столика с мраморной пятнистой доской, за который он уселся привычно,
по-домашнему, без слов просигнализировав о чем-то официанту. Озеров жадно
наблюдал за каждым его движением, как глотал он желтую пену с пива в
большой глиняной кружке и ковырял зубочисткой в противно знакомом рту. И
все же Озеров сомневался до тех пор, пока к столику не подсел серый,
обшарпанный человек, видимо давно уже утративший и самолюбие и
самоуважение.
интуиция, что перед ним действительно дядя Мика, переживший и драп из
Одессы, и разорение своих хозяев, и процессы над военными преступниками.
Новых хозяев нашел дядя Мика, и, должно быть, платили ему не плохо - очень
уж величественно и надменно заказал он подсевшему кружку черного
мюнхенского и начал разговор с этаким пренебрежительным превосходством:
Автомат дадут. И крой. - Он пожевал губами и написал что-то на бумажной
салфетке. - Прочел? Запомнил? Скажешь: от Волчанинова. Там и контракт
подпишешь и получишь... Как их, ну как они в родимой стране называются?
Подъемные! - вспомнил он и хохотнул, вытирая рукой усы. - Не забыл еще
родимую-то страну, Титов?
Волчанинов, пока не дошел он до скучного дома у реки, пока не поднялся к
себе на пятый этаж и не отомкнул длинным, затейливым ключом неприбранную
холостяцкую комнату. Тут и отключился Озеров: что-то перехватило горло,
чуть не вытошнило.
наконец опустела и Озеров вытянулся у себя на кровати и ждал сна,
перебирая в памяти цепи ассоциаций, вот сейчас и вспомнились опять и
одесский дядя Мика, и нынешний господин Волчанинов. А главное, вспомнился
отцовский наказ. Не должен ходить по земле этот человек. А он ходит. И от
расплаты ушел. "Копейка тебе цена, Андрюшка Озеров!"
сильнее и на лбу выступают капельки пота. А ведь есть все-таки возможность
расплаты - сама жизнь предоставляет ее. Озеров глубоко вздохнул, стиснул
зубы и все забыл, кроме одного. Он припомнил большую грязную реку, склады
и пристани на берегу и проделал снова тот же "телевизорный" путь, который
прошел уже раз и который снова привел его в город на Рейне, в неприбранную
холостяцкую комнату. Впрочем, сейчас она была уже прибрана, стол покрыт
зеленой плюшевой скатертью, а знакомый господин с седыми подстриженными
усами пересчитывал, раскладывая по столу, хрустящие денежные купюры.
сбоку, и, повернув браслет, бесшумно шагнул в комнату. Но у дяди Мики был
волчий слух. Он сейчас же повернулся, прикрыл деньги руками и крикнул:
удивительной для его комплекции быстротой загнул над деньгами угол
плюшевой скатерти и выхватил из кармана пистолет, похожий на "ТТ": Озеров
не очень-то разбирался в оружии.
говорят, я очень на отца похож.
поднялась.
продали? И думаете, ушли от расплаты? Не ушли.
тебя липовый. И учти, не промахнусь.
самбо или дзюдо? Да я из тебя, милок, одной левой паштет сотворю.
между ними превратилась в комнату Озерова? Может быть, непрозрачную
туманность, какое-нибудь завихрение воздуха, игру света - Озеров не знал.
Да и не стремился узнать. Укрывшись за своей синей каемкой, невидимый для
дяди Мики, он продолжал наблюдать за ним. Тот глупо моргал глазами, протер
их, подошел к двери, открыл ее, выглянул и опять закрыл, заглянул под стол
и даже в окно, как будто Озеров мог спрятаться на карнизе. От разведчика
всего можно было ожидать, и это отождествление его, тихони и мямли, с
представителями одной из самых героических в нашей стране профессий,
пожалуй, больше всего рассмешило Озерова. Но на войне - как на войне,
говорят французы. Если тебя приняли за разведчика, продолжай игру.
Противник растерян? Атакуй. Чем? Его же оружием.
опять принялся пересчитывать. Но былого спокойствия уже не было. Он то и
дело озирался, к чему-то прислушивался, оглядывался то на окно, то на
дверь. Озеров приблизил изображение, взяв, как говорят в кино, пистолет
крупным планом, создал проходимость, подождал, пока Волчанинов потянулся
за очередной пачкой денег, и незаметно, беззвучно снял пистолет со стола.
Тут даже волчье чутье бывшего гестаповца не обнаружило исчезновения
пистолета. Дядя Мика продолжал свою бухгалтерскую работу.
собой и противником стол. Дядя Мика так и застыл с разинутым ртом и
остекленевшим взглядом. Одно чувство владело им - ужас. Он уже ни о чем не
спрашивал и ничего не старался понять. Только правая рука, как протез,
механически шарила по столу.
мне отец сказал перед арестом? "Не должен ходить по земле этот человек".
Это о вас.
Война тогда шла, Андрюша. Все воевали - кто с кем. Ну, мы с твоим отцом в
разных лагерях оказались, бывает. Да ведь кончилась война-то. Давным-давно
кончилась.
смог.
для вас - нет. Это ваша профессия. Чужой кровью торговать. И сейчас
подторговываете. Продали Титова? Продали.
От него?
пачку денег. - Вот это больше говорит. Плата за головы?
Судить еще будут за самоволку.
тело Волчанинова начало медленно оседать на пол. Дальнейшего Озеров не
увидел: отшвырнув пистолет, он ушел к себе в комнату, а через несколько
минут все происшедшее приобрело какую-то отчужденность, словно случилось