Чтение 6–й страницы книги ~Провинциальная хроника начала осени~

- Так, - сказал Майон. - Выходит, Елену похищали дважды. Первый раз это
привело к войне Спарты и Афин, второй - к Троянской войне. Почему же нам
прожужжали уши о втором похищении и долго молчали о первом? Если самому
Тезею было безразлично, знают об этом или нет...

- Ну, это не самый интересный вопрос, - сказал Гомер. - Есть другие.
Например: почему Тезей всего лишь год спустя, когда Елену решили выдать
замуж, не поехал в Спарту следом за многочисленными претендентами на ее
руку? Коли уж он был влюблен? А он, как мы знаем, умел любить
по-настоящему... Почему Тезей не участвовал в Троянской войне? Где носит
Одиссея все эти годы, если он, как утверждают некоторые, все еще жив?

- При чем здесь Одиссей?

- При том, что во всей этой истории множество темных мест, - сказал
Гомер. - И самая темная сторона дела - почему в Троянской войне, согласно
официальной историографии, подготовленной в немалой степени и Гераклом, не
участвовал ни один из многочисленных Гераклидов? За исключением разбойника
и выродка, от которого все отступились... Я ведь и сам интересуюсь Троей,
Майон. И я могу прозакладывать голову, что существует какая-то тайна, в
немалой степени связанная со смертью Геракла. А может, и со смертью
братьев Елены Кастора и Полидевка.

- Я об этом никогда не думал, - сказал Майон.

- А впрочем, нас это и не касается. - Он вновь стал похож на лениво
подставившую брюхо солнцу пантеру. - Распутывать нынешние интриги - дело
сыщиков, прошлые - дело ученых. У нас другие задачи - слушать, видеть,
рассказывать о том, что было... а может, и о том, чего не было... Ты не
идешь к Назеру? Тогда - до встречи.

Майон смотрел ему вслед. Вот он ловко обогнул нищих, дравшихся вокруг
рассыпанных пирожков, раскланялся с кем-то из знакомых. Скрылся за
поворотом. И снова возникло ощущение холодной тени на теплых
потрескавшихся камнях.

"Видимо, все дело в том, что мы взрослеем, - подумал Майон. - Мы
вступили в пору зрелости, наши деяния и поступки приобретают все большие
значения и ответственность, и поневоле нас разносит в стороны, словно
случайно встретившиеся в море корабли, и нет уже места былым играм на
морском берегу, мальчишеским стремлениям к тому, чтобы все в мире было
ясно и просто. Мы учимся сложности. Но почему же нас разносит в стороны? И
допустимо ли, ссылаясь на сложность жизни, узаконить некое необходимое
соотношение правды и лжи?"

- Учитель, - робко сказали сзади.

Майон сердито обернулся.

- Эант, я много раз просил не называть меня учителем, - сказал он. -
Мне еще рано чему-то учить, самому следует учиться и учиться...

Но Эант смотрел восторженно, не желая принимать никаких возражений.
Долговязый голенастый подросток, очень мало знавший, но стремившийся знать
как можно больше, ничего еще не сделавший, но уже сейчас готовившийся
свернуть горы.

- А это откуда? - поинтересовался Майон. - Ради такого украшения нужно
потрудиться на совесть. (Правый глаз Эанта украшал великолепный синяк,
начавший уже лиловеть.)

- А это мы швыряли камнями в "гарпий", - сказал Эант. Никакого
сожаления или раскаяния в его голосе не чувствовалось. - Убежать не все
успели, они поймали нас с Филоттом и хотели заставить кричать: "Да
здравствует Менестей!"

- А вы?

- А мы кричали совсем другое. Потом за нас вступились моряки. Ты
недоволен?

- Конечно, - сказал Майон. - Это уже не мальчишеские потасовки, это
может плохо кончиться...

- Думаешь, я не понимаю? Учитель, с этой шайкой нельзя иначе! Или я
должен поступать не так, как мне подсказывает совесть?

- Нет, - сказал Майон. - Всегда поступай так, как тебе подсказывает
совесть. Но здесь другое, Эант. Ты, несомненно, талантлив, и ты не имеешь
права ввязываться в драки вроде сегодняшней.

Он замолчал. Он видел глаза мальчишки и знал, что ничего с этим не
поделать, не погасить мутной водой затасканных поучений этот огонь.

Майон засмеялся и махнул рукой.

- Ладно, - сказал он. - Не следует ставить кулак выше слова, но и
одними лишь словами иногда не обойдешься. Надеюсь, этой дракой твои
новости не исчерпываются?

- Нет, - сказал Эант. - Я написал новые стихи. О Геракле. Конечно, ты
можешь сказать, что тему я выбрал неудачную, - сейчас все пишут либо о
Геракле, либо о Елене Прекрасной...

- Можно взять старую тему и сказать что-то новое, - сказал Майон.

- Кентавр сказал то же самое.

- Какой кентавр?

- Разве ты его не встретил?

- Я пришел домой очень поздно, - сказал Майон и смущенно подумал, что
мальчишка догадывается о его маленькой лжи. - А что случилось?

- Вечером к тебе домой приходили двое - кентавр и какой-то микенец.
Твой дядя говорит, что этот микенец похож на Геракла.

- Да, дядя в молодости видел Геракла, - сказал он. - А что им было
нужно? У меня нет знакомых кентавров.

- Не знаю. У них к тебе какое-то дело. Жутко важное дело. Они сказали,
что придут еще раз.

- Любопытно, - сказал Майон.

4. СТРЕЛЫ ИЗ ПРОШЛОГО

Гилл шагал по дворцовым коридорам отрешенный и бесстрастный, как тень,
- во дворце он всегда был именно таким. В зале, куда он вошел, несколько
сановников, как обычно, едва поклонились и сделали вид, что ужасно
увлечены важным разговором о государственных делах, то есть обычной глупой
болтовней о царских милостях, которые уже выпали на их долю и которые,
конечно же, непременно выпадут впредь; вечное хвастовство малоазийскими
чистокровными лошадьми, красивыми и искушенными женщинами, обитыми золотом
колесницами, драгоценностями; сплетни о том, что на кого-то, сейчас
отсутствующего здесь, царь Тезей вчера посмотрел сурово, и догадки, к чему
это может привести; слухи о будущих возвышениях и падениях. Как вчера. Как
год назад. Как десять...

Гилл ненавидел их отнюдь не за то, что они ненавидели его и считали его
занятие презренным ремеслом, но и боялись в то же время. Бывшие
самовластные царьки, правившие одной-двумя деревушками, и жившая едва ли
не рядом со свиньями в хлеву, но налитая непомерным честолюбием старая
знать, когда-то усмиренная было Тезеем, - все вместе они не стоили и
мелкой монеты и существовали только потому, что и Тезею нужны
царедворцы...

Тезей, великий царь Афин и Аттики. Восхищение этим полубогом (сын
Посейдона!) составляло стержень преданности Гилла. Дело в том, что Тезей
победил Прокруста, Минотавра и Марафонского быка. Были подвиги и славнее -
к примеру, подвиги Геракла. И уж, конечно, не в том дело, что Тезей
посетил Аид и сумел выбраться оттуда, - это всего лишь шалая юношеская
выходка. Заслуги Тезея в другом.

В том, что на памяти одного поколения деревушка вокруг посвященного
Афине жертвенника стала красивым многолюдным городом, почти не уступающим
столицам более древних царств Эллады. В том, что Аттика не воевала многие
годы - и это во времена, когда на десять стран приходилось тридцать три
войны. В том, что впервые в греческой истории жизнь определяли писаные
законы - в то время как в других странах жизнь и смерть и многое другое
по-прежнему зависели от переменчивой и жестокой царской воли. В том, что
ремесленники и землевладельцы жили лучше и богаче, чем где-либо в Элладе.
В том, что Тезей покончил с меновой торговлей и ввел в обращение деньги,
что, в свою очередь, укрепило торговлю и вело к дальнейшему расцвету Афин.

Разумеется, все это тоже потребовало крови. Может быть, временами -
крови излишней и напрасной. Но Гилл помнил, что с тех пор, как из-под
пальцев Прометея вышли первые люди, сменилось всего-навсего десять
поколений. Многому приходилось учиться на ходу, многое создавать самим, до
всего доходить своим умом.

Слуга кивнул ему, Гилл откинул тяжелую портьеру и вошел. Поклонился.
Подошел, подавляя неуместное мальчишеское волнение, подступавшее временами
и не имевшее ничего общего с верноподданническим трепетом. Поклонился еще
раз, составляя в уме первую фразу (она, как обычно, не складывалась) и
произнес:

- Царь, в Афинах убит Гераклид.

Он ожидал если не гнева (который его не пугал, но удручал), то хотя бы
удивления. Но - ничего. Тезей сидел, положив руки на резные подлокотники
тяжелого кресла из ливанского кедра и смотрел даже не спокойно -
равнодушно, словно эту новость он узнал давно, успел обдумать и
примириться. "Но ведь не может этого быть!" - вскрикнул про себя Гилл.

- Кто? - спросил Тезей.

- Тиреней, из Микен.

- Он всегда берет самых лучших, этот коллекционер душ из Аида...
Подробности.

Гилл рассказал, профессионально выделяя главное.

- Пожалуй, я могу назвать тебе и имя кентавра, - сказал Тезей. - Нерр,
внук Хирона, знаток иноземных языков, звездочет, книжник, путешественник.
Я никогда его не видел, но с Тиренеем и с браслетом Хирона мог оказаться
только он.

- Может быть, ты знаешь и их убийц, царь? - спросил Гилл. - Коли уж ты
знаешь их имена, знаешь, что они должны были путешествовать вместе. Кто