Чтение 6–й страницы книги ~Закатный ураган~

ГЛАВА III

Ард'э'Клуэн, Фан-Белл, королевский замок
златолист, день двадцать первый, полдень

Брицелл Постум, капитан конных егерей, побарабанил пальцами по столешнице и насмешливо глянул на молодого короля. Тот не обратил на гвардейца ни малейшего внимания. Сжав виски ладонями и закусив светлый ус, его королевское величество Экхард Второй, усиленно разбирал буквы, написанные на лежащем перед ним листке пергамента. Это занятие давалось ему с трудом. Монарх раскраснелся и вспотел. Корона — золотой обруч с затейливой резьбой по внешней стороне — сползла на затылок. Венец королей Ард'э'Клуэна не имел ни зубцов, ни самоцветных каменьев. Резьба изображала скачущих в вечной погоне друг за другом круторогих оленей.

Зато издевку, сквозящую во взгляде, капитана ясно различил третий присутствующий за столом человек. Его нескладную костистую фигуру скрывал светло-коричневый жреческий балахон, виски посеребрила седина, впалые щеки свидетельствовали об аскетизме. Посланник Священного Синклита из Приозерной империи ко двору Ард'э'Клуэна, его святейшество Терциел с едва заметным неодобрением покачал головой. Мол, меня тоже раздражает малограмотный северный варвар, но я же терплю.

— Позвольте, ваше величество, я подскажу, — мягко обратился жрец к королю. — Что там вызвало такое затруднение?

Экхард раздраженно зыркнул на него исподлобья. Придавил пергамент рукой:

— Спасибо. Я уже прочитал.

— Не будет ли угодно вашему величеству и нас ознакомить с содержанием этой... э... записки, — проговорил Брицелл, деланно равнодушно глядя на закрывавший стену гобелен. Бело-зеленое полотнище украшал излюбленный арданами орнамент — бегущие олени-рогачи и преследующие их колесницы с натянувшими луки охотниками. Иногда прибывшему в Ард'э'Клуэн с юга материка капитану казалось, что он умом тронется от обилия окружавших его оленей — на гербе и знаменах королевской армии, на одежде и полотенцах горожан, на вывесках у харчевен, в храмах и домах знати. Однако время доказывало, что разум озерника гораздо крепче, чем он полагал с начала.

Молодой король пожал плечами, почесал макушку:

— Признаться, я очень озадачен. Потому вас и позвал.

"Понятно дело, сорвал меня ни с того, ни с сего, — подумал Брицелл без приязни. — А ведь сегодня — срок очередного сеанса лечения Эльвия. Хотел бы я сказать пару ласковых и чурбану в золотой короне, который руны с трудом разбирает, и этому сушеному карасю в балахоне — все зубы мне заговаривает, все обещает, что мальчик поправится, а на деле..."

— А что миледи Бейона, — елейным голосом осведомился жрец, — не почтит нас присутствием?

— Нет, — твердо отвечал Экхард Второй. — У нее дела.

Брицелл и Терциел переглянулись.

"Понятное дело, — капитан начал ощущать закипающее в груди глухое раздражение. — У нее дела, а у нас — делишки. Пригорянскую шлюху нельзя сдернуть срочным приказом и заставить наблюдать потуги малограмотного дурня дабы выглядеть мудрым и просвещенным монархом, а меня можно. И облеченного высоким рангом служителя Сущего Вовне тоже можно оторвать от любых занятий. Свистнуть, как охотничьему кобелю, и он примчится. Будет семенить на задних лапах, заглядывать хозяину в глаза и ожидать брошенной кости."

— Надеюсь, эти дела государственной важности? — произнес он вслух.

— Что ты хочешь сказать, капитан? — кровь короля прилила к скулам.

— Капитан Брицелл, конечно, хочет сказать, — пришел жрец на выручку земляку, — что в нашем краю женщины часто считают важными делами покупку нового платья, выбор украшений в ювелирной лавке. Простим ему несколько неудачную шутку, ваше величество. Кстати, я не сомневаюсь, леди Бейона не могла предпочесть общество ювелира или портного нашему.

— А? Нет, конечно же, — Экхард замотал головой. — Она допрашивает какого-то важного пленника. Его доставили с северных границ. Сказала, что это очень важно, но объяснить что к чему пока тяжело.

"Еще бы, — опять про себя произнес Брицелл. — Разве в твою тупую башку что-нибудь сложнее охотничьего устава вобьешь? Псари и то больших успехов добиваются."

— Вот и славно, — мягко проговорил чародей. — И все же, о чем же идет речь в пергаменте, который ваше величество так сильно прижимает ладонью к столу? Кстати, я настоятельно рекомендую вашему величеству не нагружать правую руку столь сильно. Мне доложили, вы опять упражнялись с рогатым копьем.

— Так не болит давно уже! — король несколько раз согнул и разогнул правую руку в локте, взмахнул ею, словно нанося удар шестопером невидимому врагу.

— Все равно еще рановато. Разрабатывайте кисть, ваше величество, более легкими предметами.

— Ага, ложкой, — хмыкнул Экхард.

— Ну, конечно, настолько беречь себя — это уже слишком, — пропустил шутку мимо ушей Терциел.

— И все-таки, что в письме? — вернул разговор в прежнее русло капитан егерей.

Король вновь почесал голову, поправил корону, откашлялся:

— Самое необычное — подпись.

— И кто же его подписал?

— Принц Кейлин.

— Однако... — протянул Брицелл.

Терциел потер кончик длинного носа, склонил голову к плечу:

— Прошу простить меня, ваше величество. Возможно, конечно, я не слишком хорошо разбираюсь в политических перипетиях Ард'э'Клуэна, но кто это?

Прежде, чем Экхард ответил, Брицелл бросил отрывисто:

— Сын Витгольда.

— То есть, покойного государя Трегетрена?

— Да, твое святейшество. Именно так, — кивнул Экхард.

— Старший брат ее королевского величества Селины, чья коронация должна была пройти вчера, если в Трегетрене не случилось нового переворота, — добавил егерь.

— Но ведь в таком случае коронацию, конечно же, можно считать недействительной? Насколько я понимаю, королем должен стать этот принц... Как его?

— Кейлин, твое святейшество, Кейлин...

— Да, Кейлин.

— И что он пишет? — продолжал гнуть свою линию Брицелл.

— Об этом он и пишет, капитан, — король опять вперился глазами в пергаментный листок. — Что считает Селину с Валланом узру...

— Узурпаторами? — подсказал Брицелл.

— Во-во. Слово-то какое... Короче, не по правде они корону заграбастали. И его в Верхний мир спровадить хотели. Только он выжил. И даже оброс кой-какой воинской силой.

— Да? — опасно прищурился капитан егерей.

— Так написано.

— А от вас ему что нужно, ваше величество? — Терциел поменял наклон головы, напоминая желтоклювку, выискивающую червяка на черной пашне, потер кончик носа.

— Кейлин заявил, что будет бороться за отцовское наследство. Просит признания и...

— Позвольте, я угадаю, ваше величество, — вмешался Брицелл. — И воинской помощи.

— Нет, капитан. Он просит признания и вернуть одного из его людей.

— Не понял...

— Я тоже.

— Возможно, кто-то из его соратников задержан в Фан-Белле? — высказал предположение жрец.

— Похоже, — кивнул Экхард. — Но кто?

— А почему бы нам не пригласить его в замок? — заметил Брицелл.

— Кейлина?

— Ну, не неизвестного соратника же. Кто принес письмо? — Терциел развел руками.

— Веселин, — ответил капитан конных егерей. — Бородатый, одноглазый, на щеке шрам. Подошел к страже на замковых воротах. Сказал, его величеству Экхарду Второму в собственные руки. Вот я и передал.

— Веселин задержан?

— Само собой. Под благовидным предлогом — подождать ответа. Да он и не сопротивлялся.

— Почему веселин? — задумчиво проговорил король.

— Может, Властомир оказывает Кейлину поддержку? — предположил Брицелл.

— Тогда зачем ему наша поддержка и признание?

— Откуда ж я знаю, ваше величество?

— А если веселин — наемник? — Терциел опять почесал нос. — Хотя, какая разница? У нас сейчас всего два пути.

— И какие же? — Экхард тяжело вздохнул, он хоть и был тугодумом, но не идиотом же, и начал догадываться, что подскажут ему советники.

— Признать Кейлина. Поддержать его требования. При необходимости помочь военной силой, — жрец сопровождал каждое предложение резким жестом ладони.

— Значит, война с Трегетреном, — медленно, с расстановкой произнес молодой король.

— То-то и оно, ваше величество, — подал голос егерь. — Сейчас, с Ихэренским бунтом в левобережье, это невозможно. Вначале я бы уладил внутренние дела, а потом связывался с соседским, весьма сильным, между прочим, королевством. Перебросить значительные силы через Ауд Мор будет нелегко. Да и казна не бездонная. Кстати, о состоянии казны я был бы не прочь услышать от вашего канцлера.

Последние его слова Экхард проигнорировал.

— Возможен еще вариант развития событий, — продолжал Терциел. — Есть ли у нас уверенность, что человек, написавший письмо, взаправду Кейлин?

Жрец внимательно обвел глазами собеседников.

— Нет, конечно. Такой уверенности нет, и взяться ей неоткуда. Значит, человек, назвавшийся Кейлином, может оказаться самозванцем.

— Потрясти веселина, — стукнул кулаком по столу Экхард Второй.

— Поосторожнее с рукой, ваше величество, — невозмутимо проговорил чародей. — Можно, конечно, да только я не вижу смысла. Потащим веселина в застенки — спугнем рыбку пожирнее.

— А если назначить Кейлину встречу? — высказал мысль Брицелл. — А потом взять его на горячем.

— И передать Селине. То есть, прошу прощения, конечно же, королеве Селине. И принцу-консорту Валлану. Таким образом, мы избежим войны с Трегетреном. И, возможно, быстрее усмирим смуту в Ихэрене. Ведь ни для кого не секрет, что сейчас отделение тала погибшего Витека Железный Кулак от Ард'э'Клуэна играет на руку нашим южным соседям. Не так ли, ваше величество?

— А если письмо прислал настоящий Кейлин, не самозванец? — едко поинтересовался король.

— И что с того? Главное то, что для Ард'э'Клуэна важнее видеть его самозванцем. Интересы государства, конечно, имеют первоочередное значение для монарха, — Терциел развел руками, обменялся взглядами с капитаном егерей.

Брицелл многозначительно кивнул.

— Значит, вы советуете мне предать принца Кейлина? — Экхард откинулся на высокую спинку кресла, расправил плечи.

"Что ты петушишься? — подумал егерь. — Что ты без нашего совета стоишь, бычок толсторогий?"

— Ну, почему же, ваше величество? — примиряюще протянул жрец. — Конечно, никто не подталкивает вас к неблаговидным поступкам. Но взгляните на вопрос трезво. Во-первых, написавший письмо может и не быть Кейлином. Во-вторых, даже, если это Кейлин, и что с того? Сейчас мир между Ард'э'Клуэном и Трегетреном гораздо важнее привязанностей и предпочтений. Когда на кон поставлена судьбы королевства, о приязни и неприязни лучше забыть.

— Странные речи ведешь, твое святейшество, — дернул щекой король.

— Конечно, мои слова могут показаться странными, ваше величество. Но я прожил достаточно длинную жизнь. Много видел. Много читал — в Храме великолепная библиотека, содержащая бесценные сведения по истории человечества, — жрец замолчал, перевел дыхание и продолжил. — Хочу привести еще один довод в пользу поддержания мира между северными королевствами. Мой брат по Храму, Квартул, сейчас направляет мысли и поступки капитана конных егерей Валлана, будущего принца-консорта Трегетрена. Я знаю его, как очень рассудительного и, несмотря на молодость, мудрого служителя Храма. Уверен, он сдержит многие порывы барона Берсана, смягчит законы Трегетрена, поможет привести страну к процветанию.

Конечно, для вас не секрет, ваше величество, что владыка Приозерной империи с середины лета наложил ограничение на торговлю купцов Империи с северными соседями, то есть с Повесьем, Трегетреном и Ард'э'Клуэном. Император Луций, да живет он вечно, поступил так, протестуя против чудовищных жестокостей и зверств, сопровождавших вашу последнюю войну с перворожденными. Конечно, даже на самый неопытный взгляд понятно, что убыток в результате такого решения его императорского величества несут купцы с обеих сторон. Прислушиваясь к советам Квартула, Трегетренская королева может восстановить свое доброе имя в глазах Империи и Храма. Ард'э'Клуэн также может процветать под вашим мудрым правлением, ваше величество, если вы хотя бы иногда склоните свой слух к ничтожным советам вашего покорного слуги.

Брицелл, сохраняя на лице маску невозмутимости, в глубине души веселился. "Нет, каково! Как вычитывает мальчишку-короленка! Еще немного и розгой пригрозит. Хорошо, что пригорянская ведьма куда-то запропала. Очень вовремя..."

Терциел умолк, поклонился королю, прижав ладонь к сердцу. Выжидающе уставился на монарха.

Экхард не спешил с ответом. Он волновался. Отчаянно потел и двигал корону то на левое, то на правое ухо.

Наконец король открыл рот. Откашлялся, прочищая пересохшее горло.

— Благодарю, твое святейшество, благодарю, капитан Брицелл. Вы мне все разъяснили. Разложили резоны, как лавочник товар по полочкам. Дружба и мир между королевствами, добрососедские отношения и братание с бароном Берсаном, который спит и видит Трегетренскую железную корону на бритой башке. А принца Кейлина следует заманить в замок и выдать сестренке. С головой или без головы. А лучше, одну голову, отдельно от тела, чтоб легче привезти. Да только Пастырь Оленей учил некогда святого отшельника Станека — относись у людям так, как хочешь, чтоб они к тебе относились. А я не хочу, чтоб мою голову когда-нибудь выдали да тому же... А, ладно, не важно кому. Просто не хочу и все. Потому я отпущу веселина, принесшего письмо, и на словах передам ему: пускай Кейлин приходит ко мне в замок, как гость, как брат, как равный к равному. И плевать, что на моей голове корона, а на его еще нет. Вам понятно, мудрые мои советники?

"Э-э-э, как запел, короленок, — Брицелл почувствовал, как сквозь глухую ненависть, заполнившую до отказа его грудь, начинает прорываться слабенький росток уважения. — Это его Бейона так натаскивает или сам? Да нет, скорее всего сам. Весь в папашку. Такому только волю дай. Всех в бараний рог скрутит."

— Да, ваше величество, — склонил голову Терциел. — Вы достаточно ясно изложили свое мнение. Нам понятно. Не так ли, капитан Брицелл Постум?

Гвардеец кивнул.

— И мне понятно, ваше величество, — продолжал чародей. — И хоть я и не являюсь вашим подданным, ничего мне не остается, как согласиться, ибо нет ничего хуже гостя, пытающегося поучать хозяина дома, а, тем паче, навязывать ему свое мнение.

— Раз так — очень хорошо, — Экхард сложил пергамент в несколько раз, сунул его за соболий обшлаг светло-зеленого кафтана. — Я больше не задерживаю вас. Благодарю еще раз, твое святейшество, за мудрые советы, а тебя, капитан Брицелл, за верную службу.

Король поднялся.

Жрец и егерь встали из-за стола одновременно с ним. Поклонились.

В дверях Брицелл почтительно пропустил чародея вперед. Терциел сутулился, словно на показ, и шаркал ногами.

"Стариком прикидывается, а ведь наверняка еще шести десятков не стукнуло..."

— Нелегкое дело, спасать заблудшие души варваров, а, сын мой? — жрец вдруг хитро прищурился, оборачиваясь через плечо.

Капитан сделал круглые глаза и кивнул на вытянувшихся по обе стороны двери егерей. Несмотря на преданность своему командиру, донести мог каждый. Причем с такой же легкостью, как иной человек сморкается в два пальца. Для кого-то смещение Брицелла с должности означало потерю влиятельной поддержки, а для кого-то грядущее продвижение по службе. Сотник мог стать капитаном, полусотенник — сотником, десятник полусотенником... Наемники, что с них возьмешь?

— Не беспокойся, сын мой, — чародей слегка приоткрыл сложенные лодочкой перед грудью ладони — в них удобно умостилась вырезанная из оникса змейка. — Нас никто не слышит.

— Ну, ежели так, — Брицелл вздохнул. — Молодой бычок начинает матереть. Еще немного и не всякий вставит кольцо ему в нос.

— Вот и я о том, сын мой. Промедление, как говорил один из отцов-Примулов в пору моего ученичества, смерти подобно.

— Что-то я не понимаю, твое святейшество...

— Не пытайся изображать из себя дурня, сын мой. Конечно, ты все понимаешь. Надежны ли твои гвардейцы?

Брицелл хмыкнул. Действительно, чего уж водить по кругу ученую козу на веревочке? Все и так яснее некуда.

— За каждого не поручусь, но четыре сотни отлично выученных воинов пойдут за мной и в огонь, и в воду.

— Хорошо, сын мой. Помнится, ты сетовал на суд, лишивший достойного сына Империи прав нобилитета? — Терциел замолк, но, не дождавшись ответа, продолжил. — Сегодня ты можешь вернуть все титулы и привилегии, потерянные вследствие неосторожности.

— Я все понял, твое святейшество. Нужно немного времени. Перебросить усиленные патрули из казарм в замок. Да так, чтобы бычок не заподозрил ничего.

— Тут я, к стыду своему должен признаться, полный профан. Всецело на тебя полагаюсь. На тебя и на твой военный опыт, конечно же.

— Что ж. Во имя Сущего Вовне, я готов послужить Храму. Только...

— Что гнетет тебя, сын мой?

— Пригорянская ведьма.

— И?

— Прямых свидетельств против нее нет, но...

— Смелее, сын мой.

— По всей видимости, она не чужда волшебства.

— Конечно, я давно догадываюсь. Понимаешь, сын мой, те особые эманации...

— Прошу простить меня, твое святейшество, но об эманациях поговорим позже?

— Да, конечно, сын мой.

— Я предчувствую трудности с Бейоной. Экхарда я успокою без труда. И рыпнуться не успеет. А вот она... Не мог бы ты...

— К сожалению, сын мой. Обеты, запреты и ограничения, наложенные на меня Священным Синклитом не дают мне права напрямую вмешиваться в дела Ард'э'Клуэнского королевства. Ты понимаешь меня, сын мой?

— Понимаю, — Брицелл скривился, словно от зубной боли. — Что ж тут непонятного? Придется действовать грубой сталью.

— Вот и чудесно, сын мой. Действуй. И получишь все, о чем только может мечтать изгнанник, лишенный прав нобилитета.

"Угу, — мрачно подумал Брицелл. — А ты загребешь жар чужими руками. А именно, моими. Но предложенная ставка стоит того, чтобы бросить кости."

— Я иду, твое святейшество. Немедленно иду в казармы.

Терциел устало улыбнулся, , и благословил капитана конных егерей ладонями, сложенными знаком "чаши". Повернулся и зашаркал сандалиями по коридору, ведущему к лестнице.

Ард'э'Клуэн, Фан-Белл, подземелья замка
златолист, день двадцать первый, середина дня

Говорят — лично мне на своем опыте испытать пока что не доводилось, но бывалые люди рассказывали, — что тюремщики, перед тем, как допросить обвиняемого в преступлении, стараются сломить его дух. Напугать видом пыточного инструмента или казни менее удачливых сокамерников, изнурить голодом и жаждой, вывести из душевного равновесия томительной неизвестностью, когда человек начинает ждать прихода сурового дознователя, словно спасения, ниспосланного Сущим Вовне.

Результат воздействия зависит от многих случайностей и совпадений. Одному человеку день посидеть голодным — мука мученическая, а другому и седмица поста нипочем. Зато он способен сойти с ума от одиночества, давящей темноты и тишины, нарушаемой лишь редким звоном падающих с сырого полотка капель..

Что касается меня, то я еще не разобрался, начинают ли сдавать мои твердость и решимость или нет. Пока не мог. Видно, много невзгод хлебнул на жизненном пути и ко многому сумел приноровиться, сам того не замечая.

Голод? Тьфу , что за безделица? Зимуя в хижине старика-траппера, ставшего первым учителем беглого школяра после строгих наставников-жрецов из Храма, я, случалось, дня по три маковой росинки во рту не держал. Особенно когда сухари закончились, а избушку нашу снегом замело выше крыши. Так что вареная бурда, появляющаяся два раза в день, может показаться парню вроде меня кормежкой от пуза. И воды мне хватало.

Тьма? Низкий потолок над головой? Хе! Поработали бы здешние заправилы — кто там меня упек в подземелье? — в рассечке. Вот где было не выпрямиться, спины не разогнуть. Так еще и работать приходилось. И кайлом забой продвигать, и породу в корзину складывать с тем, чтобы выволочить на поверхность и промыть, и кровлю со стенами выработки крепить. А темнота... Не приведи Сущий! Факелы жгли понемножку. Много света — много дыма. А от дыма легко угореть и самому не заметить. И ведь были случаи, когда помирали старатели в забое. Особенно неопытные новички, которые вознамерились вот так вот сразу, за месяц, другой, разбогатеть. Их после находили рядом с прогоревшим до конца факелом. Но ни одного не удалось спасти. А здесь и походить можно, и полежать на топчане. Привыкшему к спокойной домашней жизни, тюремное ложе может и твердым сверх меры показаться, но на самом деле оно не жестче, чем моя кровать на Красной Лошади.

Вонь от бадейки в углу? Это хуже. Кстати, ее за четыре дня моего заключения никто и не подумал вынести. А может быть, их вообще здесь не выносят? Да нет. Если бы так было, я бы уже задохнулся давно. Но и к смраду приноровиться можно. Притерпеться.

Гораздо сильнее угнетала меня неизвестность. Кто нас схватил? По чьему приказу? Где сейчас Гелка? Что с ней? Ладно я, дурень старый, — помру и никто не всплакнет. А ребенку за что подобные испытания?

Четыре дня.

Четыре ночи.

Все время совесть грызла меня, выедая изнутри душу.

На третий день я попробовал на прочность дверь.