Чтение 6–й страницы книги ~Хождение за три мира~

Она тотчас же откликнулась на звонок. Да, она знает и Заргарьяна и
Никодимова. Никодимова только в лицо; он похож на сыча и не бывает на
приемах. А с Заргарьяном знакома. Даже как-то танцевала на вечере. Он
очень интересуется снами.

- Снами интересуется, - повторила Ольга, прикрыв трубку рукой.

- Что?! - закричал я и вырвал трубку. - Зоенька! Это я. Да, да, он
самый, ваш тайный вздыхатель. Что вы сейчас говорили о снах? Кто
интересуется? Это очень важно!

- Я рассказала ему страшный сон, - с готовностью откликнулась Зойка, -
а он ужасно заинтересовался, все расспрашивал о подробностях. А какие
подробности - один страх, и только! А он выслушал и сказал, чтобы я
приходила к нему каждую неделю и обязательно рассказывала все сны. Ему это
нужно для работы. Ну я, сами понимаете, не дурочка. Знаю, какая это
работа.

- Зоенька, - простонал я, - попросите его меня принять.

- Что вы, что вы?! - ужаснулась Зойка. - Он терпеть не может
газетчиков.

- А вы не говорите ему, что я из газеты. Скажите просто, что с ним
хочет увидеться человек, который видит странные сны. И самое странное, что
они повторяются, как записанные на пленку. Годами повторяются. Попробуйте,
Зоенька, все это ему объяснить. Не выйдет - буду пытаться сам.

Она позвонила через десять минут.

- Представьте, вышло. Он примет вас сегодня после девяти. Не
опаздывайте. Он этого не любит, - заговорила она деловой скороговоркой,
как у себя в институте. - Он сразу заинтересовался и сейчас же спросил,
какая четкость сновидений, степень запоминаемости и так далее. Я ответила,
что вы сами расскажете, какая четкость. Я сказала, что вы у нас работаете.
Не подведите.

КЛЮЧ

Заргарьян жил на Юго-Западе в новом доме. Он сам открыл дверь, молча
выслушал мои объяснения и так же молча проводил в кабинет. Высокий и
гибкий, черноволосый, стриженный ежиком, он чем-то напоминал героев
итальянского неореализма. На вид ему было не больше тридцати лет.

- Разрешите спросить, - его строгие глаза пронзили меня насквозь, - что
привело вас ко мне? Да, да, я знаю: странные сны и так далее... Но почему
именно потребовалась моя консультация?

- Когда я все расскажу, ответа на этот вопрос не понадобится, - сказал
я.

- Вы что-нибудь знаете обо мне?

- До вчерашнего вечера я понятия не имел о вашем существовании.

Он подумал немного и спросил:

- А что именно произошло вчера вечером?

- Я искренне рад, что мы начинаем разговор именно с этого, - сказал я
решительно. - Я пришел к вам не потому, что меня беспокоят сны, не потому,
что вы некий Мартын Задека, как, например, считает Зоя из Института
информации. Кстати, я не работаю в этом институте, я журналист. - Я тут же
подметил гримасу недовольства ка лице Заргарьяна. - Но я пришел к вам и не
за интервью. Меня не интересует ваша работа. Точнее, не интересовала. Я
еще раз повторяю, что до вчерашнего вечера я даже не слыхал вашего имени,
и тем не менее я его записал в бессознательном состоянии в своем
блокноте...

- Что значит "в бессознательном состоянии"? - перебил Заргарьян.

- Это не совсем точно. Я был в полном сознании, но я ничего не помню об
этом: что делал, что говорил. Меня попросту не было, вместо меня
действовал кто-то другой. Вот он и записал это в моем блокноте.

Я раскрыл блокнот и передал его Заргарьяну. Он прочитал и как-то
странно, исподлобья посмотрел на меня.

- Почему записано два раза?

- Второй раз это записал я, чтобы сравнить почерк. Как видите, первая
запись сделана не мной, то есть не моим почерком. И это почерк не
сомнамбулы, не лунатика и не потерявшего память.

- Ваша жена живет на улице Грибоедова?

- Моя жена живет вместе со мной на Кутузовском проспекте. А на улице
Грибоедова дома под этим номером нет. И женщина, упомянутая в записке, не
жена мне, а просто знакомая, школьный товарищ. Кстати, она не живет на
улице Грибоедова.

Он еще раз прочел записку и задумался.

- И о Никодимове вы тоже ничего не слыхали?

- Так же, как и о вас. Я и сейчас знаю о нем только то, что он физик,
похож на сыча и не бывает на приемах. Сведения, учтите, из Института
информации.

Заргарьян улыбнулся, и тут я заметил, что он совсем не строгий, а
добродушный и, вероятно, даже веселый парень.

- Портрет в общих чертах похожий, - сказал он. - Валяйте дальше.

И я рассказал. Рассказывать я умею картинно и даже с юмором, но он
слушал, внешне ничем не выдавая своего интереса. Только когда я дошел до
упоминания о множественности миров, он поднял брови и тут же спросил:

- Вы об этом читали?

- Не помню. Мельком где-нибудь.

- Продолжайте, пожалуйста.

Я заключил рассказ реминисценцией из Стивенсона о Джекиле и Гайде.

- Самое странное, что эта фантомистика объясняет все, а другого
разумного объяснения у меня нет.

- Вы думаете, это самое странное? - рассеянно спросил он, все еще
перечитывая записку в блокноте. - У нас отказались ставить эту проблему в
Институте мозга, а они все-таки ее поставили...

Я смотрел на него не понимая.

- Вы точно пересказываете? - вдруг спросил он, снова пронзая меня
глазами. - Два мира как подобные треугольники, так? И там и здесь Москва,
только иначе орнаментированная. И там и здесь вы и ваши знакомые. Именно
так?

- Именно так.

- Там вы женаты на другой женщине, живете на другой улице и как-то
связаны с Заргарьяном и Никодимовым, о которых здесь ничего не знаете.
Так?

Я кивнул.

Он встал и прошелся по комнате, словно сдерживая волнение. Но я видел,
что он взволнован.

- Теперь вы мне расскажете о снах. Я думаю, что все это связано.

Я рассказал и о снах. Теперь он смотрел с нескрываемым интересом.

- Значит, чужая жизнь, а? Какая-то улица, дорога к реке, торговый
пассаж. И все очень отчетливо, как на фотографии? - Он говорил медленно,
взвешивая каждое слово, словно размышлял вслух. - И все запомнилось?
Отчетливо, со всеми подробностями?

- Я даже мозаику на полу помню.

- И все знакомо до жути, до мелочей? Кажется, бывали тут сотни раз,
даже, наверно, жили, а в действительности ничего подобного?

- А в действительности ничего подобного, - повторил я.

- Что же врачи говорят? Небось советовались.

Мне показалось, что он сказал это с какой-то лукавинкой.

- А, что врачи говорят... - отмахнулся я. - Возбуждение... торможение.
Это всякий дурак знает. Днем кора головного мозга находится в состоянии
возбуждения, ночью наступает торможение. Неравномерное. С островочками.
Эти островочки и работают, клеят из дневных впечатлений сны, монтируют...

Заргарьян засмеялся:

- Монтаж аттракционов. Как в цирке.

- А я не верю! - рассердился я. - Какой это, к черту, монтаж, когда все
смонтировано до мелочей, до листика какого-нибудь на дереве, до винтика в
раме. И повторяется, как сеанс в кинотеатре. Раз в неделю обязательно
посмотришь что-нибудь, что уже снилось раньше. И еще уверяют, что во сне
увидишь только то, что наяву видел и пережил. Ничего, мол, другого.

- Об этом еще Сеченов писал. Он даже слепых опрашивал, и оказалось, что
они видят во сне только то, что уже видели в зрячем состоянии.

- А я не видел, - упрямо повторил я, - ни в жизни, ни в кино, ни на
картинках. Нигде! Ясно? Не ви-дел!

- А вдруг видели? - усмехнулся Заргарьян.

- Где?! - закричал я.

Он не ответил. Молча взял сигарету, закурил и вдруг спохватился:

- Простите. Я не предложил вам. Вы курите?

- Вы мне не ответили, - сказал я.

- Я отвечу. У нас впереди еще большой, интересный разговор. Вы даже не
представляете себе, каким открытием для нас будет эта встреча. Ученые ждут
такой минуты годами. А я счастливец: всего четыре года ждал. Вы свободны?
- вдруг спросил он. - Можете подарить мне еще пару часов?

- Конечно, - растерянно согласился я, все еще ничего не понимая.

Внезапная перемена в Заргарьяне, его возбужденный, нескрываемый интерес
даже чуть-чуть смутили меня. Что особенного я рассказал ему? А может быть,
Галя права: именно здесь и был ключ к разгадке всего случившегося?

А Заргарьян уже звонил кому-то по телефону.

- Павел Никитич? Это я. Ты еще долго намерен пробыть в институте?
Прелестно. Я привезу к тебе сейчас одного товарища. Он у меня. Кто? Ты
даже не представляешь кто. Тот, о котором мы с тобой мечтали все эти годы.
То, что он рассказал мне, подтверждает все наши домыслы. Я подчеркиваю:
все! И даже больше. Трудно вообразить - голова кружится. Нет, не пьян, но
напьюсь обязательно. Только потом. А сейчас едем к тебе. Жди.

Он положил трубку и обернулся ко мне: