Только что созданные существа раболепно служили ему и смотрели на своего господина не иначе, как с обожанием, но стоило стае тварей из двух-трех дюжин голов пожить несколько месяцев в удаленном лесу, как у них тут же начинал формироваться сплоченный охотничий коллектив, интересы которого порой вступали в конфликт с приказами хозяина. К примеру, недавний инцидент близ маленького городишки Лютен. Напавшие на телегу сборщика податей вутеры принесли хозяину не всю добычу, самовольно оставили себе треть для того, чтобы облегчить выживание среди людей.
Три месяца назад на юге Камбола было еще хуже. Керарн послал полсотни оборотней вырезать непокорную деревню, но его слуги попали в засаду Ордена. Вместе того чтобы оставить заградительный отряд и бежать, а такая возможность у «волкорылых» олухов была, сражаться остались все.
Желание бросить в бою товарищей отрицательно сказалось на общей ситуации в том регионе. Потеря тридцати - сорока лишних бойцов привела к поражению и вынудила Озета перебраться в Лиотон, хоть возвращаться в болота изначально и не входило в его планы.
Нежить очеловечивалась, перенимала у людей далеко не лучшие, по крайней мере по его мнению, качества. С эволюцией в рядах высших слуг нужно было бороться, но прямолинейными приказами дела было не исправить. Единственно приемлемым выходом Кергарн считал не бороться, а наоборот, ускорить развитие новой общности, как можно быстрее перевести своих косматых детищ из стадии племенных отношений, для которых характерны взаимовыручка и ответственность членов социума друг за друга, в стадию более позднего индивидуализма. С возникновением первых государств любая цивилизация перерастала в фазу соблюдения исключительно шкурных интересов, рвались не только племенная связь, но даже кровно-семейные узы. Великие планы Кергарна из рода Озетов мог спасти лишь оголтелый эгоизм среди слуг, оставался открытым лишь вполне уместный вопрос: «А как его, собственно, насадить, притом быстро, массово и надолго?»
Книга древнего философа была прочитана трижды, но все равно решение проблемы основательно застряло на стадии формирования. Кроме того, крайне осложняли задачу и те обстоятельства, что нежить жила недолго и не могла иметь потомства. Как ни крути, а искусственным существам было далеко до полноценных людей, хоть они и превосходили обычный человеческий сброд по боевым качествам и многим другим показателям.
Если Кергарн хотел властвовать на Шатуре долго, а именно этого он и хотел, то нужно было срочно улучшить свои детища и наладить процесс их полностью автономного воспроизводства. Как видно, решить вторую проблему было ничуть не легче, чем разобраться с первой, а тут еще под ногами мешалась третья, не очень актуальная на ближайшие сто - двести лет, но если сбросить ее со счетов сейчас, то в дальнейшем последствия будут необратимыми, и все придется начинать заново.
Любой социум развивается, а вместе с ним претерпевает изменения и физиология отдельно взятых индивидуумов. Первобытные люди весьма смахивали на обычных обезьян, имели необычайно крепкие тела и маленькие, способные решать лишь примитивные задачи мозги. Процесс эволюции всегда основывается на умственном труде, но запас сил организма ограничен, иными словами, чем умнее становится особь, тем слабее ее мышечные ткани и костяная основа; чем сложнее мыслительные процессы, тем уязвимее тело к воздействию окружающей среды. Некоторые цивилизации эта закономерность привела к полнейшему вырождению, некоторым повезло больше, они уничтожили себя раньше, чем превратились в хрупких слизняков с маленькими, слабенькими тельцами - придатками мозга.
Кергарн не желал тратить ни времени, ни сил на создание хрупких, мягкотелых существ. Он хотел избежать ошибок природы, но для этого нужно было много экспериментировать, иметь целую тюрьму подопытных крыс и как следует изучить эволюцию тел нынешних обитателей Шатуры, тем более что именно их система воспроизводства и послужит основой для качественно нового поколения нежити.
За дверью раздались громкие шаги. Кергарн опять подсел к камину и спрятал лицо под капюшон. Слугам незачем было знать, как он выглядел, это удел людей, с которыми колдуну вскоре придется тесно общаться. Осторожность и предусмотрительность - залог успеха любого большого начинания. Кергарн не знал, каким способом, но рыцарям Ордена почти всегда удавалось считывать память и получать изображение из мозга убитых ими существ. Сам он был осторожен, а вот некоторым из его сородичей Озетов уже приходилось по нескольку раз менять обличье.
* * *
Вебалс не соврал, хозяйка дома действительно оказалась милой, заботливой, в годах, телесах и совершенно не «ахти». Плотные одежды, на которых еще сохранился отпечаток давнего купеческого благополучия, надежно маскировали раздувшуюся за последние годы талию. Когда-то лоснящиеся, розовые щеки стали отвисать и образовали не только второй, но и третий с четвертым подбородки. Холеные руки были натружены до кровавых мозолей, а в прошлом пышные волосы свисали с маленькой головки сальной паклей. Купеческая вдова находилась в стадии длительной метаморфозы, затянувшегося на годы превращения царевны обратно в квакающую жительницу болот.
Девичья красота меркнет не только с годами, но и от отсутствия достойного финансирования. Это аксиоматичное правило Палион хорошо усвоил еще в юности. Красочный образ приютившей их купчихи не опровергал, а только подчеркивал непреклонную истину жизни. Смерть мужа, утонувшего два года назад в небезызвестном гниющем водоеме, отразилась не только на внешнем виде хозяйки. Благодушная толстушка с романтическим именем Терена как-то странно смотрела на изможденных «дорогой» странников. Нет-нет да ее взгляд и соскальзывал ниже уровня поясных прях, нет-нет да крупные телеса и касались мужских рук в узком, плохо освещенном коридоре по пути наверх, где между пыльной кладовкой и ныне пустующей комнатой почившего супруга для путников были приготовлены две маленькие отдельные комнатки.
– Может, в комнату мужа попросимся? Все равно же пустует, - предложил Палион, с кряхтением укладывая помятые ребра и сломанную руку на мягкую, пуховую перину.
– Что, боишься спать один? - рассмеялся Вебалс, пока еще не собиравшийся идти в свою комнату. - Не бойся, Терена хоть в коридоре о нас бока и обтерла, но дальше дело не зайдет, слишком она степенна да пуглива, чтобы вот так сразу, в первую ночь к постояльцам приставать, так что дверь можешь не запирать, по крайней мере еще дней десять ничего не случится.
– Хочешь сказать, мы целых десять дней здесь прохлаждаться будем? - В голосе Палиона чувствовалось явное разочарование: ему не нравились пейзажи за окном и дикие нравы обитателей Нижнего Дукабеса.
– Тебе руку подлечить надо и еще…
– И еще?! - настойчиво спросил разведчик, чувствуя, что колдун пытается скрыть от него явную причину остановки у пышнотелой вдовушки.
– У нас есть дела, - ответил Вебалс, - точнее дело, оно одно, найти Кергарна.
– Полагаешь, твой дружок скрывается здесь, среди немытого сброда и грязи? - искренне удивился Палион. - Ну и пристрастия в вашем роду Озетов, ничего не скажешь… да вы просто любители экзотических мест и экстремального отдыха!
– Не иронизируй, его, конечно, здесь нет и быть не может, - произнес Вебалс, довольно убедительно притворившись, что понимает смысл слов «экстремальный» и «экзотика». - В нижнем городе слишком многолюдно и шумно, а в верхнем, наоборот, чересчур размеренная жизнь. Появление чужака в верхних кварталах сразу вызовет массу подозрений. К тому же возникнет необходимость притворяться аристократом, принимать участие в светской жизни городской верхушки и превратить свой дом в проходной двор для скучающей знати, а этого Кергарн не любит, это как раз и идет вразрез с его интересами. Он ищет тишины и спокойствия, он ищет…
– Да-да, вот именно это и интересно, что же твой приятель все-таки ищет? - Палион попытался разговорить вдруг замолчавшего Вебалса.
– Если бы я только знал, - честно признался колдун. - Кергарн скрытен и весьма образован, очень опасное сочетание, в особенности для Озета. В последние месяцы атаки нежити стали менее интенсивными и хуже организованными, значит, Кергарн на время отошел от борьбы: ищет иное стратегическое направление для удара, прорабатывает какой-нибудь грандиозный план или занят исследованиями. Точно я сказать не могу, но знаю наверняка, вблизи Дукабеса он появился неспроста…
– Но мы же его вспугнули, - предположил Лачек, - он мог отправиться или в столицу, или еще куда.
– Нет, - уверенно произнес Вебалс и интенсивно затряс рыжими, торчащими в разные стороны бакенбардами. - Лежбищ на болотах и в чащах у него полно, даже мое появление не способно заставить Кергарна изменить свои планы. Он где-то здесь, засел в окрестностях Дукабеса и разнюхивает обстановку.
– Телепат или нюх так хорошо развит?
– Не ругайся. - Вебалс снова не понял неизвестного слова, хотя сам денно и нощно обитал в чужих головах. - Ты что думаешь, ему только твари лесные служат? - печально вздохнул колдун. - К сожалению, рыцари Ордена правильно делают, что ищут приспешников темных сил среди горожан да селян. Охота на последователей Озетов не мракобесие, а вынужденная мера. Их действительно много, они спокойно живут среди людей и время от времени выполняют для своих хозяев кое-какие задания. Другое дело, что на одного сожженного на костре врага приходится более сотни невинно замученных душ.
– Ты хотел сказать «загубленных», - поправил Палион.
– Сначала замученных, а потом загубленных, замученных вусмерть, загубленных самым мучительным образом, не придирайся к словам, и так тошно! - неожиданно вышел из себя Вебалс идовольно сильно саданул кулаком по хлипкой двери. - Методы ведения борьбы Ордена весьма и весьма неэффективны, но иных нет, - резюмировал колдун, также внезапно успокоившись. - Я уверен, что «глаза» и «уши» Кергарна навострены сейчас на Дукабес, он где-то поблизости, а не удрал в столицу. Нам нужно найти ищеек Кергарна и допросить, перед тем как они вернулись к обычной жизни или их превратили в жаркое палачи Ордена.
– Что предлагаешь?
– Пошляться по злачным местам, послушать сплетни и внимательно присмотреться к подозрительным личностям, - изложил план пассивных действий Озет. - Главное, самому не попасться на глаза служителей Церкви, а их здесь полно.
– Самому? - возмутился Палион, вставая с уютной перины. - Неужто ты думаешь, я буду вот так вот нежить бока и ждать, пока тебя сцапают?!
– Будешь, - одним легким толчком Вебалс вернул товарища в исходную позицию. - Тебе всяко нужно отлежаться парочку дней. Твои раны не опасны, но коварны: они лишают сил, затуманивают рассудок и могут подложить свинью в любой момент. Лучше не дрыгайся, а лежи отдыхай! Сам как-нибудь управлюсь, не впервой.
Не дав товарищу ни подняться, ни возразить, Вебалс хитро подмигнул и скрылся за дверью. Палиону не оставалось ничего другого, как скинуть с себя порванную, пропахшую нечистотами одежду и удобнее устроиться на непривычно уютной кровати.
– Хозяин, у нас все готово, - пробасил деревенский верзила, не решающийся войти внутрь комнаты и поэтому скромно подпирающий могучей спиной дверной косяк.
– Пшел прочь, - не поднимая головы, ответил увлекшийся наблюдением за языками пламени Кергарн.
Назойливость и преданность, возведенная в степень инфантилизма, сводили колдуна с ума. Искусственные создания лебезили перед ним, заискивающе глядели в глаза и даже умильно заглядывали в хозяйский рот во время приема пищи. К счастью, колдун не имел дурной привычки привязываться к «питомцам», и как только ему надоедала очередная рожа деревенского простачка, тут же отправлял ее владельца в какую-нибудь отдаленную стаю. Так жить было можно, но тем не менее окружение примитивных существ уже порядком надоело возжелавшему воцариться на планете Озету.
Парень испуганно заморгал большими глазищами, не понимая, чем не угодил обожаемому хозяину, и поспешил скрыться, уронив по дороге несколько стульев и ящиков, стоящих за дверью. Кергарн опять остался наедине со своими мыслями, к сожалению, горькими. Управлять эволюционными процессами оказалось гораздо труднее, чем он изначально предполагал. У первобытных людей инстинкт размножения играл важную роль в социуме, а у его творений он полностью отсутствовал. Что для вутеров, что для оборотней, что для иных высших существ имели значение лишь самосохранение, охотничьи инстинкты и подчинение, на этом далеко не уедешь, не выстроишь четкую, безупречную систему взаимоотношений. К тому же Кергарн находился в неведении, как и кем расставлялись приоритеты в стае, находившейся продолжительное время от него вдалеке? По какому принципу выбирался вожак? Кто лучше охотится или кто лучше умеет приспособиться к жизни во враждебной среде, то есть среди людей? Кому и как из его примитивных творений пришла в голову воистину гениальная идея обосноваться в Бобровых Горках, притом не тайно, не прячась, а открыто заключив с трусливыми крестьянами союз? Расспросы, проводимые с пристрастием настоящих допросов, к результату не привели. Слуги молчали и преданно смотрели в глаза. В конце концов Кергарн понял, что разумная нежить воспринимает его не как хозяина и вожака, а как более сильного хищника, у которого находится в рабстве. Нужно было срочно принимать меры, выстраивать заново несостоятельную, устаревшую систему взаимоотношений в охотничьем коллективе. Однако всего один неверный шаг мог привести к краху, впрочем, как и бездействие.
Кергарн вновь подошел к столу и, стукнув со злости кулаком по дубовой крышке, хотел было закинуть в огонь не оправдавшую его ожиданий книгу, но потом успокоился и, закрыв талмуд, аккуратно положил его на прежнее место. Сборник знаний был ни при чем, не виноват был и автор, просто задача оказалась слишком сложной, и мозг колдуна не смог ее с ходу решить.
«Самый лучший отдых - смена рода деятельности», - успокоил себя Озет, бывший когда-то Богом Коварства, и направился в лабораторию, тем более что доставлявшие ему столько хлопот подручные уже принесли туда новый подопытный материал.
Толстуха Терена весело кружилась под звуки вальса на бронированном крыле космического истребителя «ПР17», но дело почему-то происходило не среди звезд и расплывчатых силуэтов далеких планет, а под водой. У вдовствующей купчихи были симпатичные жабры и восхитительные плавники, а из-под прозрачного платья торчало павлинье оперенье, правда, какое-то странное, с вкраплениями чешуек и собачьей шерсти. Вел истребитель Вебалс, играющий по каналу экстренной связи с Дедулей в габро-покер.
Разведчика мучил кошмар. Мозг обрабатывал потоки новой информации и сплетал из нее хаотичные, немыслимые цепочки. Видение в целом не имело смысла, но каждый его элемент символизировал отдельный, важный для памяти блок - Толстушка Терена с ее жеманными ухмылками - жители Дукабеса; чешуя и клочья собачьей шерсти - информация о вутерах и прочих загадочных существах; истребитель - усиленно затравленное в себе желание вернуться домой и надавать увесистых тумаков подставившим его мерзавцем; Вебалс и Дед - тайные игрища, ведущиеся за его спиной; радио-покер - подсознательное недоверие к тем, с кем приходилось иметь дело. Конечно, глупо было бы предполагать, что один из божественного рода Озетов и начальник галактической контрразведки как-то связаны между собой, но вот Палиону приходилось иметь дело с обоими. И тот, и другой не задумываясь пожертвовали бы им при определенном стечении обстоятельств. Один бросил бы умирать на забытой планете, а другой скормил бы вутерам, как только представитель внешнего мира станет ему не нужен. Самый трагичный парадокс жизни заключается в том, что предают только соратники. Враги честны, они не скрывают своего истинного намерения отправить тебя в могилу, с ними дерешься в открытую, в то время как с друзьями нужно всегда быть настороже. Предательство, подлость и коварство у людей в крови, ну и омерзительна же человечья порода!
Совершенно неожиданно танцы на фоне нежно-голубой воды и плавающих кругами стаек рыбок закончились, как будто кто-то невидимый вскрыл во сне черепную коробку солдата и немножко поиграл с рычажками, установив для просмотра иную программу… положив руку на сердце, более приятную. Место обрюзгшей Терены заняла темнокожая красавица в платье, состоящем лишь из разноцветных, развевающихся при движении ленточек. Она кружила в неизвестном, но очень красивом танце, возбуждающе потрясая своими прекрасными формами и придавая верткому, стройному телу невероятные позы.
Палион почувствовал желание, притом настоль острое как наяву. Красавица приблизилась к нему, взяла за руки и резко впилась пухлыми, сочными губами в его уста. Эротические сны иногда посещали разведчика, в особенности после знакомства с какой-нибудь кокетливой дамочкой, но еще ни разу иллюзорные ласки не были такими реальными. Палион неожиданно понял, что не спит, точнее, спит, но как-то не так: манящие картинки, стоявшие перед его глазами, были во сне, а вот осязательные ощущения принадлежали к этому миру. Кто-то прижимался к нему, гладил по волосам и оголенным мышцам груди, кто-то прячущийся под прекрасным ликом танцовщицы и наверняка крайне опасный.
Разведчик пытался открыть глаза и оттолкнуть от себя неизвестное существо, однако тело не слушалось, запертое внутри головы сознание испуганно билось в агонии, но не могло отдать приказа рукам, оттолкнуть чужака, а векам подняться и дать возможность взглянуть в лицо опасности. Состояние мужчины напоминало кому, блокированные нервные окончания не позволяли подать сигнал окружающим, что он еще жив, все слышит, ощущает и крайне возмущен своей беспомощностью.
Темнокожая красавица, жалкая марионетка, подставленная ему для усыпления бдительности, все плотнее и плотнее прижимала к его груди упругие телеса, затем началось то, что на бюрократическом языке принято называть «актом насилия». Мужчина был против, но отдельные его органы имели особое и абсолютно независимое мнение.
Запертый внутри своего тела разведчик возмущался, бесился и осыпал коварного прелюбодея проклятиями, но ничего не мог поделать. Физическое удовольствие, конечно, присутствовало, моральное наслаждение отсутствовало совсем. Примерно так же ощущает себя озабоченный мужчина прикрывающий во время акта уродливое лицо подружки красочным постером из похабного журнала. Только самолюбие Палиона ранил еще тот возмутительный факт, что его лишили права выбора: подружка сама прикрыла себе лицо и принудила к совокуплению.
К счастью, унизительный процесс продлился недолго. Второе и далеко не главное «я» Лачека не выдержало дольше пяти минут агрессивного напора. По завершении утомительной процедуры тело мужчины тут же перестало ощущать ласковые прикосновения, танцовщица куда-то пропала, и мозг Палиона погрузился в приятную негу настоящего сна.
Вид обнаженного тела молодой женщины вызываету любого здорового мужчины лишь положительные эмоции, даже если фигурка не без изъянов, а на юной мордашке бесенята горох толкли. Такова уж природа, такова уж могучая сила инстинкта, по праву занимающего первое место в мотивационной сфере людей. Упрекать мужчин в естественном желании размножиться, наделав как можно больше своих копий, так же грешно и глупо, как женщин в подсознательном стремлении свить родовое гнездо и высидеть как можно больше яиц. Кто не понимает этого и не уважает природную сущность противоположной половины, просто самовлюбленный дурак или дура, недостойный ни толики сострадания. Но как объяснить брызжущему слюной мужлану, орущему во все горло после… надцатого стакана, что все женщины продажные вертихвостки, что пора подрасти и перестать мыслить в по-детски наивных категориях? Как растолковать разодетой фифочке, что ее муж не раб, не личная собственность, а она не единственная женщина на свете? Наверное, никак, наверное, нужно просто отойти от ущербных людей в сторону и деликатно промолчать. Спорить с ними бесполезно, если вы, конечно, не хотите нарваться на драку или получить массу острых ощущений от криков разъяренной дамочки. Нужно быть умнее и не общаться с теми, кто пытается разрешите все проблемы в мире с позиции слюнтяйского женоненавистничества или не менее глупого воинствующего феминизма. Жизнь уже жестоко наказала этих людей, не старайтесь следовать их примеру!
Кергарн, без сомнения, был полноценным мужчиной, но не принадлежал к примитивному людскому племени, поэтому вид трех человеческих самочек, мирно спящих на лабораторных столах, не вызвал в его организме бурной реакции. Мозг бывшего божества надежно контролировал эмоции и позволял им вырываться наружу, только когда это было нужно или хозяина одолевала скука.
Мерное, глубокое дыхание подопытных слегка приподнимало тонкие, полупрозрачные покрывала, выделяя и подчеркивая девичьи формы. Образцы были молодыми, не старше двадцати трех-двадцати четырех лет, а значит, при правильном обращении могли прослужить долго. Это обстоятельство весьма обнадеживало колдуна. Даже с его возможностями было трудно достать в Лиотоне девиц благородных кровей, простых - пожалуйста, сколько угодно, хоть дюжинами, хоть поштучно, достаточно было заехать в одну из голодающих деревень и скупить еще не падший с голоду молодняк по двадцать синдоров за штуку. Однако дочери полей и сеновалов не представляли интереса для экспериментатора-колдуна, ему нужны были особи изнеженные, к жизни в реальных условиях не приспособленные. Только они, точнее, их тела, могли дать ответы на интересующие вопросы, помочь определить тупиковые ветви эволюции, то есть пути биологических изменений, по которым не следовало идти.
«Это баронесса Октана, семнадцати с половиной лет, выкраденная из родового замка. - Кергарн сдвинул тонкие брови, вглядываясь в лицо юной прелестницы. - Нездоровый, бледный цвет кожи и тонкая лобовая кость, слабовыраженные признаки кровосмешения в седьмом-восьмом колене. А вот характерные формы губ и ноздрей свидетельствуют о явной примеси большой доли южной крови. Странно, в родословной рыцарей из южных земель за последние три-четыре поколения не значится… Проклятие, она же незаконнорожденная, опять нечистый образец! Чтоб Вулак разодрал этих именитых дворян, сначала блудящих направо и налево а потом еще и выдающих полукровок за чистокровных кобылок!»
Кергарн брезгливо поморщился и отошел от стола со спящей красавицей. Он тут же потерял к девице всякий интерес, хотя она была, определенно, самой красивой и юной из присутствующих дам. Конечно, для каких-то вспомогательных экспериментов ее молодое тело можно было использовать, но только не для предварительного изучения и не для основных опытов. Слишком велика погрешность, слишком неточны выводы, сделанные при работе с плохим материалом.
К великой радости колдуна, оставшиеся две дамы полностью оправдали его ожидания. В результате скрещивания десяти-двенадцати поколений чистокровных дворян получились действительно бесценные образцы для предстоящего исследования: малокровие, ряд неизлечимых наследственных заболеваний, атрофия мышечного покрова и внутренних тканей, но главное - узкая тазобедренная кость, означающая полную неспособность экземпляров к деторождению. «Если я заставлю разродиться этих бесплодных, абсолютно бесполезных существ, значит, и мои подручные смогут завести потомство, - подумал Кергарн, решивший взяться за работу сразу же, как только получит еще несколько подходящих образцов. - Чтобы добиться конечного результата, мне нужно всего полгода, от силы год. Чистоплюй Вебалс, единственный, кто смог бы мне помешать, но ему вскоре будет не до меня, им еще плотнее займутся доблестные рыцари Небесного Ордена.
Глава 8
ДЕНЬ ЗАБАВ И ЧУДЕС
Палион проснулся ранним утром; проснулся свежим, бодрым и изнасилованным. На измятой простыне и вывернутом наизнанку одеяле отчетливо виднелись следы ночного буйства. Буянил, конечно, не он, но в непристойном действе все же принимал кое-какое участие, поэтому и чувствовал себя оскорбленным и униженным. Однако последствия навязанной вакханалии были не столь уж плачевными. Несмотря на явное недовольство пассивной ролью, Лачек чувствовал физическое и духовное облегчение. Городок стал казаться другим: немного приветливей и не таким уж серым. Кроме того, налицо было и улучшение физического состояния: помятые в бою ребра уже не болели, а сломанная кисть перестала пухнуть и натягивать лопающиеся тряпки лангета. Кто-то без спросу воспользовался его беспомощностью, но оставил довольно ценный подарок взамен: выгодный симбиоз, в особенности если учесть его плачевное положение. Для несчастного одиночки, оказавшегося в чужом мире, любой недуг, любое, даже легкое недомогание было равносильно смерти. Пока еще за головой отставного карвелесского наемника не охотились, но Палион чувствовал, что такие времена скоро настанут. Во многом этому посодействует его компаньон, скрытный, как истинный чернокнижник, и непредсказуемый, как дворянка на выданье.
Мягко и плавно соскользнув с кровати на пол, Лачек с минуту постоял голышом, оглядывая зарубцевавшиеся порезы и дозревшие до темно-коричневого цвета синяки. Результат ревизии явно устроил разведчика. «Еще парочка таких ночек, и можно избавиться от лангета, - с радостным удивлением констатировал Палион, немного изменив свое отношение к неизвестной насильнице или насильнику. - Но ждать некогда, нужно быстрее изучить Дукабес и, если колдун прав, попытаться самостоятельно обнаружить осведомителей Кергарна. Знаю я этих… членов тайных сект. - Разведчик едва удержался от грубого выражения в адрес сатанистов, апокалипсистов и прочих фанатичных сектантов, с которыми ему ранее довольно часто приходилось иметь дело. - Не так уж и трудно найти в небольшом городишке эту шушеру, у каждого из них „особая миссия“ прямо на лбу напечатана».
По меркам Лиотона Дукабес был довольно крупным городом, но за его крепостной стеной обитало не более четырех - пяти тысяч голодранцев, около тысячи солдат гарнизона и двести-триста лиц благородного происхождения. Разведчик же привык иметь дело с гораздо более крупными цифрами, искать нужных ему людей в огромных конгломератах от четырех миллионов до пяти миллиардов жителей. Палион был уверен, что не прошляется по городу даром, что рано или поздно найдет подозрительную личность, прячущую провороватую физиономию в тени. Сомнения мучили разведчика совершенно по иному поводу: «А что, собственно, с мерзавцем делать: выслеживать или пытать, связав по рукам и ногам и интенсивно макая башкой в навоз?»
Когда выбор труден, а обстановка еще не ясна, или, как любил говаривать его генерал, не транспарентна, нужно действовать. Палион застегнул ремень на еще влажных и липких после купания в водоеме штанах и, накинув на плечи изрядно порванную в бою куртку, переступил порог своей комнатушки, чуть менее аскетичной, чем келья монаха из удаленного, горного монастыря.
Утром в узком и заставленном старьем коридоре не стало светлее, чем ночью, но вот в нос кроме запаха гниющего тряпья ударил еще один, весьма соблазнительный запах: хозяйка жарила мясо. «Если она меня угостит, пусть хоть каждую ночь вальсирует и засовывает себе под юбку павлиньи перья», - выдал разрешение Лачек, вдруг ощутивший просто звериный голод. Палион и не заметил, как ноги отклонились от намеченного маршрута и вместо входной двери понесли его на заполненную манящими ароматами кухню.
Видимо, не ожидая в ранний час гостей, тучная, но еще не совсем растерявшая остатки привлекательности Терена ловко управлялась с огромными сковородками возле пылавшего очага. «Наверняка ее почивший муженек был любителем хорошо перекусить, - решил Палион, мельком взглянув на тарелку с готовым мясом и те запасы, которые еще подлежали жарке. - Если бы почтенный купчина не утонул в помоях, то непременно бы лопнул от обжорства».
Кроме алчных дум о еде, в голову Палиона прокрались и подлые, похотливые мыслишки. Сорочка на покрывшейся потом хозяюшке была почти прозрачной и прилипла к спине, открывая вид на то, что было не таким уж и уродливым, как во сне. Распущенные черные волосы и чуть приподнятый подол юбки просто взывали к действию, но Палион взял себя в руки и не поддался соблазну, не совершил того, за что потом пришлось бы краснеть. Мысль, что ночью его посетила Терена, не укладывалась в голове, раненый солдат элементарно не выдержал бы веса полного тела.
Специально шумно ступая на скрипучие половицы, Лачек приблизился к накрытому снедью столу. Увлекшаяся приготовлением мяса, хозяйка не слышала шагов и повернула голову, лишь когда Палион подошел совсем вплотную. Ни испуганного вскрика, ни страха от внезапного появления постояльца, розовощекая мордашка растянулась в добродушной улыбке, глазам Палиона предстали два ряда белоснежных зубов и полные губы, перепачканные в жире.
– Мясца захотелось, господин солдат? - прощебетала хозяюшка, ничуть не смущаясь, что сорочка прилипла к мокрому телу не только сзади. - Что-то вы больно рано поднялись, еще петухи в третий раз не пели.
Палион не стал переубеждать гостеприимную хозяюшку, что петухи не поют, а кукарекают, и, широко открыв рот, великодушно позволил запихнуть в него небольшой еще шипящий кусок свинины. Угостив постояльца мяском, Терена увлеклась жонглированием сковородками, что, однако, не помешало ей продолжить непринужденную беседу.
– Непоседы вы, мужчины, просто жуть. Вы вон чуть свет уж на ногах, ваш товарищ в ночь из дома ушел… Мой муженек тоже бывало частенько по кабакам шлялся. Нет бы дома посидеть, меня приголубить, а он все по девкам да бельма заливал, дрянной человечек был, если честно признаться…
Такого поворота в беседе Палион никак не ожидал. Люди в средневековье были чрезвычайно суеверными: «… о покойниках или хорошее, или ничего», но здесь, на Шатуре, негласное правило житейского этикета явно не действовало. Отправляя на сковородки один за другим все новые и новые куски свинины, Терена увлеченно вещала о похождениях своего любвеобильного муженька, частенько приводившего распутных девок прямо домой. Хоть вдовушка и осуждала поведение своего супруга, но сама не стеснялась демонстрировать чужому мужчине достоинства крупных телес, трясущиеся при взмахах руками и упорно вылезающие из-под узких полосок ткани тесемок сорочки.
– Пойду я. - Лачек перебил на полуслове рассказ о том, как ее муж вместе с гостившим в городе фивельским купцом за одну ночь осчастливили сразу две дюжины гулящих девиц и парочку случайно затесавшихся в их компанию писарчуков из городской управы. - Если Be… то есть мой товарищ придет, скажи, что к вечеру буду.
– Да куда ж? Хоть перекусили б в дорожку, господин солдат, - обиженно проворковала толстушка, подсовывая под нос постояльца тарелку с мясом и зеленью. - А насчет Вебалса не беспокойтесь, знаю я его, шалопая, раньше следующего утра не заявится. Такой же, как мой покойный муженек, потаскун, пока все кабаки не облазит, домой не вернется.
Из раскрывшегося рта разведчика выпал пережеванный кусок. Оказывается, колдун уже гостил в этом доме… и не раз, поскольку не побоялся назваться болтливой толстушке настоящим именем. Незначительные факты стали самостоятельно выстраиваться в голове в новые логические цепочки. Автоматически поглощая горячее мясо и кивая в такт ворковавшей хозяйке, Палион заново анализировал свой сон, не тот, с темнокожей красавицей, а тот, что был перед ним, с подводным истребителем, вальсирующей толстухой и габро-покером по радиосвязи.
«Вебалс темнит, он специально затащил меня в этот дом и оставил наедине с Тереной, с этой бегемотообразной…» Взгляд разведчика еще раз скользнул по едва прикрытым телесам радушной хозяйки. От нее веяло жаром и пахло душистым мясом, капельки пота стекали по складкам шеи и стремились к грудям, крупным, дрожащим, аппетитным, с высунувшимися из-под ткани сорочки большими сосками. Поднимая упавшую на пол вилку, Терена нагнулась, и материя обтянула плотное, разгоряченное тело, а из-под высоко задравшейся юбки показалось толстое, но очень желанное в эту секунду бедро.
Вселившийся в голову солдата бес протянул его руку к обнаженной женской плоти. Палион не понимал, зачем он это делает, но вцепился сзади в купчиху, обхватил мягкое тело и крепко сжал в своих объятиях. Истеричного визга не последовало, как, впрочем, и хотя бы формального сопротивления. Тело пышки тут же обмякло в руках разведчика и потянуло его на пол, ловко развернувшись и прижавшись горячими сосками к его щекам.
Жалкие остатки вытравленной из головы глупости, называемой очкастыми интеллигентами моралью, внезапно мобилизовались и взяли под контроль похотливое желание. Силой вырвавшись из клещей вцепившихся в него рук, Палион вскочил на ноги и стремглав выскочил из кухни, опрокинув на себя по дороге бадью с огуречным рассолом.
«Ведьма, блудливая ведьма, она околдовала меня! Это она, она приходила ночью, проклятая бегемотиха!» - бесновалась в воспаленном мозгу ужасная догадка.
«А почему ведьма, почему виновата она? Это ведь ты сделал первый шаг, она просто не оказала сопротивления», - прозвучал в голове укоризненный голос отсутствующего поблизости Озета.
«Черт, что же я натворил! Нет, вроде бы ничего страшного пока не случилось, - успокаивал себя Палион, отмывая штаны от пахучего огуречного рассола. - Я просто поскользнулся на банановой корке или арбузной кожуре, точнее наоборот… Хотя нет, на кухне не было ни арбузов, ни бананов, они вообще не растут на этой проклятой планете… или растут? Не важно! Я поскользнулся и упал, как только вернусь, нужно тотчас же извиниться. Впрочем, Терена не была так уж сильно расстроена моей выходкой, а вот поспешное отступление ей явно пришлось не по душе. Так за что же мне извиняться: за то, что совершил, или за то, что не довел начатое до конца?»
Мысли разведчика путались и упорно не желали выстраиваться в логическую цепочку. Он даже не мог понять, чем же расстроен больше: тем, что скорее всего лишится крова, или тем, что обнадеженная вдовушка начнет к нему приставать? И то, и другое было не столь уж плачевно, а вот то, что он впопыхах оставил под кухонным столом меч, могло привести к трагическим последствиям.
Вид бредущих по узкой улочке горожан не внушал уверенности и спокойствия. Даже беспризорники-дети и проплывающие с корзинками в сторону базара торговки косились на него с подозрением, ну а что говорить о ремесленниках и о стражниках, появившихся с первыми лучами солнца в нищенском квартале? Рваная куртка и небритая рожа в синяках, воняющие соленостями штаны и вымытые прошлой ночью в сточных водах волосы. Он походил на пьянчужку, бродяжку, убогого калеку последней войны и разбойника, безвылазно проведшего по крайней мере целый год в дремучей чаще леса. Таких типов обычно сторонятся, а при первой возможности выкидывают за городские ворота. Палиона спасало лишь то, что еще не проснувшимся стражникам было неохота пачкать об него руки. Вебалс удружил своему боевому товарищу, потратил деньги на себя и на кров, не заботясь о том, что разведчику не в чем выйти в город.
«Но он же не знал, что со мной произойдет ночью, - искал оправдания для колдуна наемник, но так и не мог найти ни одного приемлемого. - Да, кого же я обманываю? Знал, конечно, он все знал, мерзавец, он специально привел меня в этот дом! Даже что я на жирдяйку наброшусь, догадывался. Не его ли голос я слышал у себя в голове? Неужто он может следить за мной издалека?»
«В разведке выживают лишь параноики. Трезвый, расчетливый ум не способен предвидеть все опасности, а вот психи чуют их нутром и прячутся по надежным норкам», - эту непреклонную истину жизни знал любой разведчик, конечно, за исключением бездушных машин, следовавших лишь программе, знал и старался ей соответствовать, хоть подобного правила не было ни в одной из обучающих книг. Те, кто их учил и тренировал, вообще мало знали о жизни в тылу врага и уже давно не летали на задания, а, следовательно, формировали у действующих оперативников неправильную систему ценностей. Из однокурсников Палиона выжил лишь тот, кто умел давать поправку на ветер и вовремя забывал о теории.
Сильный, скользящий удар в левое плечо сбил задумавшегося разведчика с ног и отбросил на стену дома. Лачек быстро отправился и, поднявшись, тут же хотел дать напавшему сдачи, но выместить зло уже было не на ком, сбившая его повозка уже скрылась за угловым домом. Впереди была площадь, как водится, с недействующим подобием фонтана, в котором мылись сапоги и все съедобное, несколькими десятками торговых лотков относительной чистоты и парочкой питейных заведений, запертых в этот ранний час на тяжелые висячие замки. Горожан было немного: торговый люд только начал занимать места, а покупатели еще не пожаловали.
Палион оправился, отряхнул потрепанную одежду и, трезво рассудив, что от лотков его естественно прогонят, приняв за вора или попрошайку, направился в обход площади по маленькой улочке, ведущей к воротам в верхнюю часть города. Первые сто метров разведчику удалось преодолеть без приключений, но как только он дошел до первой подворотни, тут же услышал истошный крик, доносившийся откуда-то из глубины палисадника. Жестоко избиваемый (звуки ударов тяжелых сапог были слышны отчетливо) не звал на помощь, а громко визжал, наверное, терпя ужасные муки. Вмешиваться в жизнь городских низов разведчику не хотелось. Во-первых, к чему задаром подставлять под удары бока, а во-вторых, с вероятностью в пятьдесят процентов могло оказаться, что жертва вполне заслуживала наказания. Простые люди в древние времена не имели дурной привычки беспокоить судей по пустякам. Большинство преступлении каралось на месте, простым, но эффективным методом народного самосуда.
Постояв немного и вслушавшись в чарующую композицию ударов, вздохов и криков, Палион решил продолжить свой путь, но тут из кустов высунулась толстощекая, усатая рожа, вероломно нарушившая его мирные планы.
– Эй ты, доходяга опойный! Чо встал, пшел отсюда, пока плетей не огреб! - пробасила физиономия двадцатилетнего отрока, явно благородного происхождения, но не знавшего, что такое манеры.
Палион открыл было рот, чтобы ответить, но юноша скрылся в кустах, а в воздух взмыл огрызок яблока, быстро пролетевший по пологой траектории и ударивший разведчика точно в лоб. Еще несколько месяцев назад Лачек, соблюдая суровые правила конспирации, потерев ушибленное место, побрел бы прочь. Однако пребывание на Шатуре отрицательно сказывалось на профессиональных навыках: выдержка и самоконтроль выветривались, как хорошая наливка, не по дням, а по часам.
Крепко сжав кулаки, Палион рванулся с места со скоростью, которой позавидовал бы спринтер, потом оттолкнулся обеими ногами, сгруппировался и, совершив в воздухе кульбит, перепрыгнул через зеленую преграду. Парочка молодых дворян в черных плащах не успели даже обернуться, как им на спину приземлился доходяга в развевающихся на ветру лохмотьях. Сбив негодяев с ног, Палион успокоил одного точным пинком каблука по виску, а второго, на котором лежал, добил ударом лобовой костью по переносице.
Наблюдавшая за картиной жестокой расправы жертва, мужчина средних лет в давно не стиранной ливрее кучера, быстро отползла назад, испуганно бормоча себе что-то под нос, но не осмелилась кинуться прочь. Страх перед неизвестным сильнее тумаков, он парализует и не дает пошевелить даже пальцем.
Недолгий полет и последующее мягкое приземление никак не отразилось на намерениях разведчика. Он вступил в бой, выиграл его без потерь и теперь пожинал плоды победы, стаскивая с обмякшего тела одного из юнцов дорогую одежду. Трофеи оказались почти впору, немного сковывал движения камзол, но на такие пустяки бывший офицер никогда не обращал внимания, главное, чтобы не жали сапоги да брюки не впивались в пах.
– Ты кто? Один из этих?… - испуганно пролепетал спасенный мужик, утирая слезы вперемешку с кровью с изуродованного, опухшего лица.
– Не-е-е, не из этих, я из тех, - также уклончиво ответил разведчик, закончив с раздеванием одного барчука-неудачника и незамедлительно приступив к стягиванию штанов с другого. Одежда никогда не бывает лишней, в особенности если тебе каждый день кто-то пытается намять бока или окунуть с головой в сточные воды. - Кто таков? За что били?
– Я… я кучером был, а они… они…
– Ладно, потом расскажешь, какие пакости натворил. Пошли отсюда!
Не дожидаясь, пока ограбленные парни очнутся или, что еще хуже, в укромный уголок заявится стража, Палион сгреб в охапку запасные трофеи, подобрал оружие и, ухватившись за шиворот, рывком поднял на ноги зареванного мужика. Жертва нападения еще находилась в шоке, поэтому вела себя покорно и тихо, не пыталась бежать и даже не стала лягаться.
Через пять минут парочка уже была на заброшенном пустыре. Палион усадил бедолагу на старую повозку без колес и, состроив грозное лицо, приказал рассказывать по порядку, что с ним произошло.
Вебалс задержался на кухне. Он не хотел покидать дома, пока Лачек не уснул. Слишком непоседлив был его новый боевой товарищ, слишком деятельная, активная натура скрывалась за тонкой оболочкой профессиональной осторожности и самоконтроля. Колдун знал это, он недаром потратил так много сил, копаясь в голове компаньона. Многого из нагромождения чуждой информации он так и не понял, но того, что выяснил, было достаточно, чтобы пожалеть о своей выходке в трактире. Будить зверя опасно, особенно в человеке, прошедшем нелегкий жизненный путь и убившем собственными руками не меньше живых существ, чем он сам. Позывной «Палач» был присвоен разведчику не случайно, он отражал его истинную натуру, а не просто символизировал случайное сочетание первых букв его имени и фамилии.
Поедая остатки позднего ужина, приготовленного отправившейся на боковую Тереной, Вебалс еще раз взвесил все плюсы и минусы нового сотрудничества и пришел к выводу, что ему очень повезло с соратником. Дело даже не в том, что Палач мог одним словом вывести из строя механических рыцарей, Палион походил на него по системе внутренних ценностей и складу ума, он был идеальным исходным материалом, из которого, прикладывая минимальные усилия, можно было вылепить нечто стоящее.
Последний кусок мяса приятно согрел гортань и, провалившись в желудок, наполнил сердце печалью. Колдун потратил слишком много сил, а ужин хоть и был сытным, но не смог утолить одолевавший странника голод. Решив, что сможет перекусить по дороге, Вебалс оставил хозяйке записку с пожеланием держать в доме больше готовой еды и, дождавшись богатырского храпа, разнесшегося со второго этажа, отправился в путь.
Вечер был холодным идождливым. Колдун поплотнее закутался в старенький, дырявый и засаленный плащ, специально приобретенный для того, чтобы скрывать под ним дорогую, а по меркам нижнего города просто роскошную одежду. Холодные капли с чмоканьем ударялись по лбу и бритым вискам, навевая желание немедленно вернуться обратно, в сухой и хорошо натопленный дом. Однако у Вебалса были дела: во-первых, вернуть свой меч, утерянный во время сражения, во-вторых, разузнать обстановку в городе. Кое-какие слухи до него уже дошли: о появлении вутеров возле крепостной стены; о недавнем похищении герцогини Нувии; о неожиданном приезде герцога Самвила, почтившего своим присутствием дом бургомистра; о привидениях, ворующих души людей по ночам; о черных скитальцах, летучих сгустках кромешной тьмы, поглощающих не только живую плоть, но и пространство; и прочая-прочая ерунда, деликатно именуемая пьяными байками. Что из услышанного по кабакам было правдой, а что ложью, сразу сказать было нельзя. По крайней мере Вебалс из рода Озетов весьма сомневался, что привереда Самвил проведет хотя бы одну ночь в свинарнике местного управителя, а вот в существование призраков-душегубов искренне верил, поскольку сам когда-то по глупости сотворил парочку. Однако, по счастью, проверить слухи было довольно легко, достаточно было посетить логово напавших прошлой ночью на них бандитов и вежливо попросить поделиться сведениями об их нанимателе. Вебалс был абсолютно уверен, что побоище на мостках пруда произошло не из-за выходки в трактире: слишком коротким казался колдуну временной промежуток между двумя событиями, да и посетители корчмы были сильно напуганы, чтобы натравливать на них многочисленный, но плохо вооруженный сброд. Да еще тут же, вблизи от места их злодеяния. Определенно, бродяг натравил на них кто-то еще. Озет догадывался кто, но уточнить личность заказчика не мешало. К тому же бестолковые голодранцы могли знать что-то еще, а информация о враге никогда не бывает лишней.
Двигаться налегке, то есть не таща на себе раненого товарища, оказалось значительно проще. Уже через четверть часа колдун достиг берега зловонного водоема, служивший местом сброса отходов человеческой жизнедеятельности, то есть экскрементов и трупов. Холодный дождь почти закончился и стал переходить в фазу заунывной измороси. Над водою начинал подниматься туман, сводя и без того плохую видимость почти к нулю. Припомнив события прошлой ночи и ориентируясь по мосткам, Вебалс начал поиски плотов, поскольку только там могли остаться следы, ведущие в убежище разбойников.
Найти черную кошку в темной комнате неимоверно трудно, но еще сложнее бродить по грязевому месиву, утопая по колено в вязкой жиже, и выглядывать в темноте едва заметные контуры самодельных плотов. За время, потраченное на поиски, колдун бы мог дважды добежать до дома Терены и вернуться обратно. Он устал, но в конце концов все же набрел на заваленную тряпьем и обломками бочонков конструкцию.
Дождь - бескорыстный помощник преступников, он смывает следы, неимоверно осложняя работу дилетанта-следопыта, и только настоящему профессионалу сыскного дела влага с «дырявых» небес не помеха. Вебалс был опытной ищейкой, он и не пытался искать отпечатки сапог и босых ног на грязи, он сразу стал обращать внимание на другое: на поломанные ветки деревьев, на вытоптанный кустарник и на иные признаки того, что отряд бандитов пришел к водоему со стороны заброшенной гончарной мастерской, наполовину развалившегося, но все еще не рухнувшего здания.
Возле поваленного и растасканного на дрова забора, колдуна постигло разочарование. В гончарне было пусто, как в деревенском амбаре после наезда господских слуг. Покоящийся на боку и вросший по сердцевину в землю гончарный круг был одиноким напоминанием, что лет десять - пятнадцать назад здесь все же шумели рабочие и на усладу горожанам лепились горшки, цветочные и ночные. За обветшалой стеной мастерской сразу начинался овраг, заваленный всякой всячиной, в том числе и съестной, именно поэтому среди груд мусора иногда мелькали хвосты и драные спины бродячих собак. Слева вплотную примыкал высокий каменный забор какого-то склада. Охраняли его наемники торговой гильдии, ничуть не похожие на напавший на них сброд. Справа красовалась выгребная яма на пять посадочных мест под дырявым, прогнившим от времени навесом. Вебалсу показалось это соседство странным. В привычки местных жителей не входило сокрытие акта опорожнения желудков: одним приходилось редко от чего избавляться, а набившие утробу счастливчики обычно предпочитали кусты, проявляя завидную тягу к свежему воздуху и гигиеническим средствам на травяной основе.
Сам факт нахождения посреди заброшенной местности туалета показался колдуну подозрительным. Конечно, общественная клоака сохранилась еще с тех времен, когда ленивые ученики и степенные подмастерья любили засиживаться, под уважительным предлогом отлынивая от работы, но та сказочная пора давно миновала. Мародерствующая нищета, обитающая в округе, не дала бы пропасть ценным доскам и уже давно растащила бы навес на дрова. Снедаемый дурным предчувствием, что ему в очередной раз придется испачкать совсем новый костюм, Вебалс осторожно приблизился и после недолгих раздумий осторожно вступил на скрипучие, прогибающиеся под ногой подмостки.
Когда-то Озеты были уважаемыми божествами и сиживали в таких условиях, которым позавидовали бы короли, потом времена изменились, а с ними и уровень жизни. Вебалсу приходилось посещать различные по удобству, чистоте и комфортности заведения подобного рода, но он ни разу не видел, чтобы из недр выгребной ямы пробивался свет. Ситуация сразу прояснилась. Колдун понял, что к чему, и больше не страдая от приступа брезгливости, лег на заляпанные грязью естественного происхождения доски.
Долго всматриваться в зловонную темноту не пришлось. Хоть от стен и пахло, но яма была пуста: на каменном дне лежала длинная лестница, а за проржавевшей дверью явно был коридор, откуда, собственно, и пробивались отблески факелов. Искать поблизости крепкую веревку было бессмысленно, а ждать, пока бандиты выйдут на очередной рейд, слишком долго. Возможно, в подземное логово имелся и другой, более приемлемый для культурного человека вход, но строить из себя слюнтяя-интеллигента Вебалсу было некогда, скоро должно было взойти солнце, а обитатели убежища разойтись по домам, если они, конечно, у них были.
Прыжок был быстрым и бесшумным, правда, колдун поплатился вывихнутым коленом, но жертва того стоила, выдавать свое присутствие раньше времени было не резон. Немного прихрамывая на левую ногу, диверсант доковылял до железной двери и осторожно потянул за единственно уцелевшую дужку поручня. Тяжелая махина поддалась и с противным скрипом отъехала в сторону. На протяжный звук никто не обратил внимания, по крайней мере Вебалсу так показалось. Не тратя времени на вслушивание в тишину, нарушаемую лишь треском не затушенных факелов, колдун стал медленно спускаться по длинному и узкому проходу, уходившему, как казалось, в саму преисподнюю.
– Еще раз все по порядку, но уже без завываний и соплей! - Вид плачущего мужчины бесил Палиона, разведчик становился грубым и жестоким.
– Да, говорю ж я те, ваш благородь… я в кучерах у гарцогини Нувии ходил… - выдавила из себя окровавленная, опухшая физиономия, на этот раз не издав ни одного лишнего звука, кроме парочки-другой тихих всхлипов.
– Во-первых, не ходил, а служил, ходить только в дураках можно, а во-вторых, мне плевать на твою хозяйку, за что рожу-то били?!
Палион терял терпение и уже подумывал продолжить дело своих предшественников. На кровавом месиве на плечах живого места уже не было, но зато незатронутые участки остального тела оставляли большой простор для жестоких фантазий. Впрочем, много усилий не потребовалось бы: пара пинков в живот, и побитый заморыш превратился бы в образец красноречия.
– А вот как раз за нее, за гарцогиню, и били! - брызгая слюной, прокричал бывший кучер. - Украли ее близ города, пару дней назад украли, супостаты, вот они и пытались выведать, что да как!
– Кто они, похитители? - Палион с трудом понимал сбивчивое бормотание, усугубленное отсутствием пары передних зубов во рту жертвы.
– Да нет же… я же сказал, супостаты, не те, а эти, которых ты уложил… ну, эти мордовороты, у которых ты шмотки стибрил!
– А кто они такие, как представились тебе, болезному?
Злость вдруг куда-то ушла, уступив место усталости. Палиону нестерпимо захотелось закончить затянувшийся допрос и заняться куда более важными делами, например поисками агентов Кергарна. Грозные крики и битье и так натерпевшейся рожи не исправили бы положения. Мужик не темнил, не пытался сбить его с толку и ускользнуть от ответа, он просто не умел говорить, никогда не произносил в день более двух десятков слов да еще вразбивку.
– Никак… вот еще… больно чести много такому… такому, как я, представляться. Кто они, а кто я! Думай башкой-то! - вдруг разговорился кучер и для пущей убедительности размахался давно не мытыми ручищами. - Подошли втроем, за шкирку взяли, да и в кусты поволокли. Говори, дескать, где да как герцогиню умыкнули? Что с охраной и кто на такое паскудное дело осмелился? Да только я-то что, откуда мне это все знать?!
– Погоди, погоди. - Палион нахмурил брови и придал лицу выражение крайнего недоверия. - Говоришь, их трое было, а куда третий тогда подевался?
– Ушел он, ушел! - заорал доведенный до грани отчаяния мужик. - Развернулся, что-то дружкам шепнул, плюнул мне на ливрею, да в кабак к девкам пошел!
– Почему именно к девкам?
– Да отстань ты от меня, не знаю я ничего!
На опухших глазах мужика стали вновь наворачиваться слезы. Близилась весьма нежелательная истерика. Палион решил сменить стиль ведения допроса и, подойдя к мужику, по-дружески похлопал его по плечу.
– Не кипятись, успокойся, дружище! Расскажи-ка мне лучше, что с хозяйкой твоей приключилось, да сколько дней назад.
– А я почем знаю… сколько дней? - проворчал притихший мужик, не на шутку задумавшись и старательно расчесывая себе вспотевшую подмышку. - Вчерась, а может, три дня назад… Не-е-е-е, не припомню! Перепугался я шибко, а когда я пугаюсь…
– … то я очень много пью, - закончил за кучера Палион, принюхавшись к пропахшей самогоном, дешевым вином и еще какой-то гадостью ливрее. - Ладно, не важно, расскажи про хозяйку и на опохмел получишь.
– Деньги вперед, - опухшие глазки хитро прищурились, а на потрескавшихся, раздувшихся губищах заиграло подобие усмешки.
– А вот это видел, - не осложняя себе жизнь долгими дебатами, Палион по-простецки подсунул под нос перенервничавшего пропойцы кулак. - Давай говори, пьянь лиотонская!
– Значит, так, - полностью удовлетворившись размером продемонстрированного аргумента, кучер перестал клянчить аванс и перешел к рассказу. - Выехали мы из города, как водится, поутрянке. Герцогиня наша бабенка хоть и взбалмошная, но порядок знает, поэтому охраны при ней много было, солдат… дюжины три-четыре, все конные.
– Не брешешь?
– Не-е-е, - интенсивно замотал головой кучер. - Она же в столицу направлялась, путь долгий, опасный, от самого замка своего солдатиков и тащила…
– Значит, это не наемники были, а люди ее отца.
– Дядьки двоюродного, - уточнил кучер и, гордо потрясая пальцем в воздухе, изрек: - Она же герцогиня, а не какая-нибудь там задрипанная баронесска, она наемный сброд не нанимает.
– Трепись дальше, оратор! - потребовал Палион и сильно хлопнул доморощенного герольда по согнутой колесом спине.
– А что дальше? Ну, ехали мы ехали, все как обычно было: гнедая подхрамывала, а Генопсий все вбок забирал, привычка у него, мерзавца, такая, а тут возле леска на нас разбойники напали.
– Много их было? Как одеты?!
– Ты бы чего полегче спросил, а-а-а! Я почем знаю? Убегли они в лес, как только ребята наши на них кинулись. Охранники в погоню пустились, ну а я карету к переправе погнал, как Карбер, командир отряда, приказал. Вон там-то оно и случилось.
– Что случилось?
– Герцогиню украли, дурья башка! - внезапно выкрикнул вошедший в раж возница и даже забылся настолько, что хотел замахнуться на Палиона, но под гневным взглядом солдата мгновенно опомнился и опустил едва оторвавшийся от телеги кулак. - Едва мы на мостки заехали, а тут вода вздыбилась и чудища полезли, волосатые, косматые, в водорослях да тине. Окружили они нас, остаток конвоя на куски разорвали, а телегу прям вместе с лошадьми под воду и затащили.
– Не брешешь, старый? Сам-то как уцелел?
– Как, как, таком! - брызнул слюной из вздувшегося до неимоверных размеров рта возница. - Не помню… спрыгнул с козел да в лес побег, только у ближайшего трактира и очухался. На все, что при себе было, лекарств накупил… нервишки успокоить, а так и не помогло. Вон, глянь, до сих пор культяпы дрожат. - Кучер подсунул Палиону под самый нос пахучую пятерню растопыренных пальцев. - Дай на лекарство, а-а-а!
– Скажи, дружище, а третий твой мучитель куда направился? - Палион брезгливо отстранился от зловонного доказательства расшатанности нервов.
– А я почем знаю, по кабакам ближайшим полазь, авось да найдешь, - промямлил возница, а потом вдруг нахохлился, как объевшийся воробей, и уверенно вопросил: - Так насчет лекарства-то как?
– В меру нужно лечиться, в меру и соблюдая точную последовательность назначенного врачом курса. - Палион поднялся с телеги и, не оборачиваясь, пошел прочь. - Внутрь организма ты уже достаточно принял, пора переходить к водным процедурам. Охолонись из колодца, полегчает!
– Во, сволочь, - тихо прошамкал не закрывающимся ртом возница; сказал злобно, но тихо, чтобы его докучливый спаситель, не дай бог, не расслышал крамольных слов.
Пиво было паршивым: теплым и напоминающим по вкусу мочу престарелого жеребца. Еда тоже не вызывала положительных ощущений, хоть и была приготовлена сносно. Ликарас морщился и медленно ковырял остывшее мясо видавшей виды деревянной ложкой. Переодетого рыцаря Ордена, волей судеб попавшего в дешевый кабак, радовало лишь отсутствие вблизи пьяных рож простолюдинов и вертлявых телес назойливых, как мухи, танцовщиц. К счастью, он попал в этот притон днем, когда все страсти отшумели, а основной поток поцарапанных медяков уже перекочевал в карман розовощекого владельца.
«Низменная и тоскливая суета. Какое счастье, что я отказался от мирской жизни. Пьяные драки по пустяковым поводам, горький рассол вместо аппетитного бекона на завтрак, похотливые кошки в обличье женщин, лиц которых наутро уже и не вспомнишь. Пусть свою жизнь на ЭТО тратит кто-то другой, еще не пресытившийся и наивный, - размышлял командир разведывательной группы, терпеливо дожидаясь возвращения подручных. - Конечно, в такие убогие места я во времена бурной молодости не заглядывал, но разницы между дешевым вертепом и сборищем титулованных аристократов по большому счету никакой. Нет, сначала на балах все пристойно: напыщенные речи, торжественное застолье и танцы, но после третьей перемены блюд и четвертой замены бочонков куда-то деваются светский лоск и хорошие манеры. Графини, маркизы и баронессы разбредаются по тихим уголкам и тайно вступают в блуд, потом поправляют платья и возвращаются за стол, чтобы принять активное участие в напыщенных дебатах о чести, долге, духовных ценностях и морали. Ханжество, кругом одно ханжество и вранье!»
Покинув свет и вступив в ряды Небесного Ордена, Ликарас полностью отдался борьбе, но не отказался от плотских утех. Он всегда считал, что можно гармонично сочетать и то, и другое, главное, знать меру. Жизнь должна иметь цель, не ту примитивную: «… посадить дерево, вырастить сына…», а настоящую, чтобы жить не только ради своего удовольствия и продолжения рода. Веселиться можно и нужно, а вот возводить праздность и толщину кошелька в ранг божества - преступление против самого себя. Отлежавшись на уютном сеновале с парой-тройкой пышнотелых крестьянок несколько дней, Ликарас всегда с радостью возвращался к своим обязанностям в Братстве. Такие отлучки не возбранялись, а, наоборот, приветствовались среди суровых рыцарей Братства; они поддерживали солдат Небес в нужном тонусе и были гарантом отсутствия психических отклонений. Если все время воевать и думать лишь о служении высшим целям, то рано или поздно любой здравомыслящий человек превратится в убогого, ущербного фанатика, бесполезного и даже опасного для правого дела. «Нельзя изменить природу человека, нужно ей следовать и соблюдать баланс между телесным и духовным», - так говорил Патриарх Ордена, и этому же учили своих молодых товарищей более опытные, умудренные жизнью рыцари.
Мысли внезапно оборвались, густые брови Ликараса слились в единую дугу, а сильные пальцы переломили пополам деревянную вилку. На пороге появился его подручный, двадцатитрехлетний отпрыск благородного рода маркизов Тилс. Он выглядел, как городской попрошайка в самый «урожайный» день, когда чем плачевнее вид, тем больше подают. Разорванные штаны, заляпанные неизвестно чем, и стоптанные сапоги, драная куртка карвелесского наемника и огромный синяк, расползшийся от виска по всей левой стороне лица. Они расстались всего полчаса назад, и на Тилсе была совершенно иная одежда. Такой поворот событий изрядно подпортил и без того дурное настроение рыцаря.
– Беда, командир, - прошептал запыхавшийся отрок, без приглашения сев за стол и залпом допив остатки пива из единственной кружки. - На нас напали и обокрали.
– А я-то, дурак, думал, что это вас пропойца-кучер так отделал, - невозмутимо произнес Ликарас, пододвигая к Тилсу тарелку с остатками еды.
В походе строгие правила субординации не стоят и ломаного гроша, тем более когда бороться приходится в условиях конспирации. Ликарас спокойно отнесся к поведению юноши, а вот то, что двое, пусть даже молодых и неопытных рыцарей Ордена позволили себя избить и раздеть, могло послужить хорошей причиной для длительного и обстоятельного разговора. Но это потом, сейчас нужно было выяснить обстоятельства дела и срочно принимать меры.
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Круз Андрей
Роллинс Джеймс
Василенко Иван