Чтение 6–й страницы книги ~Бугор~

- Если я скажу, что тебя, поверишь? - спросил я.

- Что надо? - нервно воскликнула она. - Вы к кому?

- Мы - заезжие врачи, - сказал я, отодвигая ее. - Операцию тут кое-кому
хотим сделать.

- Что?

- Милиция! Где этот орел? - Я ткнул ей в лицо фотографию Реваза Большого.

- Не знаю... - врала она неубедительна, глаза бегали воровато.

- Девушка, не лги милиции, - напутственно произнес д - Где этот инвалид?

- В пятой палате, - сказала медсестричка поспешно.

- С друзьями?

- Да. Они с воспалением легких.

- Чахоточники, - кивнул, я. - Доходяги. Лагеря вымотали... Сколько их
там?

- Трое. Четвертого с утра не видела.

- И больше никого там?

- Нет.

- Спасибо, - я чмокнул ее в щеку и увидел, как глаза ее удивленно
расширились.

Пятая палата была светлая, просторная, с пластиковыми окнами. Там на
тумбочке стояла видеодвойка, висели занавесочки в цветочках, урчал
холодильник. М-да, за такое немало надо отстегнуть.

Они действительно были там. И меньше всего походили на людей, измученных
воспалением легких и исколотых пенициллином.

Во главе стола сидел самый здоровый - туша широкоплечая, волосатая,
наголо стриженная, с довольной жизнью и собой физией. Двое других устроились
по обе его руки. Один тоже крупный, толстый грузин. Другой - маленький,
тощий русский. Все жрали арбуз. На столе стояла бутылка с виски. Виски с
арбузом - где вас манерам учили?

Интересно, что арбуз Реваз резал серебряным ножом. С позолотой. "Не то на
серебре, на золоте едал..." Красивый такой нож. Фаберже нож. Прямо такой,
как из пропылесосенной недоброжелателями квартиры коллекционера Марата
Гольдштайна.

- Здорово, болезные, - в физкультпривете взмыли мои руки.

Реваз посмотрел. на меня не испуганно, а с досадой, как на попавшую в
пиво муху. Я таких типов знал. Такие ничего и никого не боятся.

- Вам кого? - теми же словами, что и медсестра, обратился ко мне Реваз.

- Что, Реваз, не узнал московскую милицию? - спросил я.

- Э, ошиблись. Я Отари Гогитошвили, - сказал он и полез в пиджак за
паспортом.

- Хва придуриваться. Что, Реваз, ножик с квартиры на Смоленской
прихватил?

Тут они и бросились напролом. Пузатый швырнул в меня бутылкой с виски,
как метали бутылки с горючей смесью во вражеские танки. Промахнулся. И я
припечатал его морду башмаком. Впрочем, такая морда намного хуже от этого не
станет.

Тощий не хотел ничего. Его ненароком снесло со стула, когда я проходил
мимо, и он забился под кровать. Женька на него заорал грозно:

- Вылазь, гниль!

Мне же было не до них всех. Реваз на моих глазах легко выпорхнул в
окошко, как синица из распахнутой клетки. Я устремился за ним.

Мягкая земля врезала по моим ногам. Ох, старость не радость. Прыгать со
второго этажа - приятного мало. Хотя в московском отряде милиции
специального назначения, которому я отдал несколько беспокойных лет моей
жизни, еще и не такому учат. Думаю, Ревазу было прыгать куда стремнее. Но
его гнала вперед жажда свободы. Меня же - стремление, чтобы свободы ему век
не видать.

Настиг я его, когда он пытался залезть на забор.

Реваз подпрыгнул, уцепился за железные прутья, пропорол руку острым
набалдашником. И рухнул в траву.

Он нашарил нож, тот самый, Фабержовый, с которым прыгал из окна и который
бросил перед забором.

- Стоять! - прикрикнул я, вытаскивая пистолет.

Он развел руками, выронил нож.

Я приблизился к нему, уверенный, что взял его. Левой рукой я потянулся к
своему поясу, куда прикрепил браслеты.

Тут я и попался.

Не думал, что такой грузный здоровяк может быть таким быстрым. Он врезал
ногой по моему пистолету. Ох, красиво все это сделал. Я его зауважал. Но
тратить время на то, чтобы свыкнуться с этим чувством уважения я просто не
мог. Пошла работа.

Пистолет по широкой дуге отправился вдаль, прошел как раз между прутьями
забора.

Реваз потянулся к ножу на земле.

Я ногой отшвырнул нож в сторону.

- Сучара, - крикнул Реваз, бросаясь в атаку.

И вот сошлись два прошлых мастера - боксер и борец. Только я был мастером
спорта, а он кандидатом. Эдакий кетч. Люди бы деньги немалые заплатили за
такое зрелище. А тут выступай бесплатно.

Он устремился вперед, как паровоз, готовый раздавить котенка на рельсах.
И урчал он как-то больно утробно, так что я был уверен, что при первой
возможности он с удовольствием разорвет мне зубами горло.

Он попробовал сграбастать меня, потом поднять и опустить, чтобы после
этого меня поднимали уже другие люди, в белоснежных халатах. Я с трудом ушел
от его недружеских объятий и отскочил на пару шагов.

Тогда он засветил мне ногой по-каратистски в голову. Естественно, не
попал. Если бы он обучался в спецназе, то знал бы, что в боевой схватке
удары ногой в голову практически не находят эту самую голову.

Зато удары носком ботинка по голени находят голень всегда. Болевой шок -
человек на непродолжительное время теряет способность к ориентации.

Это я и проделал. Реваз согнулся. И получил прямой удар в голову. Ох,
башка чугунная - он только встряхнул ею. Выпрямился. И плотоядно улыбнулся.

- У... - чего хотел сказать, так и осталось невыясненным. Потому что я
звезданул ему своим коронным в челюсть. Сбоку. Так, что если бы он и
поднялся, то не скоро. Борец он там или не борец, чугунная у него башка или
не чугунная, но я привык класть этим ударом на чемпионатах России противника
на пол, и тут никакая челюсть не выдержит.

Он прилег в травку. И отключился. Глаза закатил. Да, врезал я ему знатно.
Прошло, как по классике. Так что не зря каждый день грушу толку. Еще можем
кое-что.

Наконец, я вытащил наручники. Защелкнул на широченных запястьях. Все,
схватка закончена чистой победой.

Я оглянулся, ища свой пистолет. И...

Анекдот есть такой - взглянула на него Медуза-Горгона и окаменела. Вот
так и я - взглянул на него и окаменел.

Он - это пацаненок лет семи, стоящий с той стороны ограды. Пацаненок
держал мой пистолет в руках, с интересом рассматривал его и поигрывал
пальцем на спусковом крючке.

- Осторожнее, - как можно дружелюбнее произнес я.

- Газовый? - деловито и несколько презрительно осведомился пацаненок.

- Настоящий, - заверил я его.

- Ух ты. Как у бандитов!

- Я милиционер! - почти ласково продолжил я беседу, боясь, что пацаненок
сейчас нажмет на спусковой крючок Или дернет отсюда с пистолетом в родной
детский сад на paзбор с воспиталкой. Дети сейчас такие, быстрообучаемые.

- Это бандит? - все так же деловито кивнул пацаненок на грузина.

- Ага.

- Я твою маму! - вдруг диким рыком взревел грузин, пытаясь приподняться и
не в состоянии сделать это, поскольку голова ходила ходуном и морда все
время зарывалась в траву

- Давай пистолет! - прикрикнул я.

- На, - пацаненок протянул пистолет мне. Я перевел дыхание, поставив
пистолет на предохранитель. Ласково пнул ногой сорок пятого размера
задержанного. Поднял его и поволок к корпусу. Он шел как пьяный. Потом начал
упираться. И тогда получил по хребту кулачищем размером с пивную кружку.

У Женьки проблем с задержанными не было. Он прикова их к батарее и теперь
ждал машину из местного отделения.

Наручники были наши. Советские. По дороге Реваз их порвал, и его тогда
опутали веревкой - оно надежнее.

***

- Покушение на жизнь сотрудника милиции. Знаешь, сколько светит? -
спросил я Реваза.

Тот с кряхтеньем напрягся, пробуя на прочность очередные наручники. И с
вызовом сказал:

- Что ты мне поешь? Докажи.

- Доказать? Реваз, я тебе все докажу. В том числе изнасилование
малолетних и потраву посевов. Было бы желание.

- Слушай, опер, - говорил он с сильным акцентом и иногда начинал
коверкать слова, когда особенно волновался. - Я не маленький мальчик. Я -
Реваз Большой. За свое - отвечу.

- Вот и отвечай быстрее. И иди в камеру. А то Горюнин по тебе соскучился.

Реваз сжал кулаки. Снова попробовал наручники на прочность. И произнес
злобно:

- Он заложил?

Я только развел руками - мол, а это требуется объяснять?

- Ишак... Я его маму! - заорал Реваз, вскочил. Я толкнул его в грудь и
спровадил обратно на диванчик, стоявший рядом с письменным столом.

Для допроса мне отвели тесный кабинет в местном отделе милиции,
обслуживающем территорию тридцать шестой больницы. Две такие туши, как наши,