Чтение 6–й страницы книги ~Дети ржавчины~

- Где? - не понял Петр.

- Я говорю, птицы, слышите?

- Слышим, - неуверенно ответил Петр. - Чирикают... где-то...

- Где-то, - повторил внештатник. - А должны быть везде. И здесь.

- Говори конкретно, - потребовал я. Гришаня оторвался от созерцания
облаков, пристально посмотрел нам с Петей в глаза.

- Нечисто здесь, - тихо сказал он.

- А парень? - спросил я, мотнув головой в сторону удаляющегося дежурного.

- Парень вроде пока чистый. Да его все равно на базе проверят. А нам еще
туда идти.

Мы влезли в машину. Я открыл аптечку и достал три инъектора.

- Ну подумаешь - укол, - проговорил Петя, взводя свой, - укололся - и
пошел.

Он приставил металлическую трубочку к предплечью, и она с сухим щелчком
вогнала ему под кожу дозу препарата 2-101.

- Я - за рулем, ладно?

Мы с Гришаней тоже сделали себе по уколу. Машина въехала на бугор, и нам
открылось огромное поле, испещренное сетью стежек и тропинок.

- Вот и думай, - проговорил Петя, - по какой ехать?

- Бери прямо посередине, - посоветовал Гришаня. Через несколько минут мы
пересекли поле и оказались в зарослях ивняка. Сквозь поникшие ветви блеснула
река. Моста не было, зато имелся наезженный брод. Под колесами забренчали
речные камешки.

- Что-то голова у меня тяжелая, - пожаловался Петя. - Наверно, после
укола.

- После укола, - сказал я, с подозрением оглядев его, - в голове должно
быть чисто, как в больнице.

- Тут нечисто, - вновь заметил Гришаня. Слова прозвучали тревожно. Вообще
Гришаня частенько делал разные замечания и пророчества, всячески
демонстрируя свою сверхчеловеческую проницательность. И нельзя было понять,
когда он действительно что-то чувствует, а когда корчит из себя наместника
Высшего разума. Но сейчас нам стало немножко не по себе.

- Останови-ка машину, - велел я Петьке. Он вывел "уазик" на пологий
"коровий пляж", дернул ручник и вопросительно посмотрел на меня.

- Выкладывай, Гришаня, что тут нечисто?

- Да пока непонятно, - завилял он.

- Говори все начистоту, тебя для этого сюда и взяли. А то поздно будет.

- Ну... Что-то есть. Что-то довольно сильное, и это близко.

- На что похоже? Раньше такое бывало?

- Раньше... Нет вроде.

- Гришаня, перестань юлить! Скажи хотя бы, опасность есть?

- А я почем знаю? И вообще, надо на месте разбираться. Сейчас не о чем и
говорить.

За рекой раскинулось широкое кукурузное поле. Дорога проходила между
огромных - по два-три метра - стеблей. За машиной клубилась густая пыль, и
вся кукуруза была грязная, серая, совсем не такая, как ее рисуют на коробках
с хлопьями.

- Поглядите, - пробормотал Петька, прищурив глаза, - вроде кто-то на
дороге...

Гришаня первым догадался вытащить из контейнера нивелир, входящий в
комплект геодезического инструмента.

- Девочка маленькая, - сообщил он, приложив глаз к окуляру. - Сидит,
лепит что-то из земли.

Девочка нас тоже заметила и отошла к обочине, терпеливо ожидая, когда мы
проедем. Она была такая загорелая, словно провела всю свою небольшую жизнь
на этом прокаленном солнцем поле. Петька остановил машину, пижонски скрипнув
тормозами.

- До Ершова по этой дороге доедем? - спросил он у юной аборигенки.

Девочка посмотрела на дорогу, потом на колеса нашей машины.

- Нет, - ответила она с неестественным равнодушием.

- Как?! - ухмыльнулся Петя. - А где ж Ершово?

- Там, - девочка указала на дорогу.

- Так мы туда и едем!

Девочка пожала плечами и слегка улыбнулась. Мне даже показалась, что
усмехнулась. И потом снова перевела глаза с наших колес на дорогу. Я
проследил за ее взглядом. Метрах в пяти от бампера машины путь пересекала
цепочка одинаковых земляных пирамидок. Они были слеплены с помощью синенькой
пластмассовой формочки, которую наша собеседница держала в своей испачканной
землей ладошке.

- Не хочет, чтоб мы ломали ее творения, - понимающе шепнул Петька.

Увы, сломать их нам пришлось бы в любом случае. Кукуруза по краям дороги
была такая крепкая и густо растущая, что не дала бы нам объехать игрушечный
барьерчик. При всем нашем уважении к детскому труду пирамидки обречены были
погибнуть под колесами.

- Поехали, - тихо сказал я Петьке. Он с сожалением улыбнулся девочке и
включил передачу.

Машина не тронулась с места. Сначала я думал, что Петр просто пробует
двигатель на холостых оборотах, но время шло, а мы так и оставались на месте
- Петькина нога словно прилипла к педали сцепления.

- Что-то с машиной? - спросил я.

- Эй! - удивленно воскликнул Гришаня, который все умел чувствовать на
мгновение раньше меня и любого из нас.

Я посмотрел на Петра. По его виску катились две большие капли пота. Щеки
дрожали, будто у штангиста, берущего непомерный вес.

- Да что с тобой?! - я хлопнул его по плечу. Петя с трудом повернул
голову и посмотрел куда-то мимо меня. Белки его глаз покраснели, лоб
пересекли несколько морщин.

- Олег, дело нечисто! - тревожно проговорил Гришаня.

Я уже и сам все понял. Первым делом выдернул ключ из замка зажигания.
Двигатель кашлянул и заглох. Петр сразу обмяк, отцепился от руля. Я обежал
вокруг кабины и начал вытаскивать его наружу. Это было нетрудно - он и сам
спешил вылезти. Собственно, он уже был почти в порядке. Только виновато
улыбался и вытирал рукавом взмокшие виски. Рядом прыгал обеспокоенный
Гришаня с аптечкой на изготовку.

Девочка равнодушно смотрела на нас. Удивительно, но ни единой искры
любопытства не сверкнуло в ее глазах.

- Ну, говори, - велел я Петру.

- Не знаю... - он сокрушенно качнул головой. - Не могу ехать - и все. И
эта еще смотрит... - он недобро покосился на ребенка.

Гришаня хмыкнул, а затем подошел к девочке и сел перед ней на корточки.

- Как тебя зовут? - ласково спросил он. Мы украдкой смотрели на них. Я
вдруг понял, что у девочки не лицо, а маска. У ребенка не может быть таких
равнодушных глаз, это противоречит всем законам природы.

- Дяденька, - спокойно сказала она, - а вы скоро умрете.

Гришаня вскочил как ошпаренный, но быстро взял себя в руки. Вернувшись к
нам, он что-то проворчал себе под нос, потом сказал:

- Черт ее знает, что за девчонка. Ничего не понимаю.

И тут меня осенило.

- Петя! Ты сколько ночью анальгина принял?

- Ну... Сначала две таблетки. Потом еще одну утром. А при чем тут?.. Ах,
черт! - он схватился за голову.

- Вот именно, Петя, - мне оставалось только похлопать его по плечу. -
Либо анальгин, либо препарат. Несовместимые продукты, знаешь ли.

Мы беспомощно смотрели друг на друга. Пожалуй, даже испуганно. Ни в моей,
ни в Петькиной практике не было такого, чтобы экспедиции целенаправленно
мешало что-то необъяснимое. Вернее, необъясненное. Не болезнь, не погода, не
поломка в машине, а одно лишь его величество Нечто. Мы были просто
обескуражены. Несмотря даже на то, что вся наша служба состояла из
ежедневных напоминаний - "бойтесь, опасайтесь, будьте настороже".

Глядя на нас, пугался и Гришаня. Он вообще до сего дня воспринимал свою
работу на Ведомство как приятную и увлекательную игру для взрослых. Мол,
бегают люди, что-то ищут, что-то находят - романтика! По правде сказать, и
его способности еще ни разу ни в одном деле всерьез ничего не решили.
Внештатников обычно использовали как второстепенную вспомогательную силу, не
более того.

- Ну и что мне делать? - медленно проговорил Петя. - Обратно
возвращаться?

- Думай сам. Как ты себя чувствуешь, так и поступай. Если не уверен -
тогда, конечно, домой, на базу. Петя ненадолго задумался.

- Нет, - он помотал головой. - Едем дальше. Только за руль больше не
сяду. И еще - повторю дозу препарата.

- Это не очень-то полезно для здоровья, - заметил я.

- Ничего, переживу, - он пренебрежительно поморщился и забрал у Гришани
аптечку.

Девочка уже утратила к нам интерес и опять занялась размножением земляных
пирамидок. Однако, заметив, что я завожу машину, послушно отошла к обочине.

Машина тронулась с места. Я украдкой поглядывал на Петра - не начнется ли
у него новый приступ.

И не угадал. Приступ начался у меня.

Это произошло внезапно. Иногда человека посещают необъяснимые мрачные
предчувствия. Словно кто-то изнутри говорит ему: не садись в эту машину.
Или: не уезжай сегодня в командировку. Это всегда угнетает, даже если
человек не суеверный.

Вот такое же ощущение, только возведенное в степень мании, навалилось
сейчас и на меня. Я почувствовал, что мне нельзя переезжать заграждение из
детских пирамидок. Что там, за ними, - неизвестность, мрак, холод, власть
чужих, несчастья, болезни - все худшее, что бывает в мире.

Нечто не хотело пускать меня в свой мир.

Но у меня было преимущество перед Петром. Я был готов к подобному
повороту, и я не нейтрализовал препарат анальгином.