уткнулась одним концом прямо в его глаза, ему и страшно, и хорошо, потому
что эта цветистая, радостная дорога размыкает перед ним самые дальние
горизонты, уносит его в немыслимую высь, и вот уже нет у него глаз, их
выпила радуга, нет его самого, но зато теперь он везде, теперь он и здесь,
и высоко в небе, и на самом дальнем краю земли. Но что же это, что?
погодки, с которыми он с утра до темной ночи пропадал на улице,
белоголовый пятилетний мальчуган, взбрыкивая, слепой от восторга, несся
навстречу солнечному ветру верхом на ореховой палке, а сзади, визжа,
подстегивал ее гибкой хворостиной. Опушка березового леса была не то что
наполнена, а словно налита до краев солнечным светом, воздух от этого был
какой-то золотистый. Отражаясь от ослепительно белых стволов берез,
солнечный свет на легком сухом ветру дробился, разлетался радужными
осколками, было больно смотреть, не прищурив глаз. И Ваську больно глазам,
и он несется по лесу, почти зажмурившись, вслепую, но солнце прорывается и
сквозь веки, белые стволы берез мелькают вперемежку с радужными пятнами
света, и по высокой и сочной майской траве (Ваську чаще всего с головой)
повсюду развешаны большие ярко-синие лесные колокольчики, в упоении жизнью
Васек не щадит их, рубит хворостиной на бегу, и они, переламываясь в
стебле, опадают лиловыми пятнами в густую, сочную зелень.
глазами Осматривается. Он успел забежать довольно далеко, он был в низине,
толсто устланной опавшей прошлогодней листвой с пробивающейся сквозь нее
острой и редкой травой. Солнце тут до земля не доходило, солнечный ветер
вовсю бушевал где-то там, над плотно сомкнувшимися кронами кленов, ясеней,
дубов, а у земли была тишина, и даже ветер сюда не прорывался. Васек
слегка повернул голову, и холодная дрожь сладко облила его с головы до
ног. Вывороченное из земли дерево, судорожно выставившее вверх причудливо
перевитые корни, поначалу показалось ему огромным живым существом, готовым
вот-вот броситься на него. Отец рассказывал, что в лесу водятся и волки, и
дикие кабаны, и даже медведи, вывороченные, вставшие дыбом корни и
показались ему вначале медведем. И тотчас опять пробился в нем голос отца,
что от медведя нельзя убегать, нужно падать и притворяться мертвым, и уже
в следующее мгновение он лежал ничком на земле, и сердце у него бешено
колотилось. Он старался не дышать, но глаз закрыть никак не мог, он совсем
близко видел больших лесных рыжих муравьев, одни из них что-то тащили,
другие, сталкиваясь и узнавая друг друга, шевелили усиками... они были
такими смешными и так похожи на людей, что страх у него прошел, но
ненадолго. Пока он был занят муравьями, он забыл про медведя, но вот
словно что толкнуло его, я он весь обратился в один чуткий и жалкий ком.
Он слышал тяжелые звуки шагов, они все ближе, ближе. "Уф!
жарко дохнул и затем лизнул шершавым и горячим языком. Он почти потерял
сознание, но выдержал и не шевельнулся, правда, пальцы его сами собой
вцепились в мягкую и толстую прель лесной земли, и он всем телом еще
сильнее вжался в нее. Придя в себя, он боязливо приоткрыл один глаз и
сразу же увидел все тех же муравьев-они суетливо и бестолково продолжали
сновать по прошлогодней преющей листве, заглядывая во все уголки, во все
закоулки, что-то отыскивая, о чем-то своем разузнавая. И тогда он
осторожно приподнял голову и теперь ясно увидел, что никакого медведя нет,
а перед ним вывороченное корневище дерева. Он сел и хотел заплакать от
пережитого ужаса, но тотчас вскочил на ноги и с дикой пляской, визжа, стал
хлестать палкой по вывороченным корням, и с них облетала и брызгалась
засохшая старая земля, и ему самому было жутко и весело.
гонялся за какой-то совсем крохотной птичкой, она отлетала от него метра
на три-четыре и ждала, пока он бросится к ней, затем отлетала опять, а под
конец, задорно пискнув, вспорхнула вверх и затерялась в густой листве.
Васек, задрав голову, стал ее разыскивать глазами. Но в это время до него
опять донесся слабый, тревожный голос матери:
мелькал круглой белесой головой на опушке, а мать, сердито выговорив ему и
ставя в пример соседского Андрейку, так спокойно и просидевшего под
ореховым кустом все это время, строго наказала не забредать далеко, затем
она дала ему краюшку вкусного, пахучего хлеба и бутылку топленого молока.
Он жадно принялся есть, а мать продолжала свое дело, срезала нужные ей
березовые ветки и вязала из них веники, что не мешало ей оживленно
переговариваться с другими бабами, занимавшимися тем же, много березовых
веников нужно было заготовить на зиму, любили вырубковские мужики париться
крепко, подолгу, потом, распаренные, красные, как вареные раки,
выскакивали в клубах пара наружу, с лешачьим уханьем и гоготом валились в
снег и вновь торопливо ныряли в жаркое чрево бани. А майская зелень самая
полезная, листва на ветках держится намертво, не скоро ее отхлестаешь, вот
и торопятся бабы наготовить веников именно в мае, выберут момент,
соберутся по трое, по четверо-и в березовый лес, на опушку, туда, где
густыми гривами поднимается подрост, а назад возвращаются с тяжелыми
вязанками готовых веников, развешивают их для просушки на шестах, укрытых
и от дождя и от солнца, на легком сквознячке, и веник сушится постепенно,
исподволь, сохраняя в листьях и в коре всю свою целебную силу и всю
крепость весенней земли и жаркого солнца.
похвалила Андрейку, синеглазого и тихого, ему не нравилось, Андрейка
подсел к нему, стал чтото говорить, но Васек внезапно оттолкнул его и
быстро перебежал под другой куст. Его сильно разморило, и он тут же,
опустившись на мягкий мох под развесистой старой березой, заснул, а когда
открыл глаза, над ним стояла смеющаяся, разрумянившаяся мать и другие
бабы, тетка Анисья, тетка Поля, и все они весело смеялись.
под мышками у нее смешно шевелилось. - Притомился мужик, во!
проворная, все время, казалось, пританцовывающая на месте. - Он за этот
сон на целый вершок подрос! Ох, добрый мужик будет, вы поглядите, какой у
него в коленках-то запас! Вон какая кость выпирает - огра-амадная! А?
колени Васька, и он сам с интересом воззрился на собственные колени, затем
послюнявил палец и стал стирать с ноги проступившую из пореза засохшую
кровь. Все почему-то опять засмеялись, а мать сказала:
плестись же тебе порожнему, и без того весь день пролындал.
покачала головой.
матери набрал. Небось с батькой-то в баню запросишься, а помочь не
хочешь... Ну ладно, я и сама донесу, не бросать же добро.
сына к своей, огромной, но Васек неожиданно резво вскочил.
и скоро все они гуськом, друг за другом, шагали через луг и поле к
поселку, дома Васек заносчиво сказал старшему брату Косте:
Вот! А я себе палец содрал, глянь!
черной кровью, Костя, тоже белоголовый, с большими, растопыренными ушами,
был всего лишь на два года старше брата, он готовился идти на следующий
год в школу, знал все буквы, умел по слогам читать и оттого посматривал на
младшего довольно снисходительно.
сторону, у него была щербатинка, и плевался он очень ловко и далеко, чему
отчаянно завидовали его сверстники. - Палец! А ты знаешь, сколько четыре
на четыре?
топать ею в сыпучую пыль.
свою совершеннейшую независимость..
Съел?
так же внезапно побледнело. - Двадцать! Двадцать!
Двадцать?
Васек и яростно затопал обеими ногами, пыль из-под них брызнула во все
стороны. Костя подскочил к нему, не говоря больше ни слова, с ходу влепил
брату затрещину, тот от неожиданности кувыркнулся в пыль, взвизгнул,
вскочил, и скоро оба брата, сцепившись, катались в пыли и отчаянно, как
попало, молотили друг друга кулаками. И Васек, будучи моложе и слабее,
почти все время ухитрялся быть поверх брата, да еще вдобавок укусил его за
плечо. Выскочила мать, растащила братьев, влепив одному и другому
несколько увесистых шлепков.
ореховую палку, на которой Васек любил, гикая, носиться по поселку, братья
брызнули в разные стороны. Мать трясла палкой, делая сердитое лицо, но
долго не выдержала, рассмеялась.
вон уже истопил, а вы тут все дуроломите! А ну, давай живо, батька ждет.
Исподнее чистое на лавке...
Володихин Дмитрий
Бажанов Олег
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Распопов Дмитрий