что-либо сообразить, экипаж остановился у хаты.
строго:
Бегаешь по дороге и валяешься в пыли с какой-то грязной девчонкой и свиньей!
Отправляйся-ка домой! Я скоро вернусь и тогда с тобой поговорю. Никогда не
думал, что ты способна так сильно огорчить отца!
страха Анельку.
удалявшейся коляске, за которой со всех ног погнался Карусик.
здорово влетит за то, что я пришла сюда.
Следом за ней помчался Карусик, а за ними обоими двинулась Магда.
крайней мере узнать, что будет с ее новой подругой. С опаской подошла она к
забору и, приложив палец к губам, то прислушивалась, то осторожно
заглядывала в сад. Но войти туда у нее не хватало смелости.
расстегнутой на груди рубахе. Он стоял, засунув обе руки за пазуху, и
поглядывал то в сторону скрывшегося уже из виду экипажа, то на ограду парка,
за которой исчезла Анелька, то на крыши и трубы усадьбы.
хату.
целых два огорчения: во-первых, она рассердила отца, которого так редко
видела, во-вторых, сильно расстроила гувернантку.
непременно будет с ним заодно, мама заболеет еще сильнее...
страх. Как бы это подготовить маму к надвигающейся буре?
ладони, и стала следить, что там происходит.
застекленной террасе уже нет, а панна Валентина у себя в мансарде. В саду не
было ни души, только со двора, за домом, доносился крикливый голос
Кивальской, кудахтанье кур да жалобный крик павлина: "А-а-а-х!.. А-а-а-х!.."
смотрела в сад. Потом ненадолго исчезла в глубине комнаты и, вернувшись к
окну, стала крошить хлеб на выступ крыши. Скоро сюда прилетел воробей,
следом за ним еще несколько, и все они с веселым чириканьем накинулись на
крошки.
делала каждый день, всегда под вечер, словно опасаясь, как бы ее кто-нибудь
не увидел.
Неизвестно почему, она решила, что раз панна Валентина проявила такую заботу
о птицах, то, возможно, и отец будет великодушен к ней. "Странная логика у
такой большой девочки", - не преминула бы сказать гувернантка.
арендовавшего у него корчму.
поздоровался с ней, поцеловал Юзека и чуть живую от страха Анельку.
Казалось, он совсем забыл о встрече с дочерью на дороге.
сердце колотится, всего боюсь, аппетит пропал, живу на одном солодовом
экстракте...
только вредят, - сказал пан Ян, идя к двери. - А как Анелька - хорошо
учится? Здорова? Или вы у нее тоже отыскали какой-нибудь недуг? - на ходу
спрашивал он.
воскликнула пани Матильда. - Мне так много нужно тебе сказать... Я хочу в
июле или августе непременно поехать к Халубинскому, так как чувствую, что
только он один может...
еще поговорим с тобой об этом, а сейчас мне нужно уладить кое-какие дела, -
нетерпеливо сказал отец и вышел из комнаты.
занимается делами, а им конца краю нет. А я больна, Юзек болен, хозяйство
расстроено, какие-то чужие люди неизвестно почему осматривают имение. О, как
я несчастна! Все глаза выплакала!.. Joseph, mon enfant, veux-tu dormir?**
нисколько не уменьшили ее любви к отцу. Напротив, сейчас она еще больше
любила его, потому что решила, что за сегодняшнюю провинность он хочет
наказать ее без свидетелей. Поэтому-то он, должно быть, и поздоровался с ней
так, как будто ничего не случилось, и ушел к себе в кабинет.
Анелька. - Пойду-ка я лучше сама и подожду там, а то, чего доброго, мама еще
догадается".
поближе к кабинету отца. Несколько раз прошлась под открытым окном, но ни
отец, ни Шмуль не обратили на нее внимания. Тогда она решила подождать и ни
жива ни мертва села на камень у стены.
примостился на простом стуле, поставленном специально для него возле двери.
солнца, а солнце вокруг земли?..
прощения, ясновельможный пан, вы, наверное, не за тем пригласили меня
сюда?..
рублей, они мне нужны завтра утром.
оба молча смотрели друг на друга: помещик как будто хотел убедиться, что в
бледном лице, черных живых глазах и во всей щуплой, слегка сутулой фигуре
еврея не произошло никаких перемен; еврей, казалось, любовался роскошной
русой бородой помещика, его мощным сложением, изяществом манер и
классическими чертами лица. Впрочем, оба уже тысячу раз имели возможность
убедиться, что каждый из них являлся образцовым представителем своей расы,
но это ничуть не меняло положения.
в вашем пруду выудишь осетра, чем в целой округе хоть одну сторублевку. Мы
дочиста все подобрали, так что теперь тот, кто не прочь вам дать, сам ничего
не имеет, а у кого есть, тот не даст.
обеспечения у нас нету, а без него нам никто в долг не даст.
я не сегодня-завтра продам лес и получу остальные десять тысяч.
задатку, а между тем переговоры с мужиками насчет сервитутов подвигаются
туго.