хлестали его по телу, голова качалась из стороны в сторону, а в мозгу
метался, не находя выхода, сочный бас: "Свезу. Так что ты потерпи, браток".
2
того, кто никогда не станет ее мужем. Даже если выживет. И потом, она-то
прекрасно понимала, что женское имя, которое выкрикивают в горячечном бреду,
зависнув между жизнью и смертью, не может принадлежать матери. Потому что
по-настоящему у сына для матери есть только одно имя: Мама.
мешки под ее глазами, Хиинит понимала - не выживет. Умом понимала, а
сердцем... - сердцем уже поздно было что-либо понимать. Потому что она
влюбилась.
незнакомцем?" Но сегодня утром Хиинит не вытерпела. И поинтересовалась - как
бы мимоходом, невзначай.
монотонным голосом, от которого Хиинит стало страшно. Она еще не видела
Кирру такой... опустошенной.
девушки безразличный голос Вдовой, - вот если б найти любящее сердце, ту же,
к примеру, Виниэль..."
закравшейся в голову мысли. - Ведь есть же я!"
незнакомца. Он лежал, похожий на статую, и лицо молодого альва белело живой
маской во тьме пещеры. Хиинит осторожно приподняла одеяла и легла рядом с
ним, ужаснувшись тому, что делает. Тело незнакомца было холодно, как лед на
седой вершине Горы. Ничего. Она согреет его, она сумеет, а Виниэль пускай
винит саму себя - где она сейчас, когда больше всего нужна ему? А утром
Хиинит проснется раньше матери и успеет вернуться в свою постель.
самой Хиинит. Вдовая знала, что теперь у незнакомца появился шанс. И
искренне этому радовалась.
3
нужен мне. Слышишь! Я знаю, тебе холодно, очень холодно, но не бойся, я
согрею тебя. Возьми мое тепло, возьми все, без остатка, потому что я - это
ты, а ты - это я. Не умирай, слышишь!"
превратилось его сознание. Голос откалывал от этой глыбы все большие куски,
и они отваливались, с хрустальным звоном разбиваясь и разбрасывая по
сторонам серую холодную пыль. И становилось все теплее и теплее.
и прохладнее. И лицо, проглядывавшее смутным силуэтом сквозь зыбкую массу
намерзшего льда, было ничуть не похоже на лицо Виниэли. Тонкие губы, большие
темные глаза, курносый нос и смешные ямочки на щеках.
этот проклятый покой. Уйди. Я так много пережил, я заслужил право лечь и
уснуть. Оставь..."
ждут. Мать ждет, я жду, вон Одмассэн все бегает в пещеру да угрюмо смотрит
на нас с мамой, будто мы виноваты в том, что ты не встаешь. И... и Виниэль
твоя, наверное, тоже где-то ждет. Не уходи. Пожалуйста".
переживает, он уже весь почернел от горя и все твердит, мол, это твой
кровавый камень виноват, что ты не встаешь. А я знаю - ..."
это незнакомое лицо так старается и доказывает что-то зря. Потому что, даже
не разбивая толстой глыбы льда, в него, пройдя сквозь смерзшийся слой,
впились две тонкие иголки. Два слова. "Черный" и "камень".
захотелось расколоть лед, выйти, высвободиться, но сил не хватало.
на холодную поверхность, отдавая ей свое тепло, расплавляя твердь.
излучали ладони спасительницы. И исходившая от них сила любви была такой
горячей что он зарыдал, ничуть не стыдясь своих слез.
жив!"
4
признаешься, где альв?
подбежал к пленнику и заорал прямо в лицо:
Где?!
бессмертный попросту надул его, шел уже второй день, а пленник продолжал
молчать. И это все больше и больше раздражало главаря.
стянули тугие петли заклятий, перекрывая Черному всякую возможность
пошевелить рукой или ногой. Бессмертный застыл так, как стоял, и лишь
улыбнулся краешком рта.
пленнику. - Ответь, неужели твой вонючий альв так важен, что ты решился
пожертвовать ради его спасения собственной свободой?
- Я был должен Ренкру за то, что, когда ты схватил его, я не пришел к нему
на помощь. Отступился. Нынче долг оплачен. Во многом - благодаря тебе... Ты,
гном, не можешь представить, что кто-то способен отдать свою свободу за
жизнь другого, а поэтому даже не заподозрил меня в обмане. Вот так-то. Это
тебе урок, Торн. Бесплатный.
и впился им в лицо пленного, - ты, может быть, и бессмертный, но боль-то
чувствуешь по-прежнему, а? Сейчас проверим...
каждое мгновение этой дороги... Когда палач забил последний гвоздь,
бессмертный посмотрел в ту сторону, где стоял, наблюдая, Торн:
заклятья и ты наконец станешь бессмертным. Если же нет, это очень огорчит
меня, когда я освобожусь.
заприметил ужас, дернувшийся в поисках выхода. И отчасти теперь он жил в
предвкушении еще одной встречи с этим ужасом в Торновых зрачках.
5
под остроконечным куполом шатра и рассматривал ярко-алую ткань, колыхавшуюся
на ветру.
пять-десять они неслись по чаще, и Эльтдон уже мысленно считал себя живым
мертвецом, как вдруг лес внезапно кончился и кентавр вылетел в степь. В
степи оказалось проще. По крайней мере, ветви не хлестали со всей силы по
лицу. Хлестали метелки трав, а это, как выяснил Эльтдон на практике, совсем
не то.
леса. (Если точнее, "неподалеку" - в понимании кентавров, а эльфу, наверное,
чтобы дойти от реки до стойбища, пришлось бы шагать с полдня, не меньше.)
Шатры были самых разнообразных оттенков, и вокруг них ходили, бегали, лежали
кентавры. Увидев это восхитительное зрелище, Эльтдон на несколько мгновений
даже как-то забыл, что умирает. И вспомнил только тогда, когда его спаситель
на полном скаку ворвался в большой алый шатер, стоявший чуть в стороне от
остальных, и пробасил:
перекосившегося и безжизненно свисавшего со взмыленного крупа. Мальчик
убежал звать Фтила, а кентавр снял Эльтдона и уложил прямо на жесткий ворс
травы, устилавший, вместо ковра, пространство под шатром. Острые стебли