюшкин, не удержавшись,
вывалился на ступеньки.
были видны летящие по воздуху, вырванные ураганом доски. Охваченные огнем,
они проносились над головами людей, как зажигательные снаряды. У
догорающего дома Панюшкина чуть не сшибла громыхающая железная бочка, над
головой неслось дымящееся тряпье, листы фанеры и железа, а огонь уже
прилип к крыше соседнего дома...
все происходящее на берегупустяки. Ну, не оставит Тайфун ни одного дерева,
сорвет крыши у домов, унесет заборы, ну, сожжет десяток домов, пусть даже
десяток-все это ерунда собачая.
собачая. Главное-на Проливе, среди взбесившихся волн, которые еще
несколько часов назад сонно лизали прибрежный песок. Там, среди месива из
воды, песка, спрессованного воздуха, осталась маленькая флотилия, а на
дне-слабый, уязвимый, еще Не уложенный в траншею трубопровод.
отголоски прошлых разговоров, приказов... "Плеть труб под водой
беспомощна... Нет продольной устойчивости... Плотность воды резко
возрастает... Расчеты не отражают положения вещей... При урагане воздух,
насыщенный песком, превращается в наждак... Взбудораженная вода
перемалывает, как бетономешалка..."
энергично, будто занимался чьимито похоронами. Он посылал запросы в порт,
комплектовал спасательные отряды, распределял аварийный запас продуктов,
по радио докладывал обстановку в район, но все его надежды и опасения были
на Проливе. Когда через несколько дней с командой водолазов он вышел на
боте в бурный еще Пролив, презрев вйе инструкции, приказал надеть на себя
водолазные доспехи и соскользнул в мутные волны, и почти в полной темноте,
сдавленный холодной осенней водой, коснулся ногами дна, Панюшкин не знал
размеров катастрофы. На дне он увидел немного, все силы уходили на то,
чтобы удержаться на ногах. Трубопровод лежал на дне безвольно, как дохлое
чудовище. Его изогнутое брюхо скрывалось в темноте. Сделав несколько
шагов, Панюшкин окончательно убедился, что труба отброшена в сторону от
трассы. Он прикинул радиус изгиба, длину уходящего в темноту отрезка трубы
и расслабился. Его тут же подхватило течением. Панюшкин и не пытался
встать на ноги, ожидая, пока натянется трос, соединяющий его с ботом.
шланги, свинчивают круглый колпак...
Что там?
Маккарти Кормак
Роллинс Джеймс
Сертаков Виталий
Никитин Юрий
Прозоров Александр
Апраксина Татьяна