Анхелем Родригесом, Дмитрием Сергеевичем Бариновым, Майклом Атвудом и
Анхелем Рамосом. Довольно близко к этому избранному кругу имен стояло и имя
Сесара Мендеса. Все прочие имена мне ничего не говорили.
Потому что нутром чувствовал какую-то опасность. Картинки, которые мне
являлись в беспамятстве, были слишком конкретные, чтобы быть простым бредом.
Постепенно начинавшие шевелиться и приходить в форму мозги подсказывали, что
в этих картинках не так уж мало реального. Правда, последние дурацкие сны, в
которых я был мальчиком Майком Атвудом, или, если более правильно, Эттвудом,
казались наиболее удаленными от меня настоящего. Во-первых, поскольку я
точно помнил дату своего рождения и был убежден, что она подлинная, то не
мог быть четырнадцатилетним во второй половине 60-х годов. Мне могло быть
максимум вдвое меньше, да и то если действие происходило в 1969 году. Однако
в моей памяти периодически возникали картинки из времен вьетнамской войны.
Кто-то, Браун или Атвуд, принимал в ней участие и видел все не
телевизионными, а своими собственными глазами. Кому-то из них довелось
получить тяжелейшую контузию, когда вьетконговцы обстреливали авиабазу
Дананг из тяжелых минометов. Кого-то из них едва не облила напалмом своя же
авиация. Кто-то из них вытаскивал из джунглей, через залитый водой лес и
болото, раненного при неудачном вертолетном десанте лейтенанта Дональда
Салливэна. Все это, правда, вспоминалось обрывками, но явно от первого лица.
Салливэна. Но как это произошло, понятия не имел.
условно говоря, пришел в себя. Случилось это уже после обеда, так как меня
по ходу катания свозили на кормежку.
истинная картина моего здоровья неизвестна. Я лично был с ней не согласен,
но Пилар пообещала, что ежели я буду ходить без разрешения, то она вынуждена
будет позвать санитаров, и они меня зафиксируют. Поскольку я не знал, в
какой весовой категории выступают эти санитары, а сам не ощущал достаточно
сил, чтобы вести серьезные разговоры, то решил согласиться и улегся на
место. Конечно, меня тут же подключили к датчикам, хотя мне они были
совершенно не нужны. Впрочем, особо протестовать мне не хотелось. В конце
концов, после обеда и всяких утомительных процедур, связанных с
обследованием, отдохнуть следовало.
ворохе всяких явных и неявных фактов, переполнявших мою бедную башку.
каждую из которых включить только факты, бесспорно относящиеся к одному из
тех шести человек, с коими я себя отождествлял. Это была муторная работа.
Проще всего оказалось с Майком Атвудом. Почти все, что относилось к нему, я
знал из двух "дурацких снов", увиденных прошлой и позапрошлой ночью. То есть
нескольких смутных воспоминаний о школьной жизни и очень ярких, почти
кинематографических картинок экскурсии в Пещеру Сатаны. Исключение
составляли "вьетнамские" обрывки, которые тоже вроде бы относились к
биографии Атвуда.
неким общим местом в их биографии. Но вряд ли Браун и Атвуд были в это время
одним и тем же лицом. Браун был морским пехотинцем, и именно он - в этом я
уже не сомневался! - получил медаль "Пурпурное сердце" за спасение своего
ротного командира. Именно он был в 1972 году произведен в капралы. И кличка
Капрал тоже принадлежала ему. И в Анголе, и в Южной Родезии тоже воевал он.
быстро. И то, что с этими типами связано в моей памяти только то, что
относится к Хайди и Гран-Кальмаро, а все остальное никак не затрагивается, я
тоже уловил.
Хайди эти имена ничего не значат. Это псевдонимы, которыми пользовались
другие. Круг претендентов на мое реальное "я" сузился до четырех человек. И
теперь я мог выбирать лишь из двух возможных нацпринадлежностей: я либо
русский, либо американец. Хотя вообще-то русский по крови вполне мог стать
американцем или родиться в США. Обратный вариант маловероятен, хотя чего в
нашем мире не бывает...
собственную личность, если бы в палате не появились сеньора Вальдес в
сопровождении Кеведо и Энрикес и две дамы. Одна - невысокая, полненькая,
крепенькая креолка лет тридцати пяти. Лицо ее показалось мне до ужаса
знакомым.
что чуть не сшибла старичка Кеведо. Энрикес сам шарахнулся в сторону, а
сеньора Вальдес, пользуясь своей габаритностью, очень ловко тормознула
Пилар, которая поспешила спасти своего подопечного, то есть меня, от излишне
эмоциональной визитерши.
когда-то имел отношение, видимо, очень близкое, добежала до моего изголовья
и, не тратя времени на долгие объяснения, стала обнимать и целовать. И тут в
какой-то момент, когда прядь вьющихся черных волос скользнула по моей щеке,
мгновенно в мозгу возникло воспоминание: маленькая каюта на яхте "Дороти",
тропическая ночь и океан за иллюминатором... Марсела Родригес! То есть
теперь, видимо, Марсела Браун...
же волос у меня в мозгу начался некий лавинообразный процесс. Там, выражаясь
иносказательно, словно бы защелкали какие-то реле. Они, эти самые "реле", с
огромной быстротой, почти мгновенно соединили воедино всю распавшуюся связь
времен.
не четко определял, что именно, но подсознательно понимал, раньше, до потери
памяти, я этого не ведал.
бы теперь бороться за звание первой вице-мисс Хайди и не была бы удостоена
чести спать с суперпалачом Хорхе дель Браво. Но зато именно она была вполне
законной супругой мистера Ричарда Стенли Брауна, владельца "Cooper shipping
industries", вполне солидной судостроительной компании, выпускающей катера и
яхты для любителей отдыха на воде, матерью его шестерых детей - трех
мальчиков и трех девочек.
Ивановичем Коротковым, который считался сиротой-детдомовцем и был призван в
Советскую Армию защищать передовые рубежи Варшавского Договора на земле ГДР.
Но по случайному стечению, как говорится, роковых обстоятельств, совершенно
без умысла изменить Родине, перебрался в "бундесовку" по подземному туннелю,
оставшемуся со времен предыдущей Великой Германии. Потом очутился в лапах
каких-то таинственных штатников, пересадивших в меня сознание погибшего при
парашютном прыжке все того же Ричарда Брауна. Да так ловко, что я даже не
ощутил по-настоящему сам момент перехода. После этого я прожил целый год как
Браун и был заброшен на остров Хайди, чтобы совершить там
лжекоммунистический переворот в интересах мафиозной команды Чалмерса -
Хорсфилда - Дэрка, мечтавшей заполучить секреты некоего фонда О'Брайенов с
баснословными 37 миллиардами долларов, а также технологию производства
препарата "Зомби-7", превращающего людей в покорных, сверхвыносливых и
сверхсильных биороботов. И с Марселой Родригес познакомился, хоть и при
весьма дурацких обстоятельствах, именно я, а не тот Браун, тело которого
гнило в земле к тому времени уже целый год...
перстни Аль-Мохадов с их невероятными свойствами, и про то, как благодаря
этим перстням исчез "Боинг-737" с немалым числом пассажиров, послом США на
Хайди, очень многими знакомыми мне людьми, бутылью с готовым "Зомби-7" и
красными папками, в которых было написано, как его делать. А потом я при
неясных обстоятельствах угодил в клинику доктора Брайта, где в течение
месяца пребывал в коме, а потом точно так же, как сейчас, в последние дни
приходил в чувство. И тогда во мне одновременно были я-Короткова и я-Брауна.
Пока не налетел с бандой камуфлированных молодцов Умберто Сарториус - Сергей
Сорокин, не увез меня на свою любимую Оклахомщину и не забрал от меня
мистера Брауна. То есть переписал его на некий "искусственный носитель" -
мне представилось нечто вроде CD-ROM, а позже пересадил в полупустую башку
ветерана вьетнамской войны, потерявшего память от тяжелой контузии
(теперь-то я знал, кого шандарахнуло во время обстрела Дананга!) и внешне
очень похожего на Брауна. Вот этот-то тип, то есть бывший мальчик Майк Атвуд
с пересаженной памятью своего ровесника и соратника по Вьетнаму, и стал
законным мужем Марселы Родригес. При этом я-Брауна сознавало, что с ним
произошло. Правда, он был убежден, что единственный хозяин своего нового
"костюмчика". Он даже не знал, как звали его прежнего владельца.
меня признала за своего мужа. Где-то из архивов памяти вынырнуло фото,
показанное мне Сорокиным тринадцать лет назад. Майкл Атвуд был похож на меня
так, как Хрущев на Карла Маркса. Не в смысле того, что он был лысый и
безбородый, а я - бородатый и патлатый, а просто ни хрена не похож. На
настоящего Брауна - этого я вообще плохо себе представлял - он, кажется, был
похож, а на меня - нет.
превеликим усердием, мне было неудобно. Опять же сестрица Пилар и сеньора
Вальдес, глядя на эмоциональный взрыв, устроенный Марселой, уже утирали
слезы умиления, как русские бабы при просмотре мексиканских телесериалов. Да
и профессор Кеведо с доктором Энрикесом снисходительно улыбались. Все-таки
им было приятно узнать, что они лечили не абы кого, без имени и фамилии, а
вполне приличного, женатого человека, не бомжа и не алиментщика. Опять же
одета Марсела была вполне прилично, хотя и по-курортному. Им засветила
возможность содрать кое-какие благотворительные бабки. То ли просто так, то
ли при посредстве Лауры Вальдес. Хотя, конечно, эта горластая такие
комиссионные заломит, что только держись...