Чтение 6–й страницы книги ~Либретто для жонглера~

Она присела рядом со мной и зачем-то поправила покрывало, и я потянулся к ней, и мы встретились губами. И только тогда мы поняли, наконец, что мы вместе. Навсегда.

Спавший мужчина застонал и, натягивая на голову измятую простынь, беспокойно заворочался. Элисса спросила шепотом: "Кто это?"

- Он сюда жить пришел, - прошептал я.

- А мы?

- А мы сейчас встанем, тихонько выйдем, оденемся и уйдем.

- Мы больше не будем жить здесь? - и снова ее губы.

Мы тихонько вышли из комнаты в коридор. Я открыл дверь. Мы вышли из квартиры, и замок защелкнулся. И мы ушли.

А ключи я оставил под зеркалом в прихожей.

Две цитаты из Борхеса

- Входи, - сказал я, пропуская Элиссу вперед. - Выключатель слева.

Она включила свет.

Я вошел за ней. Она оглядывалась по сторонам.

- Это наша новая квартира, - сказал я. - Высокие потолки, правда?

Она кивнула.

- Шикарная квартира. Досталась нам почти даром. Пойдем в гостиную.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мы быстро договорились, что приготовить на ужин.

Потом мы стояли у открытого окна, созерцая ночную панораму набережной: имперские бастионы зданий, сверкающие башни высоток, огоньки машин.

Элисса сказала: "А ведь кто-то жил здесь в те годы, для кого-то все это строилось".

- Эпоха в стиле ампир, - сказал я. - Подражание Ришелье, но невысокого уровня.

- Наверное, мы все упрощаем, - сказала она, - Ведь люди жили.

- Ох уж мне эта ностальгия, - вздохнул я. - Возвышенная грусть ночных парков классицизма, белые колоннады, опушенные снегом ветви, фонари, сигнальные огни вокзалов, гудки поездов... "повсюду чаши со святой водой, темно, блаженство этих мест - особая радость расставаний, отречения и тех, кто спит". Кстати, подойди к книжной полке. Ну подойди же.

Она подошла.

- Возьми Борхеса. Новелла о воине и пленнице.

Элисса стала искать.

- Нашла? Вторая страница. Что там сказано о монгольских завоевателях Китая?

Элисса провела пальцем по странице сверху вниз.

- Что они... "Мелькнула мысль о монгольских всадниках, собиравшихся превратить Китай в бескрайние пастбища и состарившихся в городах, которые некогда они намеревались разрушить..." И что это значит?

- А теперь здесь будем жить мы, - сказал я. - Мы всегда возвращаемся. Когда-нибудь мы возвращаемся в свои города.

Она положила книгу на подоконник. Она смотрела в окно.

Чтобы переменить обстановку, иногда достаточно просто выключить свет.

На пустынном берегу моря вблизи города Александрия лежал полый ствол поваленного дерева, - сердцевина его сгнила, и в полости поселился отшельник. И однажды к нему пришли люди и просили продать им его жилище. Когда же отшельник ответил им отказом, они пригрозили, что отнимут у него это дерево силой.

- Для чего вам это нужно? - спросил отшельник.

- Мы сделаем из этого дерева доски, - отвечали люди.

- А для чего вам доски?

- Мы сделаем из них бочку.

- Хорошо, - согласился отшельник. - Я отдам вам его. Но с одним условием. В городе у меня есть друзья, продайте им готовую бочку, и пусть они доставят ее сюда. Расскажите им, как было дело, - и он сказал им, где найти его друзей.

И эти люди согласились и, забрав дерево, ушли.

Прошло некоторое время, и они вернулись, катя перед собой бочку, и оставили ее отшельнику. И он поселился в ней.

- Изменить форму бутылки, еще не значит изменить ее содержимое, - говаривал Хитроумный Венецианец, большой знаток и тонкий ценитель классических вин.

- Но между нами говоря, - заметил Скарамуш. - Форма тоже кое-что значит.

"С удовольствием остался бы у вас подольше, но увы!" - он развел руками. -"Государственные дела..."

- Я поймал его в подъезде, - сообщил Людовик, втаскивая Скарамуша за собой в прихожую. - Как грохочут эти лифты!

- И правда, ваше величество, - сказала Элисса, появившись со стороны кухни.

Людовик отпустил Скарамуша.

- Я рад, что вы вернулись. Однако, куда же вы уезжали так надолго?

- Государственные дела, - улыбнулась Элисса.

- Ай-яй-яй, - покачал головой Людовик. - Стоит мне куда-нибудь отлучиться, как все срочно начинают заниматься государственными делами!

Он вошел в гостиную.

- Наконец-то вы устроились по-человечески, - заметил он одобрительно. - Кто это сказал? - бросил он, обернувшись к дверям.

- С позволения вашего величества, - елейным голосом протянул Скарамуш. - Так сказал император Нерон, когда выстроил дворец величиной с город, и сказал он это о себе.

- Вот как, - сказал Людовик. - Но все равно верно.

- Я знаю, - сказал Людовик. - Меня считают плохим правителем.

- Что вы, ваше величество! - воскликнула Элисса.

- Вас вовсе не считают правителем, - радостно добавил Скарамуш.

Людовик одной рукой изобразил жест, пресекающий возражения, а другой одернул Скарамуша.

- Но каждый раз, - продолжал Людовик, - когда какой-нибудь из моих министров приходит ко мне с очередным проектом и говорит: "Это осчастливит нацию", - я вспоминаю историю халифа Юсуфа. Вы, конечно, знаете ее.

- Да, сир, - сказал я.

- Нет! - запротестовала Элисса.

- Халиф этот, - с готовностью принялся рассказывать Скарамуш, - пожелал истребить в своих подданных страх. Всякого, кого он подозревал в боязни, он отдавал в руки палача, и многие знатные и простые горожане - купцы, вельможи, воины, а то и вовсе незаметные люди, - были казнены по его приказанию. В результате подданные халифа стали панически бояться, что их заподозрят в страхе, и ужас этот был так велик, что вошел в фольклор.

- И даже историки, - добавил я, - эти мастера замалчивать упоминают о нем.

- Между прочим, - сказал Людовик. - Что же все-таки погубило Наполеона, история или историки?

- По-моему, - заметил Скарамуш. - Его погубила зима.

Однажды ты проснешься знаменитым

В тот вечер Людовик был против обыкновения задумчив и даже меланхоличен, и я не мог понять причины такого его умонастроения, пока он не нарушил молчание и не объяснил его сам.

- Вам никогда не приходило в голову, что Мерлин, действительно, видел то, о чем говорил? - спросил он.

Я понял, что он имеет в виду нечто большее, чем битва драконов, и все же сказал: "Вот вам картина распределения ролей. Красный и белый драконы сидят за столом и, потягивая кларет, играют в карты".

Людовик покачал головой.

- Дело не в том, какая выпадет карта, а в том, что у каждой карты свои свойства, и известно нам о них не больше чем об этрусках. Что мы знаем о том, кто мы есть?

Он показал мне карту.

- Вот лицо короля. Из какой он династии? Вы можете сказать?

- Среди рисунков Фламеля есть изображение короля. Бесстрастное лицо и занесенный для удара меч. Это всего лишь символ. Подобный портретам римских тетрархов.

- Всего лишь символ, - выдохнул король.

Наши голоса - лишь отзвуки движений, происходящих в мире, закрытом для наших глаз и недоступном нашему разуму. Невидимые нити прочнее наших лент и цепей, и мы никогда не знаем, каким будет рассвет нового дня. Мы задуваем свечу, и в темноте, погрузившись в недра постели, мы закрываем глаза.

- Как в шахматной партии, - сказал я. - Когда она закончена, можно взять список и, изучив его, ясно увидеть, что всякий из последующих ходов связан со всяким предыдущим. Вот ход конем, вот ход королевой, а через двенадцать ходов конь потерян. Но он не может ходить, как ходит ладья. И он обречен.

И какой-нибудь отшельник в своей келье однажды увидит картину падений и возвышений, гибели, разрушения, величия и преступлений и, потрясенный, запечатает свои уста семью печатями, а люди в Парламенте и в Тронном зале, люди, скачущие на лошадях и трубящие в трубы, люди, пришедшие в сопровождении свиты, и пришедшие в свите, ничего не знают об этом. Они рассчитывают в уме ходы, которые им надлежит сделать в ответ на ходы противников, и им кажется, что их игра целиком в их руках. И они не видят тех нитей, которыми все они связаны.

- Довольно хандры! - заявил Людовик. - Эй, Скарамуш, ты заснул что ли? Неужели у тебя не найдется ни одной истории, приличествующей случаю!

- Быть того не может! - воскликнул Скарамуш. - История с бильярдом.

Ротмистр Струдель был известен как первоклассный игрок в бильярд. Однажды он так разделал адмирала Нахамилова, что тот проиграл ему весь императорский флот, что незамедлительно было доведено до сведения монарха. Разгневанный император приказал объявить адмирала негодяем и разжаловать его в юнги. Ротмистр Струдель был арестован и заточен в тюрьму до окончательного выяснения обстоятельств дела. Вскоре, однако, императорским указом ему была дарована жизнь и чин адмирала, в каковом он и отправился выигрывать морские сражения. Так игра тасует карты человеческих судеб.

Black Bird Fly

Мы слушали "Битлз" - "Black Bird Fly". Когда песня закончилась, Скарамуш сказал: "А вы знаете, что эта песня некогда спасла жизнь принцу Сигизмунду?"

- Как! - воскликнул я, выключив магнитофон. - Но ведь принц был казнен!

- Так пишут в некомпетентных источниках, на деле же все было несколько иначе.

В королевском саду жила редкостная птица - настолько редкая, что никто не знал, как она называется, и чем ее следует кормить. Ее изловили рыбаки в зарослях тростника и принесли королю в надежде на то, что он купит у них эту диковинку за большие деньги. Птице подрезали крылья и отпустили ее в сад. Между тем, принц обожал разбирать древние манускрипты, - ему привозили их из разных стран - из Индии, Китая, Италии и даже России. При виде каждого нового присланного ему текста принц хлопал в ладоши от радости и, не теряя времени, приступал к изучению еще одного языка. Он готов был на любые труды, только бы разобрать эти тексты, а это были летописи, книги алхимиков, рассказы путешественников и описания чудес всех земель мира, поэмы, трактаты по философии и многое другое, что достойно было украсить библиотеку принца, в то время как на полке в супермаркете было бы не в своей тарелке и выглядело бы чересчур эксцентрично. И вот, в одном из текстов принц нашел подробнейшее описание драконов вкупе с рассказами о самых прославленных из них, а также любопытными сведениями о том, где они обитают, и каковы их повадки. В тексте были и рисунки, сделанные тушью. На одном из этих рисунков Сигизмунд узнал несчастного пленника королевского сада, который, как оказалось, был вовсе не птицей, а детенышем дракона.

С этого дня дракон и Сигизмунд подружились, и принц унес дракона из сада и отнес в место, которое знал только он один, и там он играл на флейте, а дракон учился летать. Принц читал ему трактат о драконах и даже разработал для него особую систему упражнений, основанную на практике древнейших школ. А когда дракон от усталости уже не мог пошевелиться и без сил падал на траву, они жевали засахаренные фрукты, включали магнитофон и слушали музыку. Больше всего дракону нравилась песня "Black Bird Fly" из альбома "The Beatles".

Прошло время, и однажды принц Сигизмунд попал в плен к врагам отечества, которые не долго думая, решили его расстрелять. Они спросили, каково будет последнее желание приговоренного принца, и Сигизмунд сказал, что перед смертью хочет послушать битлов, ту самую песню, которая так нравилась его другу. Он слушал ее и думал: "Пока звучит эта музыка, я буду жить, и когда она умолкнет, моя жизнь оборвется".

Но случилось иначе. На звуки песни прилетел дракон, сумевший-таки победить свою немощь, и унес принца на своей спине, а куда, никто не знает, ведь о том, где живет этот дракон, знал только сам принц Сигизмунд.

- Как интересно, - сказала Элисса. - И как здорово, что дракон оказался поблизости и успел спасти своего друга.

- Он услышал любимую песню и устремился на ее звуки. Что же до драконов, то каких только небылиц о них не рассказывают. Говорят, например, что дракон, обитавший в королевстве Тептирапташа, будто бы опустошал поля и грабил жителей. Совершеннейшая клевета. Дракон этот отличался мирным и кротким нравом, сторонился людей, жил уединенно и любил почитать в одиночестве и тишине. Его даже прозвали Дракон-отшельник. Он возделывал свой собственный огород, мясо же вовсе не употреблял в пищу.

- И тем не менее, он погубил многих славных рыцарей, - возразил я.

- Если уж быть точным, то погубил их вовсе не он, а король. Рыцари эти сватались к принцессе, и король, не желая выдавать ее ни за кого из них и боясь ответить отказом, давал им задание убить дракона, который якобы опустошает его земли. Он знал, что дракон этот очень силен, и едва ли найдется кто-нибудь, кто сумеет убить его, поэтому чувствовал себя весьма уверенно. Дракону же приходилось сражаться, чтобы спасти свою жизнь. А что еще ему оставалось делать?

- Но ведь существовал договор...

- Ни один из летописцев, насколько мне известно, не видел этого договора в глаза. Но даже, если он и существовал, то что в нем было записано? Только лишь то, что дракон обязуется не опустошать земель королевства. Но разве в этом содержится хоть какое-нибудь указание на то, что он опустошал их в прошлом? Если вы обязуетесь не разглашать государственную тайну, то это вовсе не значит, что прежде вы только тем и занимались, что разглашали государственные тайны. Нельзя забывать, что король был до крайности недоверчив и верил только бумаге, скрепленной печатью, и не какой-нибудь, а его собственной. И все же Тептирапташ сумел провести его.

- Я слышала историю Тептирапташа, но кто такой принц Сигизмунд? - спросила меня Элисса.

- Я мало, что знаю о нем, - сказал я. - Только то, что он играл на флейте, лучше чем Фридрих Великий, на скрипке - лучше, чем Петр III, а в шахматы - лучше, чем Карл ХII, завоевательских войн не вел и в плен попал чисто случайно. Враги отечества так и не придумали, что им потребовать за него в качестве выкупа, и потому просто решили его расстрелять. Что они, якобы, и сделали.

- Наверное, историки не решились упомянуть о драконе и написать о том, что произошло в действительности, из боязни, что их труд не будет похож на науку.

- Валери все равно разоблачил их, - сказал я. - Мне же они давно надоели. Пишут про всякую муру, а то, что действительно интересно, всегда упускают или замалчивают. Они почти никогда не знают, что же произошло на самом деле, подлинные события им неизвестны. Все, что они умеют, это строить домыслы и искажать факты, и если это искусство, то это искусство лгать.

Мне не нужно помнить, чтобы знать это

Это произошло внезапно и так странно. Я услышал слова, не успевшие еще одеться в грамматику, и много раз повторялись они на разных языках у многих народов, но то, что услышал я, не было речью.

И теперь я знаю о том, что написано в книгах, число которых таково, что человеку не хватило бы жизни, чтобы прочитать их, и дети его не прочтут и половины того, что не успел прочитать он, и много сменится поколений, а море останется в своих берегах.

Я увидел действие, не успевшее еще обрядиться в театральные формы, и стихи не прозвучали еще с подмостков, но я слышал оперу.

Мысль шествует, опережая слова, и с каждым из людей говорит она на языке, который он разумеет.

Я умею написать книги, которые никогда не читал, и мне говорят: "Здесь какой-то фокус".

Мне нравится разыгрывать своих друзей и знакомых, и я не знаю, зачем я раскрываю свою тайну.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

A Great Pretender

Летом лес обманывает нас, смеется каждым деревом, играет с нами, и мы идем к нему, жмурясь от солнца, это так весело, играть, зажмурив глаза, и дышать запахами трав.

Осенью лес раскрывает нам летние тайны, и мы умиротворены, теперь мы знаем разгадку. Он отвечает на все вопросы, что мы задавали летом, и мы верим ему.

И только зимой, долгой ночью зимы, мы понимаем, что Великий Мистификатор вновь обманул нас, и с нетерпением ждем весны, чтобы вновь искать разгадку его тайн. Мы возвращаемся снова, и лес встречает нас весело, радуясь, что замысел его удался. Какой он хитрый!

- Пойдем, посмотрим, какой обман он уготовил нам на этот раз.

- И правда, - сказала Элисса. - Ведь уже осень.

- И к тому же, прелестная погода.

И мы отправились гулять.

Когда мы проходили мимо церкви, я сказал: "Подойдем".

Нет, дальше не нужно. Посидим здесь, на этом красивом холме.

И мы сидели и смотрели на то, что не увидишь вблизи, а потом я сказал: "Лето кончилось, тебе не кажется?"

- И королева меняет свою резиденцию? - сказала Элисса.

- Да, - сказал я. - Навестим ее?

- А где она будет теперь?

- Летний дворец императрицы - зимняя резиденция Королевы.

- Какая прелесть! - захлопала в ладоши Элисса. - Значит, Царское Село?