Чтение 6–й страницы книги ~Самозванцы~

Вместе друзья поднялись в комнату, где Чигирев сидел в той же позе, в которой они его оставили.

— Значит так, Сергей, — начал Басов, усаживаясь на свою лавку, — то, что ты нам всё рассказал, это хорошо. Мы тут все на службе, и о том, чтобы не исполнить указание командования, речи быть не может. Но, кроме того, мы тут все в одной лодке. Тайн между нами быть не должно. И поэтому о том, что увидел, услышал или собираешься сделать, при первой же возможности будешь сообщать остальным. То же касается и нас. Ясно?

— Ясно, — согласился Чигирев.

— Ну, а теперь по койкам, хлопцы, — скомандовал Басов. — Завтра тяжелый день.

ГЛАВА 9
Романовы

Утром разведчики встали поздно. Очевидно, по здешним меркам день был в самом разгаре. За окном уже раздавались голоса, скрипели телеги, цокали копыта. Умывшись во дворе у колодца, путешественники заказали себе завтрак. Не успел слуга принести заказ, как к их столику подошел бородатый мужик в зеленом кафтане, широких штанах, мягких кожаных сапогах и с саблей на боку. В руках незнакомец держал кружку хмельного меда. Не спросив разрешения, мужчина бесцеремонно уселся за стол, где расположились разведчики» и проговорил:

— Здравы будьте, добры люди. Из каких будете?

Крапивин сумрачно посмотрел на незваного гостя и промолчал.

— А сам-то ты кто? — обратился к незнакомцу Чигирев.

— Да я-то боярина Федора Никитича Романова человек, — ответил тот. — Петр я, Малахов, дворянин нижегородский, А вы, мыслю я, те молодцы, что второго дня на Тверском тракте вора Хлопоню с его ребятушками побили, Аль не так?

— Так, — вступил в разговор Крапивин. — А откель про дело сие слышал?

— Да Москва слухами полнится, — ответил Петр. — Сказывали еще, что пришли вы из Сибири службы на Москве искать. Так ли это?

— Положим, — склонил голову набок Крапивин. — И что же за дело у тебя к нам?

— Дело-то не хитрое, — спокойно ответил Петр. — Боярин наш нынче бойцов, в сече искусных, на службу к себе взять горазд. Таким, как вы, и золотом заплатить ему не жалко будет. Кто из вас тот десятник, что голову озорнику одним махом срубил?

При этом Петр с вызовом посмотрел на Крапивина, явно давая понять, что не сомневается: перед ним сидит именно тот лихой рубака.

— Я срубил, — вступил в разговор Басов.

Петр с сомнением посмотрел на фехтовальщика.

— По всему видно, что бойцы вы знатные, — заметил он наконец. — Оттого позвать я вас хочу в палаты боярские на службу. За вас готовы мы платить вдвое против обычая. Так идете ли вы к нам?

Разведчики переглянулись. Такого развития событий никто из них не ожидал.

— Отсядь-ка пока, мил человек, — проговорил Крапивин, сумрачно глядя на Петра. — Посоветоваться нам надо.

Тот пожал плечами, встал и спокойно отошел в дальний угол трактира.

— Что скажете? — негромко спросил, наклонившись вперед, Крапивин. — Не слишком ли всё здорово, чтобы быть правдой?

— Всё логично, — так же тихо ответил историк. — Если Федор Романов готовит переворот, то ему нужны бойцы, много бойцов. А что может быть лучше приехавших издалека безработных рубак? Родни нет, не проболтаются, наверняка не царские соглядатаи.

— Считаешь, надо соглашаться? — спросил Крапивин.

— Такой шанс упускать нельзя, — быстро ответил Чигирев.

— А ты, Игорь? — повернулся Крапивин к Басову.

— Если уж решили, то надо делать, — как-то неопределенно передернул плечами Басов.

Жестом Чигирев подозвал Петра.

— Нынче с тобой пойдем, — произнес он. — На дворе нас подожди.

Теперь разведчики шли по Москве в сопровождении Петра. Небо прояснилось, и среди расступившихся туч появилось солнце. Хотя воздух был все еще прохладным, на душе у путников словно потеплело. Снова их оглушил гомон древней столицы. Голосили торговцы, предлагая свой товар, с грохотом и скрипом катились ломовые телеги, звенели молоты в кузнях, ржали лошади, орали дети. По улице спешили приказчики, вышагивали в поисках наилучших покупок купчихи. Вот верхом пронесся во весь опор «государев человек», разбрызгивая грязь и распугивая вышедших на улицу кур. У забора примостился полуголый грязный человек, обмотанный цепями. Юродивый! Проводил насмешливым взглядом гонца, потом поднялся, зашел в ближайшую лавку, не проронив ни слова, взял самый большой калач, подвешенный на крюке над прилавком, и побрел прочь, откусывая огромные куски и жадно их пережевывая. Хозяин лавки истово перекрестился и принялся подобострастно кланяться вслед уходящему «божьему человеку».

Басов и Крапивин не были уроженцами Москвы, но даже коренной москвич Чигирев часто терял ориентацию в городе, хоть и повторявшем очертания улиц, но всё же очень отличном от той Москвы, которую он знал. Только когда они вышли на Варварку, а впереди замаячила непривычно белая, но всё же столь знакомая кремлевская стена, разведчики разобрались, где они находятся. Слева от них располагались палаты бояр Романовых. Те самые, которые сохранились до наших дней. В своем мире Чигирев часто бывал здесь, чтобы «проникнуться духом эпохи». Но теперь необходимости в «проникновении» не было. Перед странниками располагались не музейные помещения, а жилые постройки, обиталище одного из самых влиятельных боярских домов.

Петр открыл калитку и пропустил гостей во двор. Размер боярских владений поразил разведчиков. За палатами, там, где в их мире размещались корпуса гостиницы «Россия», в сторону Москвы-реки тянулись многочисленные амбары, конюшни, дома для дворовых людей. Множество народа заполняло пространство между постройками. Крапивину бросилось в глаза, что большинство из них вооружены.

— А не многовато ли здесь вооруженных людей? — тихо проговорил он, склонившись к уху Басова.

— Играют по-крупному, — негромко подтвердил фехтовальщик. — Скоро большая драка будет.

Чигирев тем временем не переставая крутил головой и старался понять, что здесь происходит.

Петр провел новобранцев в одно из зданий боярских палат и оставил на первом этаже, в небольшой комнатке со сводчатым потолком. Всё убранство помещения составляли лавки, тянувшиеся вдоль стен. Тусклый свет, проникавший через слюдяное окошко под потолком, слабо освещал беленые стены и пол из каменных плит.

Ждать пришлось долго. Из опасения, что их подслушают, разведчики хранили полное молчание. Минут через сорок дверь отворилась, и в комнату вошел статный мужчина средних лет, облаченный в богатый, расшитый золотом кафтан до пят. Его пальцы украшали многочисленные перстни с драгоценными камнями. В руках мужчина сжимал деревянный посох, покрытый затейливой резьбой. За ним следовали два молодых человека, лет восемнадцати-девятнадцати, в добротных кафтанах, широких штанах и мягких кожаных сапогах. На боку у каждого из них висела сабля. Последним в комнату вошел Петр.

Завидев знатного вельможу, который, без сомнения, угадывался в первом из вошедших, разведчики вскочили с лавок и поклонились в пояс. Боярин смерил их суровым взглядом из-под насупленных бровей. То ли поклон ему показался не слишком низким, то ли лица гостей не выражали должного подобострастия, то ли просто встал он сегодня не с той ноги, но лицо сановника выразило явное неудовольствие.

— Перед вами боярин Федор Никитич Романов, — гордо произнес вышедший вперед Петр,

Разведчики вновь поклонились.

— Сказывайте, кто такие и почто на Москву пришли, — потребовал Петр.

— Люди мы служивые, — начал рассказ Чигирев. — В Красноярском остроге службу государеву несли. Я — писцом воеводы. Владимир, сотник, дозорную службу нес. А Игорь, десятник, при воеводе, в личной страже состоял. Нынче, многие дела славные во благо государя совершив, запросили мы у воеводы отставки и пришли на Москву,

— Отчего же службу государеву оставить порешили? — вступил в разговор Федор Никитич. Его голос был низким, рокочущим.

— Тяжела жизнь в земле Сибирской, — пояснил Чигирев. — Морозы лютые. Нехристи-инородцы заедают, набегами мучают. Да и порешили мы, что лучше нам будет в Москву податься, службу у знатного боярина поискать.

— А воровства за вами в Сибири не числится ли?

— Да кто же, проворовавшись, на Москву бежит? — изумился Чигирев. — От гнева царевых людей аккурат в Сибири укрыться лучше. Здесь разбойный-то приказ про тебя завсегда дознается.

— Они-то ясно, воины, — боярин ткнул рукой в сторону Басова и Крапивина. — А тебе, писарю, чего надобно?

— Мечтаю я познаться с книжной премудростью, коей на Москве так много, — пояснил Чигирев.

— Так в иноки постригись, — предложил Романов. — В монастырях московских книжек, святыми отцами писанных, много.

— Грешен, батюшка, — Чигирев быстро перекрестился двумя перстами. — Выпить люблю, до девок горазд. Какой из меня инок?

Присутствующие заржали.

— Так у меня на службе чего хочешь? — грозно спросил боярин.

— Места теплого, — с поклоном ответил Чигирев. — Я и грамоту любую составлю, и записи твои старые переберу, коли надо. Могу и гонцом быть. А при нужде могу и саблей тебе послужить. Не столь искусен я в ратном деле, как товарищи мои, но с разбойниками по пути сюда рубился. Одного до смерти убил, другого поранил.

— Про сабли ваши слышал, — усмехнулся Романов. — Сказывают даже, что один из вас в сече голову разбойнику одним ударом с плеч срубил. Не ты ли, десятник?

Колючий взгляд Федора Никитича уперся в Басова.

— Я, боярин, — низко поклонился ему в ответ фехтовальщик.

— Боец ты, стало быть, знатный, — заключил боярин и вдруг скомандовал: — Проверь-ка его, Петруша.

В мгновение ока выхватив саблю, Малахов ринулся на Басова. Тот словно ждал этого. Легко сместившись в направления удара, фехтовальщик перехватил руку нападающего и повернулся вокруг оси, выкручивая кисть противника. Сделав кульбит в воздухе, Петр рухнул на каменный пол, а его сабля при этом оказалась в руках Басова. Повинуясь мановению боярской руки, один из сопровождавших Романова юношей обнажил клинок и бросился на фехтовальщика. Легко парировав его выпад захваченной у противника саблей, Басов сделал обводное движение и приставил острие к горлу нападающего. Парень застыл, понимая, что любое движение может привести к его мгновенной смерти.

— Силен, — восхищенно покачал головой Федор Никитич и, прищурившись, с явным подозрением посмотрел на Басова. — А откель тебе в Сибири сии литовские приемы известны стали?

Басов отступил на шаг, помог подняться Петру, вернул ему саблю, затем поклонился боярину:

— То не литовские приемы, боярин, а китайские. Знавал я многих бойцов того народа и много лет учил науку их боя. Оттого и воевода красноярский меня к себе в стражи взял.

В комнате повисло молчание. Все взоры устремились на боярина. Подумав с полминуты, Федор Никитич произнес:

— Ну, сотника мы проверять не будем. И так за версту видно, что боец он грозный. Отведи-ка его, Петруша, к своим людям. Втрое ему содержание положи. Писаря пусть Юшка проверит. А с тобой, мил человек, я поговорить еще желаю. Ступай-ка за мной.

С этими словами боярин повернулся и вышел из комнаты. За ним последовали Басов и незадачливый молодой противник фехтовальщика. Петр, заметно прихрамывающий после проведенного Басовым броска, знаком пригласил Крапивина следовать за ним. В комнате остались Чигирев и невысокий светловолосый юноша с большой бородавкой на шее.

— Иди за мной, Сергей, — сделал приглашающий жест парень. — Грамоты боярские читать будем да писать. Федор Никитич проверить желает, сколь ты грамоте обучен.

— Идем, — согласился Чигирев. — А звать-то тебя как?

— Юрий Богданович Отрепьев я, — ответил парень.

Историка прошиб холодный пот.

ГЛАВА 10
Царский гнев

Вечером, когда солнце, завершив свой путь по осеннему, внезапно очистившему небу, уже склонилось за горизонт, Басов нашел Крапивина. Подполковник сидел на завалинке около конюшни и сосредоточенно чистил оружие. Увидев старого друга, он повеселел.

— Здорово, Игорь, — прогудел Крапивин, — Долго же тебя боярин мурыжил.

— Любопытный он, — Басов присел рядом со спецназовцем и понизил голос: — Что думаешь по поводу всего этого?

— Хреново, — мрачно ответил подполковник. — Если уже на службу берут кого не попадя, без проверки, и сразу ставят в строй, значит, драка вот-вот начнется.

— И я так думаю, — согласился фехтовальщик. — Шпионят здесь наверняка почище нашего. До Годунова уже должно дойти, что Романовы собирают целое войско прямо под кремлёвской стеной.

— Либеральный он правитель или нет, это уж пусть Чигирев со своими товарищами решает, — поддержал друга Крапивин. — Если у Бориса есть хоть какое-то чувство самосохранения, он ударит, и очень скоро.

— И Романовы знают, что Годунов не сегодня-завтра ударит, — продолжил Басов. — Значит, постараются сыграть на опережение.

— Не успеют, — усмехнулся подполковник. — Ты же помнишь, что Чигирев говорил.

— Помню, — подтвердил Басов. — Но чего не было, того еще не было.

— Хочешь сказать, что здесь всё может пойти по-другому? — Крапивин внимательно посмотрел на друга.

— Я хочу сказать, что мне одинаково не хочется резать глотки людям Годунова во имя клана Романовых и убивать людей Романовых за ради благополучия Годуновых.

— Я свяжусь сегодня ночью с Первым, — пообещал подполковник.

— Твоя совесть всегда спокойна, когда ты слепо исполняешь приказы командования? — спросил Басов.

— Давай не будем сейчас об этом, — попросил Крапивин. — Что ты предлагаешь?

— Надо уходить. Сегодня же. Селиванову найдем что сказать.

— Ты хочешь уйти без приказа?

Басов насмешливо посмотрел в глаза другу.

— Я хочу вывести вас и себя из-под удара, — сказал он наконец.

— Я солдат и привык встречать врага лицом к лицу, — возразил подполковник. — Да и вы, уж извини, на службе.

— Как знаешь, — Басов прислонился спиной к бревенчатой стене и возвел глаза к небу.

— Игорь, о чем вы говорили с Романовым? — настойчивым голосом спросил Крапивин.

— О Китае расспрашивал, — ответил Басов.

Крапивин от злобы сжал кулаки. Всем своим нутром он чувствовал, что друг недоговаривает. Приближающиеся быстрые шаги заставили обоих товарищей обернуться. К ним почти бегом спешил Чигирев. Подойдя к завалинке, он быстро сел на нее и яростно зашептал:

— Новостей море. Во-первых, я разговаривал с самим Юрием Отрепьевым!

— Это что, родственник того самого? Григория? — уточнил Крапивин.

— Да нет, — отчаянно махнул рукой историк, — это же он и есть. Лжедмитрий Первый, в миру Юрий Богданович Отрепьев. При постриге ему дали имя Григорий. А потом уже люди смешали духовное имя и мирскую фамилию. Тот парень, который вышел к нам с боярином, с бородавкой на шее. Это он сам, представляете?!

— Ну и что? — безразлично пожал плечами Крапивин.

Историк запнулся. Он всё ещё пребывал в эйфории от того, что всего за несколько часов сумел повстречаться со столькими историческими личностями. Он не сомневался, что Басов с Крапивиным разделяют его эйфорию, но, наткнувшись на их безучастие, смутился.

— Здесь Отрепьев — один из наиболее приближенных людей Федора. Боярин с отрочества заботится о нем. Образование дал неплохое. Парня явно готовят к какой-то миссии. На мой взгляд, это доказывает, что Романовы действительно причастны к началу смуты, — собрался он, наконец, с мыслями.

— Это мы и без тебя уже поняли, — хмыкнул Басов. — Дальше-то что?

— Во-вторых, — как-то зло процедил Чигирев, — я установил сегодняшнюю дату. Сейчас двадцать пятое октября семь тысяч сто девятого года от сотворения мира. Или, по нашему летосчислению, тысяча шестисотого [1600 году от рождества Христова соответствовал 7108 год от сотворения мира. Но не надо забывать, что Новый год на Руси в то время праздновался 1 сентября, и поэтому октябрь 1600 года относился уже к следующему, 7109 году.]. До опалы Романовых остались считанные дни. Может, часы. Мы уже ничего не в силах поменять. Надо немедленно связываться с Селивановым.

— И что ты предлагаешь? — поинтересовался Крапивин.

— Надо переходить на сторону Годунова. После крушения дома Романовых только он может предотвратить смуту, — быстро зашептал Чигирев. — Ведь я говорил об этом Селиванову, предупреждал. Я сразу предлагал выступить с Годуновым. Не понимаю, почему он так уперся в необходимость союза с Романовыми?

— А что он сам-то говорил? — поинтересовался Басов.

— Он сказал, что пробиться при дворе действующего царя много сложнее. А вот семейство, рвущееся к власти, более склонно к союзам. Если мы поможем прийти к власти Федору, то войдем в состав его ближайших советников, а после могли бы манипулировать им.

— Неглупо, — хмыкнул Крапивин.

— Умно, — поддержал его Басов. — Впрочем, расчет, я полагаю, здесь был куда проще. Селиванов как обычный чиновник просто сделал ставку на того, кто должен выиграть. У них, у несчастных, всегда проблема: на чью сторону встать, чтобы оказаться среди победителей. А здесь, когда всё предсказано, и голову ломать не надо. Красота. Впрочем, сейчас, как я понимаю, блестящий план господина генерала провалился.

— Да, — согласился Чигирев. — Сегодня же необходимо связаться с Селивановым...

— Боюсь, вы опоздали, — заметил Басов, указывая на возникшую у ворот, ведущих на Варварку, суету.

Крапивин и Чигирев посмотрели туда и увидели, что к воротам со всего двора быстро стекаются вооруженные люди. Лица у всех были обеспокоенными. Разведчики тоже поднялись и, смешавшись с толпой, двинулись к воротам. До их слуха донеслось бряцание оружия с противоположной стороны забора. По отсветам огня было ясно, что на улице перед боярскими палатами собралось множество людей с факелами.

— Что там? — спросил Чигирев у одного из стражников.

— Царь на боярина нашего осерчал, — явно волнуясь, ответил тот. — Стрельцов из Кремля прислал. Выдать Федора Никитича требуют.

— И что будет?

— Как боярин скажет, так и сделаем, — ответил стражник. — Повелит на милость царя отдаться — отдадимся. Повелит костьми лечь — ляжем.

Чигирев поморщился. Перспектива «лечь костьми» за Федора Романова его явно не вдохновляла.

Толпа расступилась, и в сопровождении двоих дворян к воротам вышел Федор Никитич. Про себя историк отметил, что теперь сопровождают его люди средних лет, явно опытные воины.

— Кто меня звал? — зычным голосом крикнул он, обращаясь к невидимому собеседнику за воротами.

— Петр Басманов я, — последовал оттуда ответ. — Грамота у меня от государя к тебе, боярин. Велено тебе к царскому двору под стражею немедля быть. А людям твоим велено нам помех не чинить, в палаты царевых людей впустить и оружие сложить. Если же ослушаетесь царева указа, то будешь ты, боярин Федор, изменником оглашен. А люди твои, аки воры, в железа закованы будут и перед царем на суд и расправу предстанут.

Ни один мускул не дрогнул на лице Федора Никитича.

— Государь наш нынче немощен, — громко объявил он. — Не мог грамоты сией писать. Заговор супротив меня худые бояре затеяли. А ты, Петька, сам изменник государю и есть. Прочь от ворот моих!

— Одумайся, боярин! — прокричал Басманов. — Гнев царский на себя навлекаешь. Со мною стрельцы числом многим. Силою тебя возьмем.

Не удостоив царского посланца ответом, Федор Никитич быстро обвел собравшихся глазами, ткнул пальцем, указывая на трех человек, и произнес:

— Вы, трое, со мной. Остальным оборону держать и стрельцов в палаты не пущать.

Немедленно всё пришло в движение. Выскочивший вперед Петр Малахов скомандовал:

— Кто с огненным боем, в первый ряд становись. Остальным за стрелками стоять.

Люди сорвались со своих мест, выполняя приказание. Только Басов, Крапивин и Чигирев замешкались. Это не укрылось от зоркого взгляда Федора Никитича.

— Ты, — ткнул он пальцем в Басова, — тоже со мной иди. Ты, — он указал на Чигирева, — к первому писцу моему ступай. А ты, — боярский перст потянулся к Крапивину, — при Петре стой.

Распорядившись таким образом, Романов зашагал в дом. За ним поспешили отобранные им люди. Разведчики обменялись взглядами. Всем троим хотелось обсудить ситуацию, но они понимали, что даже секунда промедления может быть воспринята окружающими как измена. Хлопнув Крапивина по плечу, Басов двинулся за боярином. За ним последовал Чигирев.

Подполковник остался один. Немедленно к нему подскочил Малахов.

— Чего рот раззявил?! — рявкнул он. — Вон, на правой руке людишки неровно встали. Поправь. Да проследи, чтобы копейщики прям за стрелками встали. Времени уж нет.

Времени явно оставалось мало. Ворота уже гудели под мощными ударами тарана. Выхватив саблю, Крапивин ринулся на правый фланг.

Совместными усилиями Крапивину и Малахову удалось выстроить стрелков, вооруженных мушкетами, в две шеренги. Следом за ними расположились воины с копьями, алебардами и бердышами. В третьем и четвертом ряду разместились бойцы с саблями. Окинув взглядом поле боя, Крапивин понял, что к отпору стрельцам готовы более сотни человек. Обернувшись назад, он увидел, что за амбарами и конюшнями спешно формируется еще несколько отрядов общей численностью не менее шестидесяти-семидесяти человек.

Под натиском тарана ворота рухнули, и в образовавшуюся брешь с яростными криками ринулись облаченные в красные кафтаны стрельцы, вооруженные саблями и бердышами.

Раздался неровный залп первой шеренги защитников. Некоторые из прорвавшихся во двор стрельцов повалились на землю. Стрелки первой шеренги быстро опустились на одно колено. Тут же захлопали выстрелы второй шеренги обороняющихся. По двору поплыл едкий пороховой дым. Разрядив свое оружие, стрелки отступили назад, под прикрытие копейщиков. Теперь строй ощетинился копьями и алебардами.

Однако атакующие явно не намеривались бросаться на противника. Те из стрельцов, кто остался в живых, быстро ретировались, а в воротах возникли стрельцы, вооруженные мушкетами. Первый ряд опустился на одно колено, второй прицелился, встав в полный рост. Грохнул залп. Несколько защитников, стоявших в первых рядах, повалились на землю. Строй дрогнул.

— На месте стоять! — взвыл находившийся на правом фланге Малахов.

«Это же самоубийство! — пронеслось в голове у Крапивина. — Стоять в полный рост, плотным строем, под огнем противника, бьющего с тридцати метров...»

Вперед снова вышли стрелки. Грохнул новый залп. Из-за густых клубов порохового дыма, плывших по двору, стрелки били почти вслепую, но в плотном строе каждый заряд находил свою жертву.

Когда дым чуть рассеялся, стало видно, что двое стрельцов лежат неподвижно. Несколько человек в задних рядах тоже пали. Однако это не помешало атакующим произвести третий залп. За ним почти сразу последовал четвертый.

Строй защитников смешался окончательно Очевидно, это и требовалось стрельцам. Теперь с бердышами наперевес они снова ринулись во двор, а навстречу им двинулась толпа боярских воинов. Последние остатки строя распались.

— Твою мать, песьи дети! — взвыл Малахов. — Строй держите!

Было уже поздно. Два отряда с грохотом сшиблись. Зазвенело оружие. Первые минуты Крапивин не мог протиснуться сквозь плотный строй соратников, но вот бившийся перед ним воин повалился на землю, закрывая руками рассеченное саблей лицо, и перед Вадимом предстал разгоряченный боем стрелец. Инстинктивно Крапивин сделал выпад и воткнул свою саблю в живот атакующему. Тот охнул, скрючился и рухнул прямо на павшего под его ударом противника.