из санатория и с полным сознанием того, что делает, начинает пить, курит, -
особенно если наблюдается улучшение, - лишь бы не лишиться этих привилегий.
Он уже привык к ним, не может без них.
Но не станете же вы отрицать, что деревня у нас находится на несколько
привилегированном положении. Машины мы ей продаем по заниженным ценам, хлеб
покупаем по повышенным, и она со своей деревенской хитростью и
расчетливостью уже давно поняла, что решать все свои проблемы своими силами
ей невыгодно. Хотя, очевидно, могла бы. Она отлично знает, что на уборку из
города пришлют машины, людей, надо будет - государство опять даст деньги.
остаются, - отвечает ему Геннадий Иванович, и человек в белой майке,
соглашаясь, неохотно кивает. - Правильно вы говорите: хлеб мы все едим, но с
каждого надо спрашивать за тот участок, за который ему поручено отвечать, по
всей строгости. С нас тоже спрашивают. А с деревней мы почему-то позволяем
себе заигрывать, будто она в другом государстве. Торгуемся с ней.
полковник, но в его спокойном голосе слышно - нет, не приказание - а всего
только вежливое и тем не менее настоятельное желание, чтобы этот надоевший
ему спор заканчивали.
причинах ее отставания, - не сразу сдается Геннадий Иванович. - Я считаю,
что мы сами в этом виноваты. Сейчас это положение начинают понимать. В
некоторых местах отказались от посылки горожан в деревню, и выяснилось, что
она прекрасно обходится своими силами.
себе зря голову ломать? - добродушно щурясь, но по-прежнему твердо говорит
полковник. - Давайте найдем себе дело по силам. К примеру, преферанс.
чем. Пассажиры мы или Совет Министров? - Он окликает Кузьму:
Геннадия Ивановича сияет довольная улыбка; громкий и легкий, похожий на звук
мотоциклетного мотора, смех человека в белой майке разносится по всему
вагону. Полковник, отсмеявшись, хлопает Кузьму по плечу:
сыграем в следующий раз... Придется вам опять идти за своим товарищем, -
говорит полковник человеку в белой майке. Тот, вскакивая, козыряет:
Геннадий Иванович спокойно лежит на своем месте. Человек в белой майке
надевает пиджак, стягивает его на животе пуговицей и, дурачась, начинает
чесать нос, а сам поглядывает на Геннадия Ивановича:
перерыв.
коридора доносится его голос:
на полковника. Полковник показывает ей на Геннадия Ивановича. Геннадий
Иванович совсем не просящим, твердым голосом говорит:
теперь хотим вас попросить об одолжении. - Он протягивает ей деньги. -
Бутылочку коньяку, если вы ничего не имеете против. Вы там человек свой, вам
дадут.
коридор, но, ничего не решив, снова принимается ругать себя за то, что взял
билет в мягкий вагон.
проводница, и начнется. Корчит из себя барыню, а сама такого же
роду-племени, как и он, ничем не лучше. Только работа другая. Вот что -
работа делает с человеком.
Геннадий Иванович наблюдает за ним. Кузьме опять становится не по себе, в
нем поднимается не то злость, не то робость. , -
думает он. Рядом стоят блестящие хромовые сапоги полковника, и Кузьма скорей
заталкивает свои под скамью и в носках выходит в коридор. .
потом голосов сразу становится много - это человек в белой майке привел
преферансиста. Они смеются, называют какие-то цифры, затем в наступившей
тишине до Кузьмы доносится знакомое побулькивание, и кто-то от души крякает.
воздуху, как по реке в половодье, несет мусор. Маленькие поселки в
пять-шесть домиков вдоль дороги отстоят друг от друга недалеко, будто это
ветром разнесло какую-то большую станцию. Даже из вагона видно, как сильно
раскачиваются провода, и, кажется, слышно, как они гудят, - натужно, из
последних сил, мечтая оторваться и замолчать.
оборачивается. - Послушай, а что, если мы тебе предложим обменяться вагонами
вот с товарищем? - Человек в белой майке показывает на преферансиста. - Он
вот тут рядом едет, в купейном, а у нас, видишь ли, выявились общие
интересы, хотелось бы вместе.
преферансист.
так, блажь в голову пришла, думаем, может, засидимся, а тебе отдыхать надо
будет.
что согласится. Теперь осталось только договориться с девушками. А к нам,
если хочешь, будешь в гости приходить, - говорит он Кузьме. - Это вот рядом,
в соседнем вагоне. Сейчас мы все устроим.
хватается за рукав фуфайки и стягивает ее вниз. Потом поднимает с пола
сумку. Вот он и готов. Обмен так обмен - ему действительно все равно. Лишь
бы ехать. Если бы еще обменяться на общий вагон, было бы совсем хорошо. Кто
знает - может, там и предложат.
объявлением, что магазин закрыт на учет, с дверей так и не сняли; люди,
завидев бумажку, шли к ней, поднимались ради нее на высокое крыльцо и
подолгу читали. Надо бы сорвать бумажку, но ее не срывали - опасались
навредить Марии: пусть уж, пока Кузьма ищет деньги, считается, что учет не
кончился, чтобы обмануть этим Мариину судьбу.
Еще надо благодарить бога, что до войны был живой Илья Иннокентьевич, он
проработал в магазине без малого десять лет, и ничего. Но Илью
Иннокентьевича не надо было учить, как торговать: у его отца раньше была
своя лавка, которая потом перешла к нему, и он за прилавком привык стоять с
малолетства.
пострадала переселенка Маруся, над которой деревня подсмеивалась за ее
хохлацкий выговор, но которую любила и жалела за ее бедовость, за то, что
видела своими глазами войну и кое-как спаслась от нее с двумя ребятишками.
Маруся лучше многих деревенских понимала в грамоте и все же не убереглась.
Сейчас уж никто не помнит, какая у нее была недостача. Марусе дали пять лет,
ребятишек ее отправили в детдом, и что со всеми с ними сталось, больше в
деревне не слыхали.
и выкрутился, сказав, что держал свои деньги вместе с магазинскими. Сначала
ему не поверили и даже увезли его в район, но он стоял на своем, и его в
конце концов отпустили, хотя в магазине работать не позволили. Но он бы туда
и сам ни за какие пряники больше не пошел, с тех пор он говорит об этом при
каждом удобном случае.
выгнали за что-то из раймага и направили сюда. Роза работала не по часам, а
по охоте: захочет - откроет магазин, не захочет - не откроет. На выходные и
на праздники она уезжала к себе в район и не показывалась по три дня, а
потом привезет с собой какую-нибудь мелочишку и говорит, что получала товар
- попробуй докажи, что она гуляла. В деревне ее не любили, но и она тоже не
скрывала, что этот магазин и эта деревня ей нужны, как собаке пятая нога, и
не один раз собиралась уезжать, но ее не отпускали, потому что работать было
некому. Из Александровского, из училища механизации, к ней часто
наведывались ребята, и тогда начиналась гулянка; ребята-то, наверно, и
Сертаков Виталий
Суворов Виктор
Махров Алексей
Орлов Алекс
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия