Чтение 6–й страницы книги ~Стервятник~

- Помалкивай, - сказал Родион беззлобно. - Помалкивай, развитой не по годам ребенок. Это не с тем ли одноклассником, у которого родители финку нашли?

- У него такой период, - сказал развитой не по годам ребенок. - Поиска себя и осознания места в мире. Зато, между прочим, ни разу с руками не лез, а это плюс, поверь моему женскому чутью...

- А что, кто-то лез? - спросил он настороженно.

- Папочка... - страдальчески сморщилась она. - Не на Марсе живем. У нас в классе уже три женщины образовалось...

...Полной семейной идиллии не вышло. Часа через два за Ликой заехал некий элегантный субъект средних лет, изысканно вежливо раскланявшийся с открывшим дверь Родионом. Оказалось, в концерне снова возникла некая нештатная ситуация, позарез требовавшая Ликиного присутствия, - и она, быстро приведя себя в парадный вид, укатила.

На сей раз Родион не испытывал по-настоящему ни злости, ни ревности непонятно к кому. Принял все совершенно спокойно. Немного повозившись с пистолетом, достал с полки бордовый томик Светония и углубился в жизнеописания двенадцати цезарей.

Конечно, среди вереницы давно ушедших в небытие римских императоров попадались и вполне приличные даже по сегодняшним меркам люди - вроде благородного Тита, возможно, не столь уж и облагороженного серьезным историком Светонием. Но почти все остальные привлекали его воображение еще с детских лет именно дичайшими выходками, оставляя смешанное чувство зависти и легкого страха. Нельзя даже сказать, что Гай Калигула или Нерон были аморальными субъектами - они вели себя так, словно никакой морали на свете не существовало вовсе, или, по крайней мере, лично они ни о чем подобном не слыхивали отроду. Они попросту были какими-то другими. Военный поход Калигулы против моря даже нельзя было назвать капризом или причудой - нечто качественно иное, чему не подобрать слов в бессильном языке трусливой толпы...

Отложив книгу, он достал заряженный пистолет и вновь встал у окна, глядя на редких прохожих во дворе. И внезапно почувствовал, что понимает Калигулу. Теперь, когда он сам стоял с боевым оружием в руке и мог выстрелить в любого из появлявшихся внизу, совсем по-иному виделась знаменитая сцена на пиру: когда консулы, возлежавшие поблизости, льстиво поинтересовались, отчего изволит смеяться божественный император, а Калигула, хохоча, ответил: "Тому, что стоит мне только кивнуть, и вам обоим перережут глотки..."

Он понимал Калигулу. Вдруг осознал, что такое власть над чужой жизнью. Они были правы, поглощенные вечностью императоры: люди делятся на стадо и на тех, у кого хватало силы подняться над толпой...

Зародившееся у него решение окрепло. И уже не казалось блажью. В конце концов, он ничуть не представал извращением или моральным уродом: там, где воруют все, там, где в хаосе первобытного капитализма не осталось ничего запретного или аморального, нельзя упрекать человека, если ему вдруг захотелось урвать малую толику для себя. Даже не алчности ради, а затем, чтобы доказать, что он мужчина, не жалкий приживальщик при барыне, нечто среднее меж альфонсом и подкаблучником. Случайно оброненный в машине пистолет - это знамение судьбы. Главное, он не собирался отнимать что-то у тех, кто и сам еле сводит концы с концами. Во все времена хватало ему подобных, нелишне вспомнить, что иных пиратов вешали на рее, а иные становились лордами и губернаторами...

Чуть позже в жизнеописании Тиберия ему попались замечательные строчки: "Быть может, его толкнуло на это отвращение к жене, которую он не мог ни обвинить, ни отвергнуть, но не мог и больше терпеть..." Пожалуй, это тоже было знамением. Правда, речь шла как раз о противоположном, о решении Тиберия отойти от дел и удалиться из Рима, однако такие мелочи не следовало принимать в расчет...

Не питая особенной любви к детективам - как к книгам, так и фильмам, - он все же кое-что слышал в жизни. И случайная встреча с тем бандитом не открыла, в общем, Америки.

Главное - не попасться. А там - ищи ветра в поле. Он не принадлежал к кругам, которыми вдумчиво интересуется милиция, - это плюс. Насколько помнится, всевозможные воры-разбойнички во все времена проваливались как раз на том, что начинали спускать денежки по кабакам, развязывая спьяну языки. Что ж, он и до этого не питал особенной любви к кабакам и язык по пьянке не особенно и распускал...

И вообще, следует знать меру. Помнить, что жадность фраера сгубила. Взять энную сумму - и завязать. Пусть ищут до скончания времен. Надо еще прикинуть, как легализовать деньги...

"А что тут особенно думать?" - радостно встрепенулся он, увидев притормозившую у подъезда белую "Оку", из которой вышла девушка в кожаной куртке. Вот и очередное знамение, судьба к нему определенно благосклонна...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Родственница

Вслед за ней из крохотной машинки выскочил маленький белый бультерьер, заплясал на поводке. Девушка задрала голову, Родион помахал ей рукой, и она, махнув в ответ, быстро направилась в подъезд.

Родион направился отпирать дверь. Из своей комнаты выглянула Зоя:

- Пришел кто-то?

- Тетя твоя приехала, - сказал он весело.

Зоя особенной радости не выказала - впрочем, и неудовольствия тоже, относилась к молодой тетушке довольно равнодушно. Иногда Родион подозревал, что она незаметно переняла точку зрения Лики, всегда поглядывавшей на младшую сестренку свысока, а уж после своих ошеломительных успехов на ниве частного бизнеса - особенно. Словно Рокфеллер, проходящий мимо владельца крохотной лавчонки.

Родион, наоборот, относился к Маришке со всем расположением - и потому, что она очень была похожа на Лику в юности, и оттого, что никакого комплекса неполноценности перед ней не испытывал. Хотя она с головой увязла в частном бизнесе, головокружительных успехов не добилась и особых капиталов не сколотила - года три помотавшись за шмотками в Польшу и Турцию, стала хозяйкой нескольких книжных лотков, двух киосков и арендованного в книжном магазине "Просвещение" уголка - круто, конечно, для двадцати пяти годочков, но никак не сравнить с мадам Раскатниковой, третьим человеком в крупной фирме, которую пару раз поминала даже столичная программа "Время" (фирму, конечно, а не мадам, но единожды на экране мелькнула и взятая крупным планом Лика).

Родион распахнул дверь. Бультерьер, вырвав из рук Маришки тонкий плетеный поводок, помчался мимо него и исчез в глубине квартиры.

- Это он кошку ищет, - сказала Маришка безмятежно. - Разберется сейчас, что нет тут кошек, знакомиться прибежит... Кошек давит так, что смотреть залюбуешься, двух уже придушил, соседи на меня зверем смотрят... Четыре месяца обормоту, а на звонки уже лает. Макс! Ко мне!

Макс и ухом не повел, слышно было, как он носится по комнатам, царапая когтями паркет.

- Проходи, - сказал Родион, снимая с нее куртку. - Приехала приобретением похвастаться?

- А как же. Сестричка дома?

- Увезли сестричку, деловой мир без нее рухнет. "Чейз Манхеттен бэнк" на прямом проводе, надо полагать...

- Да уж, да уж, мы нынче загадочные... - сказала Маришка, порылась в карманах. - Племяшка, шоколадку хочешь?

Зоя взяла плитку, вежливо поблагодарила и удалилась к себе в комнату. Прибежал Макс, начал радостно прыгать на Родиона, крутя хвостом-саблей. Головенка была акулья, страшноватая, но держался песик вполне мирно.

Родион тем не менее немного отодвинулся:

- Я слышал, они жрут всех и все, что движется....

- Глупости, - авторитетно сказала Маришка. - Это как воспитать. И на кого натаскать. Вот схвати меня, посмотришь, как он защищать кинется...

- Нет уж, - сказал Родион, косясь на красноглазое создание. - Еще отхватит что-нибудь, зверь нерусский... Я как раз кофе сварганил, будешь?

- Ну давай чашечку...

Родион отнес черный расписной поднос в свою комнату, и они уселись у стола. Красноглазый Макс, сделав попытку нахально стащить с подноса печенье и получив от Маришки по шее, обиженно убрался в угол и залег там на боку, вытянув лапы.

- Как жизнь?

- Да нормально, в общем. Болтают, завод останавливать собираются...

- А я тоже слышала. Что делать будешь?

- Да есть варианты... - сказал он туманно. Маришка сидела, закинув ногу на ногу и мелкими глоточками прихлебывала горячий кофе. Юбка, как нынче и положено, была чисто символическая, но у него после случившегося в ванной ничто и не ворохнулось в душе. Хотя, в общем, к Маришке он всегда относился с симпатией, чувствуя некую близость. К Лике, что там о ней ни думай и как ни относись, все же подходило определение "леди", а Маришка с ее ларечками и лотками смотрелась скорее разбитной молодой фермершей, бодро шлепавшей по грязи со снопом сена на вилах и без аристократической брезгливости готовой прибежать на свидание на сеновал к молодому соседу, не знающему, в какой руке полагается держать вилку. Была в чем-то своя.

- Замуж не собираешься? - спросил он самым легкомысленным тоном.

- За кого? - она сделала легкую гримаску. - Кто старую-то ларечницу возьмет?

- Ну, не прибедняйся...

- Какое там замуж, за день так накувыркаешься, что и к любовнику не тянет. Позавчера замоталась, свернула на Горького, навстречу одностороннему, пока спохватилась, метров полсотни проехала, хорошо еще, джентльмены попались, не протаранил никто. Но нагуделись...

Похоже, что-то ее беспокоило - легонько ерзала, бросая на него загадочные взгляды.

- Случилось что-нибудь?

- Родик, ты как ко мне относишься?

- С родственной симпатией.

- Только-то?

- А тебе мало? - он позволил себе откровенно мужской взгляд, чтобы сделать ей приятное.

- Я думала, ты меня любишь...

- Что надо-то, родственница? Опять бананы перевезти?

- Ну, почти... Ты завтра что делаешь?

- Да ничего, в общем.

- Родик, милый...

- Что делать? - спросил он весело. - Если никого убивать не надо - к твоим услугам. Вот насчет убийства, извини, ничем не могу поспособствовать...

- У меня все парни за товаром в Манск уехали, а в киоске на "Поле чудес" сидит новенькая, совсем соплюшка. В деньгах и ценах путается, боится всего, в каждом прохожем ей бандит мерещится... Посиди с ней до обеда, а? Как в тот раз... Чем хочешь отслужу...

- Чем хочу? - ухмыльнулся он.

- Ну, Родик, ты же моя детская любовь... И опустила ресницы, чертенок, изображая стыдливую невинность.

Насчет детской любви она, конечно, врала самым беспардонным образом, но тогда, в третьеразрядном польском отельчике пять лет назад, был момент, когда ему достаточно было сделать шаг навстречу - и оказаться с ней в постели. Родион этого шага не сделал - сам толком не знал, почему, то ли она, двадцатилетняя, выглядела очень уж юной, то ли побоялся сложностей, которые могли воспоследовать после возвращения на родину, тогда еще звавшуюся СССР... И потихонечку жалел иногда - после того, как с Ликой все пошло на-перекосяк. Многие согласятся, что женушка-фермерша гораздо предпочтительнее, нежели утонченная леди - в том случае, когда сам ты на лорда никак не тянешь...

- Выручишь? - с надеждой уставилась Маришка.

- Посидеть просто?

- Ага. Ты разрешения на газовик так и не взял?

- Да зачем он мне? ("Особенно теперь" - мысленно добавил он.) Что, неприятности какие-то ожидаются?

- Не должно бы. Черные налоги все аккуратно уплочены, но сейчас беспредельной молодежи развелось немеряно. Хорошо еще, пугливые, рявкнешь на них, ствол предъявишь - только пятки засверкают. Но если соплюшка будет одна сидеть, насмерть перепугается в случае чего... Это так, чисто теоретическая опасность, - заторопилась она, боясь, что Родион вдруг передумает. - Шпана сейчас в основном вокруг азиатов вертится, на "Поле чудес" казахов с киргизами полно, их главным образом и чистят.

Родион насторожился, но не подал виду. С беззаботной ухмылкой спросил:

- Есть что чистить?

- А то. Иначе и не охотились бы. Они там поблизости, в домах вокруг рынка, снимают комнаты, вот их вечерком и прихватывают по дороге, а то и на квартиры налетают. На той неделе один косоглазик прилюдно плакался - собрался у нас в Шантарске машину покупать, да нарвался на каких-то ухарей, на детский велосипедик не хватит теперь...

- Не нашли ухарей?

- Где ты их найдешь? Сразу не поймали - дело дохлое, - весьма авторитетным тоном сказала Маришка. - Ко мне один сержантик из ОМОНа клеился, часа два сидел в конторе и порассказывал... Не возьмешь с поличным

- потом ничего и не докажешь. И потом, половина этих азиатов живет на птичьих правах, без должной регистрации, эти вообще по милициям бегать не станут. А мафии своей у них пока что нет - это ж сплошь и рядом тамошние интеллигенты с дипломами, которым туго пришлось, не умеют они мафию соорудить. У меня рядом с ларьком один торгует, так он и вовсе майор танковых войск. Бывший. В Киргизии сейчас армия самую чуточку побольше, чем в Монако, вот его и сократили, а родственников деревенских нет, и хоть ты помирай. Жаукеном зовут. Ну, ему-то получше - каратэ знает, от шпаны кое-как отмахивается. А другим тяжеленько приходится...

Все это настолько совпадало с услышанным от уголовничка, что Родион ощутил прилив веселой дерзости.

- Конечно, какие проблемы, Маришка, - сказал он. - Оформим по-родственному, посижу, сколько надо...

- Родик, я тебя обожаю! - Маришка вскочила и звонко его расцеловала. Макс открыл один глаз, но, видя, что она опять уселась и никакой потасовки в комнате не происходит, задремал, не меняя позы.

- В особенности если соплюшка твоя симпатичная...

- Э, вот это ты брось! Совсем дите.

- Я ж шутейно...

- Кто вас знает, ловеласов...

- Это ты зря, - сказал Родион. - Я - верный супруг, знаешь ли.

- Ох ты, верный супруг... - сказала она с непонятной интонацией и посмотрела как-то странно. - Все вы верные... Я вот намедни друга сердечного выгнала.

- Костика?

- Ну. Кого ж еще? Пить начал, как слон, деньги тянул пылесосом, а главное, подловила, когда он Любашку в уголке прижимал. Бухгалтершу мою помнишь? В общем, осталась я сейчас без крепкого мужского плеча - но, честное слово, пока как-то и не грущу, некогда...

- Мариш...

- Аюшки?

- Тебе деньги нужны?

- А кому ж они не нужны?

- Я имею в виду инвестиции, - сказал Родион. - Понимаешь ли, у меня сейчас наклевывается один бизнес Миллиончиков на несколько. А куда мне их потом девать, совершенно не представляю. На хозяйство вроде бы и так хватает, а вот ежели по примеру серьезных людей в дело вложить... Может, и выйдет толк.

- Всегда пожалуйста, - сказала она оживленно. - Громадной прибыли я тебе не обещаю, но получится выгоднее, чем в сберкассе держать или закупать баксы. Тебе подробненько рассказать насчет оборотов и процентов?

- Да нет, зачем? - пожал он плечами. - Не обманешь родственника, я думаю? Вот и ладушки.

Она восприняла его слова совершенно спокойно, даже и не подумала удивиться - конечно, привыкла, что все вокруг нее вечно занимаются какими-то бизнесами, вот Лика - другое дело, с той придется замотивировать особо изощренно, такую легенду выдумать, чтобы.и тени сомнения не ворохнулось...

- А когда деньги будут? - спросила она насквозь деловым тоном. - Если бы точно знать, можно сразу прикинуть, пустить их в Манск или на Алма-Ату нацелиться...

- Через недельку, я думаю, - сказал Родион уверенно. И выругал себя: не стоит делить шкуру неубитого медведя, плохая примета...

- Не знаю точно, - торопливо поправился он. - Рассчитываю через неделю, а там - как бог пошлет. Дело такое, сама понимаешь...

- А как же, - согласилась она самым беззаботным тоном. - Так оно всегда и бывает, хорошо, если из десяти сделок одна проходит... А где у тебя наколки, если не секрет?

Он помялся и с таинственным видом поведал:

- Да так, с заводом связано... Я уж из суеверия пока помолчу. К тому же - коммерческая тайна.

- Я за тебя душевно рада, - сказала она искренне. - Может, хоть немного Лике нос утрешь, а то...

Он насторожился:

- Мариш, она что, говорила что-нибудь... этакое?

- Да глупости, ничего она особенного не говорила. Просто токовала, как глухарь, про свои исторические успехи на ниве электроники, а про тебя поминала, словно английская королева про своего дворецкого. Словес особенных не было, но ты асе знаешь, на какие взгляды и интонации мы, бабы, способны... Ты меня не выдавай, ладно?

- Да конечно, Мариш, что ты...

- Может, тебе ее поколотить? Легонечко?

- Ну ты и ляпнула, старуха, - пожал он плечами с искренним удивлением. - Теоретически рассуждая, оно бы и неплохо по старому русскому обычаю, но ведь не за что...

Маришка кинула на него быстрый взгляд, поерзала на стуле и рассмеялась:

- Знаешь же, как говорится - было бы за что, совсем бы убил...

- Эх, Мариша, мне бы твои двадцать пять... - грустно сказал он. - И в чем-то незамутненный взгляд на мир. Битьем еще никого вроде бы не исправили, не в том корень проблемы...

- Ничего, - сказала она с видом умудренной и пожившей дамы. - Если удачно провернешь дело и вложишь ко мне денежку, все по-другому повернется. Она тебя ничуть не презирает, просто раз и навсегда отвела клеточку, как водороду в периодической таблице товарища Менделеева, и думать не думает, что ты способен перескочить в другую, где атомный вес малость потяжелее. А ты ей докажешь...

- Маришка, а ты умница... - сказал он рассеянно.

- Ты только сейчас заметил? - фыркнула молодая свояченица. - Не ожидала, Родик... - Она встала. - Ладно, я полетела, еще в три места заскочить нужно... Спасибо, Родик, я тебя жду завтра утречком... Макс, пошли!

Проводив ее, Родион покопался в шкафу и извлек свою старую вязаную шапочку. Сходил в Ликину комнату за ножницами и иголкой.

Минут через сорок была готова довольно приличная маска - хоть в "красные бригады" записывайся. Отверстия для глаз и рта на совесть обметаны черной никой - к мелким починкам его приучала еще бабка, рамках спартанского воспитания. Очки у него были слабенькие, каких-то минус две диоптрии, он и без них, в общем, прекрасно справлялся.

Натянув на голову черный вязаный капюшон, расправив, встал перед зеркалом. Критически присмотрелся, подмигнул своему неузнаваемому отражению:

- Ну что, корнет, прорвемся?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Дебют без грома оваций

То ли он от волнения стал чуточку невнимательным, то ли водитель белой "Волги" был виноват на все сто - "волжанка", выскочившая слева, не снизила скорости, и Родион вдруг понял, что тормозить она не будет, хотя должна была уступить дорогу, имея его справа, притом на главной улице. И крутанул руль, ноги метались с педали на педаль, сзади негодующе взвыл клаксон...

Его швырнуло вперед, перед глазами засверкали искры, и удар на миг вышиб всякое соображение. Почти сразу же придя в себя, он обнаружил, что машина косо стоит на тротуаре, неподалеку от автобусной остановки, поодаль уже смыкает ряды толпа зевак, и слышны громкие реплики:

- Разъездились, гады, скоро по головам гонять начнут...

- Тут жрать нечего, а они на машинах раскатывают! Ишь, очкастый, еще и в коже...

- Да что ты на него тянешь, дед? Не видел, как его "волжанка" подрезала?

- Точно, молодец парень, успел вывернуть...

- Это "волжанке" бы из автомата да по колесам, в другой раз не борзел бы этак-то...

- При Сталине такого не было...

- А его не убило там?

- Да нет, вон, шевелится...

Родион пощупал голову - крови не было, но повыше левого виска с завидной скоростью набухала громадная шишка. Похоже, обошлось, он всего лишь вмазался головой в стекло левой дверцы, а ведь собирался пристегнуться, как чуял... Ну, гад, каскадер хренов...

Помотал головой - какой-то миг перед глазами все плыло, колючая резкая боль на миг прошила череп, но тут же все прошло. Тщательно оглядевшись, он выехал на проезжую часть и покатил дальше, пока не объявились гаишники. В тихом местечке остановился у обочины и вытащил сигарету, потом просто посидел, пока не прошли окончательно пульсирующие толчки, словно бы наплывавшие изнутри черепа. И приступ неодолимой сонливости, и ощущение, будто он широкими махами раскачивается на гигантских качелях, больше не повторились. Минут через десять он уже по-прежнему уверенно ехал к "Полю чудес".

...В ларьке с Маришкиной продавщицей, и в самом деле словно позаимствованной класса из седьмого, он просидел весь день, часов до семи вечера. Добросовестно помогал ей торговать, принял товар с "Газели" - но главное, смотрел в оба, несколько раз выходил пройтись по базарчику, что никаких подозрений и вызвать не могло, и "коллеги" из соседних ларьков-прилавков, и покупатели относились к нему, как к обычнейшей детали здешнего пейзажа, вроде фонарного столба или страхолюдного бича, то и дело кидавшегося соколом на пустые бутылки.

Зато он высмотрел достаточно - пригляделся к узкоглазым подданным ныне независимых республик, оценил, что за товар продают, у кого торговля идет бойко, у кого вяло, кто с. кем пришел, кто кого знает, где они хранят деньги и как держатся, бдительно или спокойно. Поразительно, сколько можно узнать, наблюдая пытливым оком исследователя за коловращением базарной жизни...

И сейчас он держал в голове детальнейшим образом разработанный план, основанный как на вчерашних наблюдениях, так и на изучении места. Утречком часа полтора крутился в округе, и на колесах, и пешком, не суетясь и не привлекая внимания, - заходил в булочную, в книжный магазин с таким видом, словно сто лет живет здесь, знает тут каждую собаку.

Правда, все разработки касались лишь путей отхода. Что до акции, тут, конечно, придется импровизировать на ходу - неизвестно точно, где имеет честь обитать намеченный к экспроприации субъект лет сорока, в серой курточке. Тут уж придется положиться на удачу... .

Пикантности придавало то, что не далее чем в полукилометре от рынка располагалось районное отделение милиции. Однако если рассудить, это работало на него - известно, что под свечой всегда темнее, господа большевики не зря старались устраивать свои типографии и явки как можно ближе к полицейскому участку. Инерция мышления - вещь серьезная и анализу поддается легко...

Машину он оставил в конце тихой улицы. Пистолет висел в кобуре под свитером - Родион долго прилаживал ее и вертелся перед зеркалом, пока не убедился, что выпуклость практически незаметна, шапочка-капюшон лежала во внутреннем кармане куртки. Заперев дверцу, он постоял несколько секунд, напоминая себе, в каком кармане у него лежат ключи, каким, старательно отработанным движением, следует напяливать капюшон, каким - задирать полу свитера так, чтобы не зацепилась за рукоятку "Зауэра". Смешно, но особенного волнения он не испытывал - бывали переживания и посильнее. Столь яростно хотелось изменить жизнь и подняться над толпой, над деловой женушкой, что эмоции словно бы высохли.

Главное - перемещаться как можно естественнее. Сначала он притворялся, что ждет автобуса, потом, когда уехали все, кто пришел раньше него, перешел на другую сторону, свернул за угол и минут десять торчал на другой остановке, откуда первая была не видна. А вот "Поле чудес" с обеих точек наблюдалось прекрасно. Время было позднее, базарчик понемногу пустел, осмелевшие бродячие собаки начали уже расхаживать по нему открыто, выискивая отбросы, продавцы волокли всевозможный мусор к урнам, а кое-кто так и уходил, оставив после себя форменное свинство, - но чертов азиат все торчал за прилавком.

Родион, приметив, что намеченная жертва начала укладывать в сумку непроданное - а вообще-то, летние дешевенькие кроссовки и тапочки, которыми тот торговал, расходились бойко, - перешел к ларьку с горячим хлебом и несколько минут добросовестно стоял в очереди. Купил две буханки и большой батон - человек с такой ношей не вызовет ни малейшего подозрения, ясно же, что направляется домой, добропорядочный семьянин...

Ага! Киргиз в серой куртке вскинул сумку на плечо и направился к одному из выходов с рынка. Рассчитать, куда он пойдет, в общем, довольно легко. С одной стороны дороги - обширная зеленая зона и конечная стоянка десятка автобусных маршрутов, с другой - десятка два многоэтажек, так что маневр у дичи ограничен...

Обогнув небольшое белое зданьице Дворца культуры, Родион увидел впереди серую куртку. Чуть прибавил шагу, напоминая себе: не суетись, мать твою, не дергайся... Он второй день появляется один, значит, вполне возможно, приехал сюда в одиночку, а отсюда логически вытекает, что денежки может постоянно носить при себе, вдруг квартирный хозяин у него - алкаш, на которого полагаться рискованно...

Черт! Машины шли косяком, одна за другой, а киргиз уже скрывался в проходе меж двухэтажными коричневыми домишками на той стороне... Улучив момент, Родион отчаянным прыжком проскочил под носом у красного "Москвича", широкими шагами направился к проходу.

Охотничий азарт приятно щекотал нервы. Зажав под мышкой теплые буханки и помахивая батоном в другой, Родион самую малость ускорил шаг. Потом замедлил, оказавшись слишком близко к дичи, - он уже не видел в преследуемом человека, тот стал абстрактной фигурой, дичиной...

Все. Теперь можно со стопроцентной уверенностью сказать, что торгаш направляется к панельной девятиэтажке, других домов тут попросту нет...

Родион наддал. Серая куртка уже исчезла в подъезде. Все еще стоят холода, и это просто прекрасно, иначе на лавочках у подъездов не протолкнуться было бы от совершенно не нужных зрителей. Возле дома - никого, только детишки с гордым видом водят на поводке щенка-сеттера - плевать, для них он останется абстрактным "дяденькой".

Без шапки было холодно, но, увы, пришлось идти на дело с непокрытой головой - чтобы не тратить лишние секунды, срывая одну шапочку и натягивая другую, с дырами...

Подъезд. Бесшумно закрыв за собой внешнюю дверь, Родион столь же бесшумно приоткрыл внутреннюю, заглянул в щель. У лифта никого нет - значит, пошел пешком...

Он рванулся вперед, отбросив хлеб в угол, как бесполезный хлам. Услышав над головой шум неторопливых шагов, отработанным движением, на ходу, напялил капюшон и вырвал пистолет из кобуры. Провел по лицу левой ладонью, расправляя маску.

Его несло, как на крыльях, тело было невесомым, голова жаркой. Вымахнул на площадку. Торговец так и не успел обернуться - Родион левой рукой толкнул его в небольшую нишу за прямоугольной коробкой шахты (от неожиданности киргиз выронил сумку, охнул), упер дуло пистолета пониже затылка и прошипел:

- Стоять смирно, сука, пристрелю!

Не теряя времени, левой рукой нащупал на поясе давно уже замеченную черную сумочку, "кенгуриный карман", оказавшуюся пухлой и мягкой на ощупь, чем-то определенно набитой, и это "что-то" крайне походило на бумагу...

Все происходило молниеносно и легко, словно во сне. После команды Родиона киргиз послушно принялся расстегивать обеими руками черный синтетический пояс, бормоча:

- Только не стреляй, не надо...