за другим они выпадали из кадра. Тот, на которого показал Маккриди,
сместился слишком далеко вправо. Оператор вернул три-четыре кадра назад -
генерал снова оказался в центре экрана. Потом оператор приблизил
изображение. Командующий ракетными войсками стратегического назначения
наполовину заслонял генерала, но его выдавали усы, которые не часто
встретишь у советских военных. Судя по погонам на шинели, он был
генерал-майором.
Маккриди повернулся к бесстрастному оператору:
***
Эдуардз два дня спустя, - то никак. Мы не сможем. Знаю, это неприятно, но я
разговаривал с директором и нашими денежными мешками, и ответ был такой, что
он просит слишком много.
дороже золота. Это кладезь чистейшей платины.
десять. Птица высокого полета с престижными дипломами и немалым состоянием.
Чуть больше сорока - и уже заместитель директора. В его возрасте агент был
рад, если ему, удавалось стать руководителем зарубежного отделения или бюро,
счастлив, если добирался до кабинета шефа отдела, и лишь мечтал о должности
инспектора. А Эдуардзу оставался один шаг до кабинета на верхнем этаже.
Там он упомянул о вашем агенте в связи с его продвижением по службе.
Информацией этого агента мы делились с американскими коллегами с самого
начала. Они всегда были довольны. Судя по всему, теперь они были бы рады
вести его сами - платить и делать все остальное.
работать на других.
пойдет туда, где больше денег. А мы по-прежнему будем получать информацию.
Организуйте дело так, чтобы передача агента прошла без сучка без задоринки.
я не совершу большого преступления, если скажу, что речь пойдет о новом
назначении. На более высокую должность. Давайте смотреть фактам в лицо: все
поворачивается к лучшему. Панкратин снова в Москве, значит, ваши контакты с
ним будут затруднены. Вы и так слишком долго работали в Восточной Германии.
Наши американские коллеги готовы вести Панкратина, а вы получите заслуженное
повышение. Возможно, отдел.
Эдуардз.
дезинформации и психологической обработки. Вести генерала Евгения Панкратина
и платить ему стало ЦРУ.
Август 1985 года
жен и детей на озера, в горы, в леса или даже на средиземноморские
комфортабельные виллы, намереваясь позднее присоединиться к своим семьям. У
Бруно Моренца ни виллы, ни даже летнего домика не было. Его карьера
застопорилась. Через три года, в пятьдесят пять лет, он уйдет на пенсию.
Продвижение по службе уже маловероятно, а значит, его невысокая зарплата
вряд ли увеличится.
бочковое пиво. Он расслабил узел галстука, а пиджак повесил на спинку стула.
Никто не удостаивал его даже беглым взглядом. Он сменил свой теплый твидовый
пиджак на легкий полосатый костюм, который казался еще более бесформенным.
Он сгорбился над бокалом и изредка ворошил рукой густые седые волосы,
превратив их в совсем беспорядочную копну. Моренц относился к числу тех,
кого мало интересует собственная внешность, иначе он мог бы причесаться,
более тщательно побриться, воспользоваться приличным одеколоном (в конце
концов он жил в городе, где его изобрели) и купить себе хорошо пошитый,
модный костюм. Он мог бы давно выбросить сорочку со слегка обтрепавшимися
манжетами и распрямить плечи. Тогда он приобрел бы вид солидного чиновника.
Но ему было наплевать, на кого он похож.
мечта так и не осуществилась. Пятидесятидвухлетний Моренц, женатый человек,
отец двоих взрослых детей, мрачно смотрел на прохожих. Разве он мог знать,
что страдал психическим расстройством, которое немцы называют
Turschlusspanik. В других языках трудно подобрать точный эквивалент этого
слова, оно значит - "страх перед закрывающимися дверями".
добросовестно выполнял свои обязанности, в конце каждого месяца получал
скромную зарплату и каждый вечер возвращался к своей семье, в глубине души
был глубоко несчастным человеком.
с Ирмтраут - фантастически тупой и грубой женщиной с фигурой, как огромная
картофелина. С годами Ирмтраут даже перестала жаловаться на то, что он
приносит домой слишком мало денег и не способен добиться повышения по
службе. О его работе она знала лишь, что он служит в одном Из
правительственных учреждений, остальное ее не интересовало. Если Моренц
ходил в мешковатом костюме и сорочке с обтрепанными манжетами, то отчасти
причиной тому была Ирмтраут, которая давно перестала следить за его одеждой.
В их небольшой квартире на безликой улице района Порц она более или менее
поддерживала чистоту и порядок, и каждый вечер через десять минут после
прихода мужа подавала ужин. Если Моренц задерживался, ему приходилось
довольствоваться остывшим блюдом.
какими-то деятелями крайне левого толка (из-за политических взглядов дочери
Моренца проверяли на благонадежность в собственном отделении) и теперь жила
где-то в Дюссельдорфе с разными бренчащими на гитарах хиппи -- Бруно никогда
не мог узнать, с кем именно, - в самовольно занятом ими доме. Их сын Лутц
пока еще жил дома и сутками, как приклеенный, сидел у телевизора-Этот
прыщеватый юнец заваливал все экзамены и возненавидел образование, которому
все взрослые почему-то придавали такое большое значение, В знак протеста
против несправедливости в обществе он перешел на прически и одежду в стиле
панков, но у него и мысли не появлялось о том, чтобы согласиться на
какую-нибудь работу, которую это общество готово было ему предложить.
верил в это. Он работал добросовестно, аккуратно платил налоги; все, что у
него было, отдавал семье и почти не тратил денег и времени на развлечения.
Через три года, ровно через тридцать шесть месяцев, его проводят на пенсию.
В к„льнском отделении будет небольшая вечеринка, Ауст произнесет, речь, все
поднимут бокалы с искрящимся вином - а потом он уйдет. Куда? У него будет не
только пенсия, но и сбережения, полученные на "второй" работе; эти
сбережения в тайне ото всех он хранил на нескольких мелких и средних счетах,
размещенных по всей Германии под вымышленными именами. Там наберется
достаточно денег, больше, чем кто-либо мог подумать или заподозрить;
достаточно, чтобы купить скромный домик и заняться тем, что было ему
действительно по душе.
скрытная натура. Он никогда не рассказывал ни Аусту, ни кому-либо другому из
коллег о своей "второй работе" - это было строго запрещено и грозило
немедленным увольнением. Что же касается Ирмтраут, то ей Бруно никогда не
говорил ни слова ни о какой работе вообще, а тем более о своих тайных
сбережениях.
начать жизнь сначала и теперь вдруг, будто по наитию свыше, понял, что для
этого нужно сделать. Дело в том, что Бруно Моренц, который давно уже был
немолод, влюбился. Влюбился горячо, безумно. Удивительно, но его Рената,
потрясающе красивая молодая Рената, отвечала ему не менее пылкой любовью.
все ей объяснит. Он скажет, что решил оставить Ирмтраут, разумеется, хорошо
ее обеспечив, бросить работу, уйти на пенсию раньше срока и вместе начать
новую жизнь в новом доме мечты, который они купят где-нибудь в его родных
местах, на берегу Северного моря.
том, что он был в глубоком кризисе, который нередко переживают люди среднего
возраста. Но он этого не понимал, а поскольку к тому же был профессиональным
обманщиком, то и никто другой тоже ничего не замечал.
(почти метр семьдесят) и стройной. В восемнадцать лет она стала любовницей и
забавой богатого бизнесмена, который был в три раза старше ее. Эта связь
продолжалась пять лет. Потом бизнесмен скоропостижно скончался от сердечного
приступа, чему, вероятно, способствовало чревоугодие, злоупотребление
спиртными напитками, сигарами и Ренатой. В своем завещании он опрометчиво
забыл упомянуть Ренату, а мстительная вдова не изъявила желания исправить
ошибку.
любовное гнездышко. Продав мебель, ювелирные украшения и безделушки, которые
бизнесмен дарил ей на протяжении пяти лет, Рената выручила кругленькую
сумму.
позволить себе продолжать ту же жизнь, к которой Рената привыкла и которую