Чтение 6–й страницы книги ~Деньги для киллера~

- Заткнулась бы ты лучше, богоизбранная, без тебя тошно.

- А сколько нам влепят, если его найдут?

Я вздохнула:

- Думаю, много. Не сообщили - раз, труп спрятали - два, следствие в
заблуждение ввели - три...

- Какое следствие? - испугалась Сонька.

- Да никакое. Пошли быстрей.

Мысль об уголовной ответственности придала нам необыкновенные силы, мы
трудились с огромным энтузиазмом и углубили яму еще на полметра.

- Все, - сказала я, выбираясь из нее, - хватит, а то и меня хоронить
придется.

Сонька дышала с трудом, потом вдруг начала трястись.

- Гретка, боюсь я его тащить.

- А в тюрьму не боишься?

- Боюсь.

- Тогда шевелись.

Входить в чулан было страшно.

- Давай попозже, - опять заныла Сонька.

Я впихнула ее туда и сказала сурово:

- Берись за пальто и понесли.

Он, кажется, отяжелел. Мы с трудом вынесли его из дома, а дальше вдоль
огорода, картофельного поля - волоком по земле, оставляя заметный след.

- Ой, найдут, - шептала Сонька, - выйду из тюрьмы бабушкой.

Наконец мы дотащились до ямы, стянули с покойника Сонькину скатерть и,
стараясь не смотреть на его лицо, столкнули вниз.

- И хороним-то не по-людски, - не унималась подружка, - ты какую-нибудь
молитву знаешь?

- Ничего я не знаю, зарывай.

Мы торопливо орудовали лопатами, каждую секунду ожидая появления
Максимыча с органами. Косились на пустынную дорогу, но больше всего
боялись заглянуть в яму.

Старательно разровняли землю и прикрыли могилу досками. Отошли в
сторонку и оценили:вроде бы неплохо.

- С собакой найдут, - тоскливо сказала Сонька.

- Заладила - собака, собака. Пошли.

- Пошли. Есть хочу.

- Придется подождать.

- Это почему, и куда ты меня ведешь?

- На кладбище.

- Зачем?

- Могилу закопаем.

Сонька замерла, я продолжала идти вперед, не обращая на нее внимания.
Она догнала меня вприпрыжку и, заглядывая в глаза,спросила:

- Придумала чего?

- Ничего не придумала.

- А зачем закапывать, Греточка?

- Не знаю. Если кого любопытство одолеет, пусть тоже лопатой помашет,
как мы.

- Вот ты всегда так. Задумаешь что-то и молчишь, а я не в курсе. Я ведь
тоже знать должна.

- Те, что его закопали, вернуться могут.

- Зачем?

- Да откуда я знаю? Памятник поставить. А могила разрыта. Понравится им
это?

- Думаю, нет. Для чего-то они ее зарывали.

- Точно. Вот и оставим, как было.

- А Максимыч?

- Пусть доносит органам. Приедут, разроют, а там ничего, ему ж еще и
достанется.

- А ведь точно, Гретхен. Я ж знала, ты умная, не дашь пропасть. В
тюрьму-то уж больно не хочется.

Мы обошли кладбище и, не заметив ничего подозрительного, принялись за
работу.

Все приходит с опытом: закончили минут за пятнадцать. И домой
заспешили. Труды тяжкие и обильная выпивка свое дело сделали: спать очень
хотелось.

Проснулась я оттого, что Сонька трясла меня за плечо.

- Ты чего? - испугалась я.

- Дождь, - и точно, за окном шел дождь, тихо постукивая в распахнутое
окно.

- Дождь. - Это хорошо, - кивнула я, переворачиваясь на другой бок. Часы
показывали одиннадцать, и вставать уже не было смысла.

- Эй, белокурая бестия...

- Ну...

- А дождик-то все следы смоет.

- Точно.

- И собачка после дождя ничего не найдет?

- Не найдет.

- Есть все-таки Бог на свете, - обрадовалась Сонька. - Я всегда говорю,
должна быть какая-то справедливость. Вот мы, к примеру, старались,
выкапывали, хотели человека спасти...

- И влезли в дерьмо по самые уши...

- Да, то есть нет. Я имею в виду, что мы ведь доброе дело сделали, а
добрые дела должны учитываться.

- Где?

- Ну, я не знаю... Характер у тебя, Греточка. Начнешь с тобой
по-человечески говорить, так ты обязательно все испортишь.

- Я больше не буду. Говори. - Мне было ясно, что это единственный
способ отвязаться от подружки и опять уснуть. Сонька развивала свои идеи
вселенской справедливости, а я дремала, а потом и вовсе крепко уснула.
Правда, ненадолго. Дождь перешел в ливень, в небе загремело, заполыхало, а
Сонька принялась выть. Грозы она до смерти боится, утверждает, что в
детстве ее молнией ударило, я думаю, даже не один раз.

- Сунь голову под подушку, - посоветовала я. Сонька сунула и при каждом
раскате грома тихо скулила. Кого хочешь разжалобит. Я стала ее утешать и
по плечу поглаживать. Тут она голову подняла и вдруг стала бледнеть.

- Ты чего? - испугалась я.

- Слышишь?

- Что, гром?

- Нет. В чулане кто-то ходит.

- Да кто там ходит?

- Он...

- Дурища, как он ходить-то может? Мы его у амбара зарыли.

Сонька жутко побледнела и начала креститься, конечно, и на меня страха
нагнала.

- Слушай, ненормальная, хочешь, я пойду в чулан, посмотрю? -
разозлилась я.

- Не надо, - теперь она еще и заикалась. - Я одна боюсь.

Тут я решила, что в чулане мне делать совершенно нечего, и вроде бы
тоже начала бледнеть.

- Бежим к Максимычу, - простонала Сонька.

- Вымокнем до нитки, - усомнилась я, - и гроза.

- Добежим.

Мы накинули на голову старый дождевик и бросились к реке. На другом
берегу в серых потоках воды появилась фигура в жутком балахоне. Сонька
начала оседать, заваливаясь вправо, но тут Максимыч замахал руками и
крикнул:

- Давайте бегом.

Мы перебрались к нему и заспешили в дом.

- А я уж к вам собрался, - сказал он, снимая плащ-палатку. - Гроза-то
а? Беспокоился, как вы там. Софья Павловна грозу уважает.

- Уважаю, - кивнула Сонька. - Согреться бы.

- Самовар горячий.

- А печка? - спросила я.

- С утра топил.

Мы выпили чаю, и я забралась на печь греться. Было тепло и уютно. От
покойника мы избавились, дождь все следы смыл, можно забыть эту историю и
жить, как раньше. Через час гроза кончилась, я выглянула из-за занавески:
Сонька с Максимычем мирно играли в "дурака".

- Девки, подъем! - я потянулась и открыла глаза. Сонька рядом
зашевелилась.

- Который час? - спросила я Максимыча.

- Девять. Засиделись мы вчера с Софьей.

- Кто выиграл?

- Я. Глянь, Маргарита, чего в деревне делается.

- Чего ж в ней такого особенного? - насторожилась я.

- А ты выйди на улицу-то, выйди.

Я вышла на крыльцо и ахнула: деревня вдруг ожила, у каждого дома
красовались машины, а у неизвестного музыканта целых три. Мне стало
нехорошо при мысли о том, как близко мы были от беды.

- Дачники приехали. В три дома на все лето. Пенсионеры, - довольно
заметил Максимыч.

- Теперь тебе что не жить, - кивнула я, - не заскучаешь.

Тут на крыльце возникла Сонька.

- Максимыч, у тебя картошки на посадку не будет?

- Найдем.

- Что это за любовь к сельскому хозяйству? - удивилась я, когда мы шли
к дому.

- Ну, не знаю. Дачники должны картошку сажать. Не можем мы здесь жить,
ничего не делая.