Чтение 6–й страницы книги ~Бремя идолов~

Первый звонок, второй, третий, четвертый. Бабушка долго не поднимала трубку, заставив Римму замереть от ужаса. Пятый звонок, шестой, седьмой… Она стояла, считая звонки. Бабушка всегда держала телефон рядом с собой. Господи, только бы с ней ничего не случилось, молила Римма. Восьмой, девятый. Она уже не сомневалась, что произошло что-то страшное. Десятый, одиннадцатый. На глазах у Риммы выступили слезы. Двенадцатый, тринадцатый… Бабушка не могла так долго не брать трубку. Даже если она дремала, то громкий звонок телефона должна была услышать. Даже если спала. Четырнадцатый, пятнадцатый…

На другой стороне улицы появилась Света. Римма, увидев ее, дождалась шестнадцатого звонка и положила трубку. Вытирая слезы, она вышла из автомата.

ГЛАВА 5

Ему всегда было интересно общаться с журналистами — представителями неординарной профессии, которые отчасти напоминали частных детективов. Те же расследования, тщательный отбор необходимых фактов из массы не представляющих для них интереса, умение находить верный тон с собеседниками, располагая их к откровенности, и, наконец, как результат расследования — газетная статья со своими выводами, которые могли либо обличить виноватого, либо опозорить невиновного.

Коллектив любой крупной газеты напоминал ему нечто среднее между полицейским участком, сумасшедшим домом и вокзалом, с которого каждую минуту неожиданно, без объявления, мог отойти любой поезд. Они договорились встретиться с главным редактором газеты перед зданием редакции. Сорокин уже ждал его, нетерпеливо поглядывая на часы.

— Кажется, я опоздал, — взглянул на часы Дронго.

— Почти вовремя, — уточнил Сорокин, — просто я приехал гораздо раньше.

Ждал вас в своем кабинете.

— Напрасно, — с сожалением заметил Дронго, — теперь ваши сотрудники будут знать, что вы спускались вниз, чтобы встретить обычного сотрудника зарубежной радиокомпании. В результате интерес ко мне возрастет, а нам с вами это не нужно. Они замкнутся передо мной.

— Я на это посмотрел несколько иначе, — возразил Сорокин, — если станет известно, что я специально спустился вниз, чтобы встретить вас, значит, априори, уважать вас будут чуточку больше, чем обычного посетителя. Если я оказываю вам «особое покровительство», то никто не захочет портить отношения прежде всего со мной.

— Логично, — засмеялся Дронго, — очевидно, в вашей редакции выстроена строгая иерархия.

— Иначе нельзя, — вздохнул Сорокин, — развалят газету. Думаете, нам легко сохранять такой тираж?

В коридоре, куда они поднялись на лифте, курили два молодых сотрудника.

Увидев Главного, появившегося вместе с незнакомым человеком, оба потушили сигареты и ускользнули в соседний кабинет. Сорокин покачал головой и нарочито громко сказал: «Ох уж эти курильщики».

Секретарь Главного, сидевшая за столиком в приемной, при появлении шефа почтительно встала, как бы ожидая указаний. Дронго обратил внимание на ее красивые ноги, которые она не особенно скрывала под мини-юбкой, очень короткой даже по московским меркам. Блондинка, девица лет двадцати, улыбнулась Сорокину и без интереса посмотрела на Дронго, как на одного из ежедневных просителей, осаждавших кабинет шефа.

Сорокин попросил вызвать какого-то Корытина и, пропустив гостя вперед, вошел в кабинет, просторную, очень светлую комнату, обставленную не без канцелярских излишеств. Открыв массивный сейф, он достал из него три пачки крупных купюр и протянул гостю.

— Здесь двадцать пять тысяч.

— Спасибо. — Дронго положил их во внутренний карман пиджака. Он никогда не считал деньги.

Главный редактор, как бы забыв тут же о денежном вопросе, спросил:

— Вызывать людей сюда или хотите беседовать наедине?

— Только в вашем присутствии. Иначе они решат, что я следователь прокуратуры, и вообще не захотят ничего рассказывать. А еще лучше — вызовите кого-нибудь из заместителей и поручите меня его заботам.

— Я уже вызвал, — кивнул Сорокин, — Корытин Савелий Александрович, наш ответственный секретарь, неплохо знал Звонарева. Он, собственно, и привел его к нам. Если захотите, сначала побеседуете с ним, а уже потом с теми журналистами, которые вас заинтересуют. Он как раз один из тех двух журналистов, чьи фамилии я вам вчера отметил.

— У погибшего были друзья в редакции?

— Мы все были его друзьями. Но особенно близко он дружил с Олегом Точкиным.

— Это который пишет на криминальные темы?

— Вы неплохо знаете наших сотрудников, — удивился Сорокин.

— Иногда читаю их статьи, — признался Дронго. — Да, по-моему, «Московский фаталист» читает вся Москва.

— Раньше у нас был огромный тираж, — признался Сорокин, — сейчас он немного упал. Но это общий спад, и мы тут ничего не можем сделать. Хотя пока неплохо держимся.

— Разрешите, — в кабинет вошел человек лет сорока в больших роговых очках.

Редкие волосы тщательно маскировали уже весьма заметную лысину. Одетый в темно-синюю рубашку в клетку и серые брюки, он больше был похож на банковского клерка или бухгалтера, чем на журналиста.

— Входи, входи, — пригласил его Сорокин. — Вот, Савелий Александрович, это журналист из английской радиокомпании. Мистер… — он замялся, вспомнив, что не согласовал фамилию с ее «обладателем».

— Дино Корти, — нашелся Дронго, назвав первую пришедшую ему на ум итальянскую фамилию. В Европе ему часто говорили, что он похож на итальянца, а в гостиницах или в ресторанах, где он оставлял чаевые, его обычно благодарили по-итальянски.

— Господин Корти живет в Италии, — начал Сорокин, — он хочет встретиться и поговорить с нашими ребятами насчет погибшего Славы Звонарева. Они собираются делать о нем репортаж.

— У нас же никто не говорит по-итальянски, — удивился Корытин, — если по-английски, то тогда — да.

— Я говорю по-русски, — улыбнулся Дронго, изобразив мягкий акцент.

— Тогда проблем нет, — кивнул Корытин, — идемте ко мне, мы все обсудим.

Дронго поднялся, кивая на прощание Сорокину. В отличие от кабинета главного, где царил полный порядок и присутствовал некий шарм, небольшой кабинет «рабочей лошади» редакции являл собой пример полного творческого беспорядка.

— Садитесь, — и хозяин показал гостю на один из трех стульев, свободных от бумаг и подшивок.

Дронго сел, с любопытством оглядываясь.

— Вы работаете в России? — спросил его хозяин кабинета.

— В последнее время да, — кивнул Дронго.

— А вы хорошо говорите по-русски, — заметил Корытин. — Что вас интересует конкретно? Хотите сделать материал о несладкой жизни российских журналистов?

— Нет. Мне интересен факт смерти одного Звонарева. Как он погиб, почему…

О чем он писал, что думал, с кем общался. Мне нужно знать все о его жизни, не только о смерти.

— Понятно, — вздохнул Корытин, снимая очки. Достав из кармана носовой платок, он протер стекла и снова водрузил очки на нос. — Итак, задавайте вопросы.

— Его убили две недели назад. Мне важно знать, какие именно статьи писал Звонарев перед смертью, над чем работал, какие темы затрагивал. Мне интересен феномен его успехов. Он ведь сумел стать за очень короткое время довольно известным журналистом. Наших слушателей будет интересовать, каким образом в России возникают звезды.

— Отмечу первое обстоятельство, — сказал Корытин, внимательно взглянув на собеседника, — все его разработки копились на персональном компьютере, которым вместе с ним пользовался и наш сотрудник Точкин. Но следователи прокуратуры переписали все файлы, решив проверить, чем точно занимался Слава. Они считают, что это может помочь в расследовании его убийства. Мы все еще не отошли после такого чудовищного преступления. За день до убийства появилась его статья о коррупции среди судейских работников. Олег Точкин да и мы все убеждены в том, что его убили именно из-за этой статьи. Очевидно, кого-то очень обеспокоило появление такого материала в прессе. Но следователи прокуратуры и сотрудники ФСБ сейчас проверяют как раз именно эту версию.

— Я не следователь, — напомнил Дронго, — мне интересны его мысли, его рабочие наброски, формула его успеха. Чем он еще занимался, кроме разоблачения судейских чиновников?

— Он писал на различные темы. Мы подняли все его разработки, проверяем со своей стороны. Надеемся что-то прояснить. Но пока ничего конкретного…

— У него была любимая девушка?

— Была, конечно. Но лучше с ней вообще не встречаться. Она в таком шоке, еще не отошла от потери. Лезть к ней с вопросами было бы жестоко.

— Это я понял. А кроме Точкина, у погибшего были близкие друзья в газете?

Корытин еще раз протер стекла своих очков и снова после недолгого молчания осторожно сказал:

— Мы все были его друзьями. У нас вообще очень дружный коллектив.

— Послушайте, Савелий Александрович, — разозлился Дронго, — насколько я понял, Сорокин попросил вас помочь мне в подготовке моей работы. А вместо этого вы говорите со мной так, словно я следователь, а вы подозреваемый в убийстве.

— Откуда мне знать, кто вы такой? — огрызнулся Корытин. — Я ваши документы не смотрел.

— А вы хотите, чтобы я предъявил вам свои документы?

— Нет, не хочу. Но и верить вам я не обязан.

— В таком случае нам не о чем разговаривать, — привстал со своего стула Дронго, как бы собираясь уйти.

— Подождите, — остановил его Корытин и, в третий раз протерев свои массивные очки, негромко сказал:

— Я не знаю, какой вы итальянский журналист и какую именно станцию представляете, но я узнавал для Павла Сергеевича об одном человеке, который может раскрыть любое преступление. Его звали…

— Достаточно, — сказал Дронго, — если вам что-то известно, лучше молчите.

Чтобы не нервировать остальных. Вы ведь хорошо знали погибшего?

— Неплохо. Я сам привел его в нашу газету. Мне он показался тогда толковым парнем. Он совсем неплохо писал. Потом он был провинциалом, а эти ребята обычно обладают напором. Мы, москвичи, более чувствительные, мягкотелые. Плюс задор молодости. И видите, что получилось…

— Вы тоже считаете, что его убили из-за последней статьи?

— Не знаю, — честно признался Корытин, — но ведь никто не мог заранее знать, что статья выйдет именно в тот день. Мы готовили ее в номер в пожарном порядке. Малейший намек на угрозу, и я бы не поставил статью в номер. Мы всегда учитываем возможные последствия. Статья появилась за день до убийства. Вернее, газета вышла поздно вечером, а утром его убили. Потом у него дома нашли один экземпляр газеты, очевидно, он захватил его из типографии. Следователь считает, тут есть связь. На день убийства была назначена пресс-конференция у министра юстиции.

— Не думаю, — сказал Дронго, — скорее, это случайность.

— Почему вы так решили? — удивился Корытин, — или вы уже что-то знаете?

— Нет, не знаю. Но могу сделать некоторые предварительные выводы — после разговора с вами и с вашим главным редактором. Звонарева убили на следующий день после того, как его статья о коррупции среди служителей Фемиды появилась в газете. Никаких угроз ранее не было. Во всяком случае, вы о них не знали. Но его убили именно на следующий день. А если вспомнить, что вы вместе готовили статью и, как вы говорите, в «пожарном порядке» отсылали ее в набор, то о статье никто вообще не мог знать. Никто, кроме возможных убийц. Им нужна была статья, чтобы отвлечь внимание от настоящих заказчиков преступления. Если бы действительно кто-то из судей, упомянутых в статье, решил отомстить, то он нанял бы убийцу не в день выхода статьи, а за несколько дней до нее или через несколько дней после. Слишком явная связь, да и потом трудно найти убийцу всего за сутки. Ни один судья не смог бы так быстро прочитать материал, обидеться, найти наемного убийцу, узнать адрес Звонарева и послать к нему киллера. И все это за несколько часов. Учитывая плохую работу московской почты, когда не все газеты утром попадают по назначению, в это тем более трудно поверить. Многие читают газеты вечером, возвращаясь с работы или на службе, куда доставляют почту после полудня. Но убийца ждал Звонарева в подъезде дома, когда он выходил из своей квартиры, отправляясь на работу. Судя по всему, убийство было заказное. Отсюда вывод — кто-то заранее решил, что Звонарева нужно убрать. И заранее заплатил деньги, послав к нему киллера.

— Вы это сейчас придумали? Или знали заранее, когда входили в мой кабинет?

— спросил ошеломленный Корытин.

— Если скажу, что прямо сейчас, вы поверите?

— Нет.

— Тогда поверьте. Я действительно все продумал именно тогда, когда вы мне рассказывали о статье. Но я думаю, что сходный вывод сделают и сотрудники прокуратуры, которые решили изучить записи его компьютера, чтобы определить по наброскам, чем именно он занимался в последнее время.

— Они все стерли, — сказал Корытин, впервые за время разговора отводя глаза.