Чтение 6–й страницы книги ~Тютюнин против ЦРУ~

Стоявший возле него хулиган отпрыгнул так, будто его ужалила оса.

- Митюковский рынок на другой линии, - сообщила сопровождавшая десятилетнего внука бабушка. Конопатый мальчик самозабвенно ковырял в носу и внимательно следил за уличным представлением.

Заметив, что оправившийся после испуга хулиган снова собирается пристать к "ботанику", мальчуган откашлялся и сказал:

- На твоем месте, браток, я бы отошел от него подальше.

- Это почему? - удивился тот, с интересом уставившись на малолетнего советчика.

- Потому что у него может быть СПИД.

- Да-а? А с чего ты взял?

- Все признаки налицо. Бледность, круги под глазами, сачок в руках.

Подавленный такой информированностью мальчишки, хулиган попятился и быстро отступил к своему товарищу.

- СПИД - чума двадцать первого века, - произнесла бабушка умного мальчика и вздохнула.

- Ба, ты достала уже, - скривился тот.

- Молчу, Саша, молчу.

Подъехал длинный автобус, и в него погрузились все стоявшие на остановке. Все, кроме "ботаника".

Автобус поехал по маршруту, а человек с сачком отправился пешком, приговаривая: "колбаска, колбаска".

Посматривая на названия улиц, он уверенно поворачивал, проходил через дворы и не замечал рычавших на него собак. Наконец, остановившись перед нужной многоэтажкой, "ботаник" отсчитал указанный в адресе подъезд и счастливо улыбнулся.

- Колбаска, - произнес он, а затем, подумав, добавил: - Сергей Тютюнин... Тютюнин Сергей...

Всю дорогу до работы Сергей опаздывал, однако прибежал во "Втормехпошив" вовремя.

У входа в приемку он приметил длинный черный автомобиль, однако не придал этому значения, поскольку в этом же здании, но в соседнем подъезде располагалось "пип-шоу" и туда часто подъезжали шикарные авто.

Что такое "пип-шоу", Серега не знал, однако пойти и посмотреть не мог из-за слишком высоких цен.

Оказавшись в родной приемке, Тютюнин переоделся, нацепил клетчатые нарукавники и прислушался. Странное дело. Обычно приходившие с утра женщины бурно обсуждали в коридоре все новости минувших выходных, а тут - полная тишина, прерывавшаяся какими-то размеренными звуками.

До открытия приемки оставалось еще минут пятнадцать. Сергей вышел в коридор, чтобы найти источник звука.

В коридоре звуки были отчетливее, однако и теперь Сергей не разобрался в их природе. Двигаясь вдоль стены, он достиг дверей директорского кабинета. Вне всякого сомнения, звуки исходили оттуда. Сергей тихо вошел в приемную.

Место секретарши пустовало - избалованная начальником Елена Васильевна появлялась не раньше одиннадцати.

Осторожно приоткрыв следующую дверь, Сергей стал свидетелем удивительной картины. Борис Львович Штерн висел словно на дыбе, прихваченный за руки огромным стриженым детиной, в то время как другой, такой же здоровенный, парень короткими размеренными тычками бил директора в живот.

Чуть в стороне, прислонившись к стене, стоял щеголь со злым лицом - именно он руководил всей этой экзекуцией.

- Пойми, Шпак, ты не должен обманывать Казимира Куклинского. Этим ты сделал мне больно, и теперь я тебе тоже сделаю больно.

- Я... не... Шпак... Я Штерн, - мужественно хрипел директор и тут же получал под ребра новые тычки.

- Ты, Шпак, думал, что продашь мне фуфло за четыре тыщонцы дуляров и я не замечу капроновой подкладки? Думаешь, Куклинский тупой и не знает, что при царе Иване не было капрона? Думаешь, я про то не вем, Шпак?

- Извините, - подал голос Серега, поняв, что директора нужно выручать.

- Цо то есть? - брезгливо указав на Серегу, спросил Куклинский. - Цо пану долега?

- Извините еще раз, - Тютюнин вошел в кабинет и глупо улыбнулся, - там кто-то ОМОН вызвал, я пришел спросить - это не вы?

- ОМОН?! - Руководитель избиения одернул дорогой пиджак и кивнул своим гориллам, чтобы те выходили. Несчастного Штерна отпустили, и он повалился на пол. Уже уходя, Куклинский остановился на пороге и, позволив себе злую ухмылку, сказал:

- До видзеня, Панове.

- Борис Львович! - Серега подбежал к директору и помог ему подняться. Штерн скривился от боли и закашлялся. - Что это за люди, Борис Львович?

- Король... король туалетной бумаги Казимир Куклинский... Мы ему доху продали...

- Вы садитесь, Борис Львович.

Тютюнин помог директору сесть и налил в стакан воды. Штерн сделал несколько глотков и, наконец вздохнув, стал ощупывать ребра.

- Вроде ничего не сломали... Теперь нужно Турбинова найти. Он мне за все ответит.

Однако Турбинова искать не пришлось. Он появился в кабинете тотчас, довольный, дышащий вчерашним перегаром и с огромной свежей шишкой на лбу.

- Привет всем! - бодро произнес он и, дотронувшись до лба, сообщил: - Только что с клиентом во дворе столкнулся... Поговорили немного... Недовольны они, Борис Львович.

- Я уже знаю, - мрачно заметил Штерн.

- Спрашивают, почему трехсотлетняя доха имеет капроновую подкладку...

- А ты чего сказал?

- Я гений, Борис Львович! Я сказал, что настоящая подкладка из китайского шелка в настоящее время реставрируется в Эрмитаже.

- И они поверили?

- Поверили! - радостно закивал Турбинов. - Говорят меж собой, чего, дескать, зря какому-то Шпаку печенки поотбивали! Вы представляете, как весело, Борис Львович? Кому-то из-за нас перепало!

Больше не в силах сдерживаться, рычащий Штерн схватил мраморную пепельницу и метнул ее в голову Турбинова.

Послышал удар и грохот разлетавшихся кусков мрамора. А после этого удивленный голос Турбинова:

- Че... Че-то я не понял...

В одиннадцать часов на работу явилась секретарша Елена Васильевна. Она очень удивилась, застав в кабинете директора кроме самого Штерна еще двух сотрудников - Тютюнина и Турбинова. У последнего была забинтована голова и подбиты оба глаза, однако это не мешало ему с энтузиазмом прихлебывать с блюдечка растворимый кофе.

- Ой, здравствуйте! У вас совещание, Борис Львович?

- Да нет, просто небольшой перерыв.

- А я посмотрите что принесла! - похвасталась секретарша и стала разворачивать большой плакат. - В школе у сына к сентябрю галерею портретов меняют - мастеров русской литературы, так вот ему выпало Чехова принести. Антон Палыча... Вот... - Елена Васильевна развернула портрет. - Красиво?

- Красиво, - кивнул Штерн. - Но вообще-то это Троцкий.

- Как Троцкий?! - поразилась секретарша.

- Очень просто. Лев Давыдович, - подтвердил Турбинов.

- Да вы не тушуйтесь, Елена Васильевна. Несите как есть, сейчас в школе таким пустякам значения не придают.

- А и ладно, - махнула рукой секретарша и убрала портрет. - Попью-ка я лучше чайку. Кстати, Борис Львович, вы слышали новость? Фригидин на работу вышел, собирался к вам зайти.

- Пусть заходит. Чем он, кстати, болел, надеюсь, ничего серьезного?

- Говорит, что-то вроде отравления. В этот момент в дверь постучали, и появился сам Фригидин.

- Долго жить будет, - прокомментировал его появление Турбинов.

- Можно, Борис Львович?

- Заходите-заходите. Как вы себя чувствуете?

- Благодарю вас, чувствую себя хорошо. Здравствуйте, Турбинов, и вы, Сергей, тоже здравствуйте. Пользуясь случаем, что здесь собрались лучшие люди нашего предприятия, я хотел бы покаяться.

- В чем покаяться? - спросил Турбинов, поправляя сползавший на глаза бинт.

- Я вел себя некорректно и недостойно высокого звания бухгалтерского работника, однако теперь все в прошлом. Я другой. Поверьте, Борис Львович, и вы, Сергей, поверьте тоже. Я - другой.

После этих слов Фригидин приложил руку к груди и поклонился.

- Не смею больше мешать и удаляюсь, - добавил он и вышел в приемную, плотно притворив дверь.

- Что-то я не понял, в чем он каялся. Вы, Сергей, поняли?

- Я? - Тюгюнин не знал, что ответить. С одной стороны, следовало рассказать о проделках Фригидина, с другой - это ведь он, Тютюнин довел человека до больничной койки. Однако его сомнения развеяла Елена Васильевна, которая снова заглянула в кабинет директора.

- Извините, у меня тут на столе сахар лежал - десять кусочков. Вы не брали?

- Нет, - за всех ответил Турбинов.

- Надо же, на секунду отлучилась, и сахар сперли. Секретарша ушла, и Тютюнин тоже поднялся.

- Пора мне уже сырье принимать. Люди небось волнуются.

- Да, Сергей, идите. И знаете что, вы сегодня здорово мне помогли, поэтому примите сырье и отправляйтесь домой. Пусть у вас будет укороченный день.

- А можно у меня тоже будет укороченный день? - тут же напросился Турбинов.

- Нет, нельзя, - отрезал Штерн. - Вам, Федор Иванович, еще до обеда в Санкт-Петербург смотаться нужно - привезти из Эрмитажа отреставрированную подкладку...

Сергей Тютюнин ушел с работы пораньше и, возвращаясь домой, думал одну мысль, которая его занимала.

Впервые за довольно долгое время они с Окуркиным решили не пропивать все деньги, добытые удачной охотой на банки, а вложить их в собственное дело. Разговор на эту тему у них состоялся еще до событий в деревне Гуняшкино, и теперь, полностью избавившись от пережитых страхов, Сергей Тютюнин снова думал о серьезных вещах.

Инициатором этой блестящей идеи был Леха. Как человек, близкий к тяжелой индустрии, он хорошо представлял себе металлургическое предприятие, и потому именно он разработал первый бизнес-план.

- Пора нам менять масштаб нашего дела, - сказал он, когда они на автобусе возвращались из пункта сдачи цветных металлов.

- Это как? - спросил Сергей.

- Нужно самим банки принимать.

- И что мы с ними будем делать?

- Переплавлять в тарные чушки.

- О, - только и сумел выговорить Тютюнин. - А чего делать с чушками?

- А тут уже что хочешь, то и делай. Можно на международный рынок выйти.

- Слушай, а где мы все это будем плавить? Нужны же какие-то домны или там конверторы?

- Пока обойдемся печкой у меня в гараже, а со временем будут у нас и домны. Главное - подмять под себя весь рынок алюминиевых банок, в масштабах города.

- В масштабах города - это, конечно, много, - согласился Тютюнин и, глядя в окно автобуса, стал невольно представлять себе на месте гаражей корпуса нового завода по переплавке пивных банок. - Слушай, а может, нам сразу готовый завод подыскать, а то, если мы здесь все застроим, где ты "запорожец" будешь ставить? Да и соседи сожрут - скажут, дымит ваш завод.

- Ну, - Леха поднял вверх указательный палец, - я гляжу, и ты кой-чего кумекать начинаешь. Думаю, прихватим мы алюминиевый завод в Братске. А потом и Норильский никелевый.

- А на что нам никелевый?

- Да чтобы в Сибирь по сто раз не мотаться. Не ближний конец - не набегаешься туда.

- Это конечно. Тут я с тобой согласен. Вот только у этих заводов хозяева есть. Они ведь денег больших попросят.

- С хозяевами разговор короткий... - сказал Леха. - Хозяев валить будем.

- А не валить нельзя?

- Можно не валить, но тогда мочить придется. Но, ты не бойся, это мы не сами будем делать.

- А кто?

- Найдутся люди. Найдутся.

Вспоминая этот разговор, Тютюнин пытался припомнить, есть ли у него знакомства, через которые можно наладить продажу за границу тарных чушек. Выходило, что нет таких.

Можно было, конечно, обратиться к Олимпиаде Петровне. У той всегда водились всякие жулики, однако тещу Сергей решил оставить на крайний случай - если уж они с Лехой сами не выйдут на международный рынок.

Так, за размышлениями, он свернул с тротуара и пошел напрямик - через небольшой, стихийно образовавшийся скверик. Когда-то здесь собирались строить канализационно-насосную станцию, однако что-то не сложилось, и на месте котлована выросли деревья.

- Сергей Тютюнин... Тютюнин Сергей...

Голос был знакомым и незнакомым одновременно. Что-то шевельнулось в памяти Сергея, он настороженно повернулся.

Очень милая девушка в коротком платьице поднялась с вросшей в землю бетонной плиты и направилась прямо к Тютюнину. Она улыбалась и поигрывала изящным дамским кастетом, заставив Сергея усомниться в ее добрых намерениях.

Остановившись в двух шагах, девушка судорожно сглотнула и жалобно проблеяла:

- Моя колбаски хочет. Твоя обещал колбаски...

Весь мир Сереги Тютюнина в одно мгновение перевернулся с ног на голову. Тот ужасный деревенский кошмар, который он уже благополучно списал в сновидения, снова оказался рядом.

- Когда ты приехал? - хрипло спросил Тютюнин.

- Скора, - ответила девушка, и в ее глазах промелькнула хитрость толстого китайца.

Все это видела пенсионерка Живолупова, она же Гадючиха, которая на всякий случай сидела в кроне высокого дерева с большим флотским биноклем в руках.

"Я знала! Я знала!" - внутренне возликовала Живолупова и стала быстро спускаться вниз. Ей предстояло совершить бросок до своей квартиры, чтобы скорее позвонить на работу жене Тютюнина, Гадючиха давно ждала подходящего случая, и вот наконец это произошло. Вне всякого сомнения, Тютюнин-муж собирался привести любовницу домой, а потому Живолуповой представлялась возможность насладиться последующим спектаклем.

- Мы на-а-аш, мы новый мир постро-о-оим... - тихо напевала Гадючиха, проворно перебирая руками. В какой-то момент она от удовольствия потеряла равновесие и полетела вниз.

Приземление было жестким, но Живолупова сдержала стон и стала шарить по траве, нащупывая бинокль. Однако он был еще в полете и вскоре догнал свою владелицу, больно ударив ее по голове.

"Как в старые добрые времена", - подумала Гадючиха, выползая на тротуар. Нога болела, голову саднило, однако мужественная старуха заковыляла к дому, чтобы довести задуманное до конца.

С трудом добравшись до телефона, она достала пожелтевшие бланки для допросов, где по привычке хранила все сведения о соседях, и нашла номер отдела кадров завода, где трудилась гражданка Тютюнина.

- Але, отдел кадров? Тютюнину Любу к телефону - срочно! Кто звонит? Сами догадайтесь! Вот так-то. Жду...

Примерно через полминуты в трубке послышался взволнованный голос Тютюниной:

- Ой, кто это?!

- Это бабушка Живолупова, Любочка, - елейным голосом заговорила Гадючиха. - Я ить чего звоню, доченька, благоверный-то твой где сейчас?

- На работе... - ответила Люба, и в ее голосе слышалось нарастающее беспокойство. - А что с ним? Он жив?

- Да жив, доченька, жив, чего с ним, с кобелем, случится. Я ведь чего звоню, Любочка, спутался твой Сережа с какой-то малолеткой.

- С какой малолеткой?!

- Ну лет примерно... семнадцати, - начала обрисовывать Гадючиха, на ее лице появилась счастливая улыбка. - Красивая, конечно, девчоночка. Ноги длинные, носик пуговкой, платьице коро-о-отенькое, губки...

- Где они?! - словно раненая медведица проревела в трубку Люба.

- Дык, я так полагаю, скоро на квартиру придут. Не будут же они на улице это самое делать, когда квартира свободная...

Было слышно, как на рычаг телефона брякнулась трубка, а значит, все шло по плану.

Довольная Гадючиха заглянула в холодильник, выудила оттуда банан и, хромая, направилась к выходу, напевая и дирижируя себе бананом:

- Мы мир-ны-е лю-ди, но наш бро-не-поезд стоит на запас-ном пути, трам-тадам... Стоит! Еще как стоит!

Спустившись на лифте, Живолупова вышла из подъезда и, осмотревшись, укрылась за стендом с наглядной агитацией.

Долго ждать ей не пришлось - скоро, скрипнув тормозами, возле дома остановилось такси, и оттуда выскочила Люба. У нее горело лицо, и она жаждала мести.

- Ну?! - спросила Люба у Гадючихи, когда та выглянула из-за стенда.

- Еще не проходили, но скоро явятся. Ты пока иди, голубушка, домой в засаду. Приготовься, чтобы все было как положено...

- Ага, - кивнула Люба. - В засаду.

Тютюнин напряженно соображал, что же ему теперь делать. Блондинка стояла в опасной к нему близости, и, стоило кому-то доложить об этом Любе, могла случиться катастрофа.

- Ты это... - Сергей откашлялся. - Ты не мог бы превратиться в какого нибудь мужика, что ли?.. А то с колбаской проблемы будут.

Едва Тютюнин упомянул про колбаску, девушка, на мгновение мелькнув хитрым лицом китайца, превратилась в нечесаного старика с бешеными горящими глазами. В его руках оказалась лопата, Тютюнин невольно отшатнулся.

- Я Палыч, - произнес старик.