де Сен-Лорана.
сказала Симона. - Но против вас оказалось слишком много обстоятельств.
ярости.
воспоминания о том, что в них произошло, казались людям невыносимыми, -
объяснила Симона свои слова. - Потерявшие дом, родителей, знакомых,
родственников, они решали начать жизнь сначала в другом месте. Вы американец
и не поймете этого. Вам повезло: на вашей земле войн было раз-два и обчелся.
Но здесь, во Франции, мир - довольно редкий гость. Война длилась целыми
веками без перерыва. - Она замолчала; глаза ее были печальны. Это довольно
трудно объяснить. Представьте себе вашу Гражданскую войну, Джорджию после
нашествия войск Шермана. Не осталось ни единого поместья. Ни единой
травиночки в поле не растет. Полный разгром. А теперь вообразите, что через
тридцать семь лет вы приезжаете в эту самую Джорджию. И начинаете искать
человека с совершенно обыкновенной фамилией, жившего в деревушке,
находившейся на пути движения войск Шермана. Неужели вам не очевидна
абсурдность этой затеи? Разве вам покажется странным то, что его никто не
может вспомнить?
отблагодарить?
внезапно что-то внутри него захлопнулось. Собственная неуверенность и
нежелание делиться своими мыслями встревожила его. Самому себе он объяснил
это как невозможность высказывать вслух свои воспоминания. Глубочайшие
чувства, столько сдерживаемые внутри, были крайне болезненны.
Симоне за то, что она вывела их с узенькой, покрытой булыжником улочки на
дорожку, находящуюся напротив парка. Тени исчезли. Закат был ослепительно,
завораживающе красив. За тихим парком туман, поднимающийся над рекой, был
пастельно-оранжевых тонов.
Хьюстон. - Я здесь. Прекрасная страна. Вкусная пища, приветливые люди. Зачем
позволять прошлому уничтожать спокойствие сердца? Здесь и сейчас - вот, что
имеет значение. И вино - добавил он. - Да, еще вино?.
как-нибудь в другой раз, перед вашим отъездом.
помочь. - Рука Джен все также лежала в его ладони. Он почувствовал, что
напряжение постепенно покидает ее. - Я вам заплачу. Правда, расценок не
знаю...
Усталость боролась с твердым намерением во что бы то ни стало отыскать
могилу отца. ?Но, в конце концов, - сказал Хьюстон самому себе, - я сделал
все, что мог?. Какая разница в том, что он проиграл? Никакой. Вообще. Поход
на могилу сопровождался бы сплошными волнениями и переживаниями.
Но не успел. Потому что безупречно одетый, с золотой цепочной, свисавшей из
кармашка жилетки, отец Симоны как раз подходил к их небольшой компании.
Подтянутый, аристократического вида, с умными и озорными глазами. Которые
тотчас же стали круглыми от ужаса, когда Симона объяснила, где они были.
скоростью, что Хьюстон не мог понять ни единого слова. Симона нахмурилась.
предупредить, сберечь вам уйму времени и оградить от неминуемых бед. Бед,
которые должны в скором времени произойти. Слышите?
Глава 8
возбужден и безумно хотел все им объяснить, он не мог пренебречь своими
обязанностями гостиничного управляющего и должен был проследить за тем, как
сервирован ужин. С невероятной неохотой он отошел от Джен и Хьюстона.
Он пошел было прочь, но тут же раздосадованно и встревоженно вернулся. -
Долго, - сказал он и повторил, - лонгемент. Потому что вам придется многое
понять.
чесаться. Он почувствовал спиной чей-то взгляд. Это уходила Симона.
доносящиеся из столовой, казалось, издавались привидениями. Хьюстон
почувствовал себя в пустоте, в полной изоляции и от людей, и от окружающей
обстановки, ощущая себя в ином, ирреальном мире.
Постоялец в черном галстуке и костюме прошествовал мимо Пита и Джен,
направляясь в обеденный зал. Он прошел достаточно близко от Хьюстона, так
что тот смог учуять запах талька - он был лилейным. В то же самое время Пит
видел человека будто бы издалека, словно смотрел на него в широкий глаз
телескопа.
продавал нам билеты.
скандальчик?
что переодеваться им хочется ничуть не больше, чем ужинать.
официальное, затем снова спустились в столовую. Квиш был превосходен, но
Хьюстон даже не мог оценить его по достоинству. Желудок свело от нетерпения,
словно он ждал нужный телефонный звонок, который постоянно откладывается.
Занятые своими мыслями, они задумчиво пили кофе, но управляющего так и не
было нигде видно.
желтыми фонарями, вдыхая поднимающийся с реки мозглый туман. Созвездия
холодными кристаллами повисли над их головами.
отца. Они были взволнованы и очень напряжены, Хьюстон с женой подошли к
французам. До сего момента отношения между управляющим и Хьюстоном
складывались крайне просто: хозяин и уважаемый гость. Теперь же отец Симоны
стал доверенным лицом, приятелем.
казалось, совершенно не подходит небольшому стареющему человеку столь
аристократической наружности. Хьюстон тряхнул его руку и был приглашен -
крайне вежливо, но почему-то очень уж мрачно - выпить в кабинете или в
принадлежащей управляющему квартире, бренди.
категорически воспрещен, находились две комнаты. Хьюстону не удалось увидеть
ту комнату, которая, по его предположению, являлась спальней. Зато гостиная
оказалась просторной и хорошо обставленной, - несколько отлично подобранных
антикварных вещей: стулья, столы и лампы. Просто, элегантно и очень дорого.
Наибольшее впечатление на Хьюстона произвела общая атмосфера комнаты, -
неяркое освещение, легкие полутени и обивка мягких нежных тонов.
смаковал напиток, налитый в хрупкий бокал, часы пробили сначала десять,
затем половину одиннадцатого.
по-французски, Симона переводила. - Поймите, это крайне важно, - продолжил
управляющий. - Ни один мужчина, настоящий мужчина, не стал бы вести себя
так, как он. Он был мальчиком двадцати одного года. Но его действия простить
нельзя. Он был дьяволом. - Монсар формулировал свои мысли крайне осторожно.