сам себе выговоры, если не успевал выполнить что-нибудь в срок, который
сам и намечал. Все это было похоже на популярные в то время многочисленные
и бесполезные предупреждения китайцев американским агрессорам. Появилась в
"Книге приказов" и такая запись: "Готовиться к поступлению на физический
факультет университета. Поставить целью жизни исследование и объяснение
ведовской силы, исследование возможностей человека получать информацию
внечувственным способом".
ощущениях и никак иначе. Но сформулировать точнее пока не мог, хотя и
знал, что ничего мистического в дурном смысле этого слова в его жизненной
программе нет. Думать он кое-как научился, а четко излагать мысли на
бумаге еще не умел.
прогнозировании в физике, и Р.М. воспользовался случаем, чтобы два дня не
появляться в институте. Ему не мешали. Вернувшись из командировки, шеф,
как обычно, отметил с удовлетворением, что в его отсутствие работа в
лаборатории не идет, и дал каждому из сотрудников задания на ближайшую
неделю. Таков был стиль его деятельности: на словах утверждать, что не
сдерживает ничью инициативу, на деле же навязывать всем лишь свое мнение,
свои мысли. Ну, хобби - дело ваше, это сколько угодно. И даже хорошо.
Можно и за счет работы, если не очень нахальничать. Самовыражайтесь дома,
а в институте - полное подчинение. Романа Михайловича это устраивало. Шеф
искренне считал, что Петрашевскому не хватает на жизнь, и потому он время
от времени пишет и издает никому, в сущности, не нужные брошюры по теории
творчества, каковое, как известно, непредсказуемо. Фантастические рассказы
Петрянова шеф, естественно, не читал тоже, но с удовольствием цитировал
знакомых, утверждавших, что писатель Петрянов, конечно, не братья
Стругацкие. Если бы Р.М. вздумал излагать начальству азы теории открытий,
то остался бы непонятым. Он и не излагал.
интенсивное изучение методики открытий должно начаться именно в его
институте - где же еще? Его сочли нормальным гипотезоманом, ищущим в небе
журавля, которого там и нет вовсе. На аттестациях его то и дело пытались
прокатить, перевести из научных в инженеры, шеф говорил: да бог с ним,
кому он мешает, жена у него не работает, а заскоки - так это даже
интересно, и в общении он ведь не дурак, а что не пьет и не курит, так это
его личное дело, иногда прогуливает под предлогом работы над своими
бредовыми теориями, но кто не грешен, лучше прогулять под таким
благородным предлогом, нежели из-за тяжелой после попойки головы, к тому
же, брошюры его и рассказы выходят в столице, так что - пусть его...
Противники - их было немного, да и те какие-то вялые, отношений в
институте Р.М. старался не портить - говорили, что, если учесть гонорары
за книги, получится, что Петрашевский зарабатывает в среднем как завлаб, и
разве это правильно?..
прохладным кивком, а Элла Рагимовна, работавшая в лаборатории всего месяц
и не усвоившая еще тонкостей в манере обращения сотрудников с
Петрашевским, сообщила:
я до сих пор не закончил.
подумал Р.М. Он разложил бумаги, к которым не прикасался несколько дней и
попытался заново вникнуть в проблему. Шеф часто говорил, что Петрашевский
мог бы достичь большего. Например, защитить диссертацию. Разумеется, шеф
был прав, но диссертация Романа Михайловича не интересовала. Он делал на
работе ровно столько, чтобы его не трогали на аттестациях. Здесь, в
институте, он находил примеры для теории открытий, незаметно, сериями
вопросов, которые казались многим несвязанными друг с другом, он ставил
тестовые испытания собственных методик.
всегда ошибался в выкладках, лишь при десятой проверке все блохи
оказывались убитыми. Родикову он позвонил из автомата, выйдя после
рабочего дня на шумную площадь перед драматическим театром. Телефон
следователя не отвечал. Домой идти не хотелось, бывали такие минуты, когда
Роману Михайловичу было тоскливо. Без видимой причины. Он медленно шел к
центру города, погруженный в свои мысли. Не может быть, - думал он, -
чтобы все оказалось именно так. Этого не могло быть, это противоречит
материализму, биологической науке. Впрочем, точно ли противоречит, он не
знал. И не представлял, что станет делать потом. Допустим, что фамилия,
которую ему назовет Родиков (а зачем еще он звонил?), окажется одной из
тех... Что тогда? Все давно прошло, и мысли те, и состояние души, а записи
наверняка уже наполовину или целиком уничтожены Таней, время от времени
очищавшей от завалов его растущий архив. И все-таки, нужно допустить
худшее. Что тогда? Нужно будет обязательно найти остальных. Да, и что
тогда? Предупредить? О чем? Или оказаться перед свершившимися фактами, о
которых он просто не знал? А может, здесь и нет никакой связи (скорее
всего!), и даже если фамилия - одна из тех, разве это доказательство,
достаточное для выводов?
ведовства - что есть ведьмы, откуда они берутся и что умеют на самом деле?
Искал ведьм, искал литературу о ведьмах, о тайных силах, не понятых
наукой. А потом, как говорят в ученом мире, "после обработки исходного
материала", пытался сам создать ведьму из обыкновенной девушки. То, чем он
занимался тогда, выглядело сейчас непроходимой кустарщиной, доморощенным
дилетантизмом. Дань романтике и моде. Бросив "эксперименты", он и не
вспоминал о них многие годы. Не нужно было ему это, другие появились идеи,
выросшие из тех, вскормленные ими, но более значительные, переросшие в
конце концов в новую, как полагал Р.М., науку - науку об открытиях.
гриб-боровик, старая афишная тумба. Что бы ни сказал Родиков, - может, и
звонил он по совершенно иному поводу? - все равно этот неожиданно
родившийся страх останется, и никуда теперь от него не деться. Р.М. знал,
что эта нелепая мысль будет мучить его теперь, пока не окажется правдой (и
что ему делать тогда?) или заблуждением, и тогда придется написать
рассказ, потому что иначе от этой мысли и от этого страха не избавиться. И
лучше будет для всех, если придется писать рассказ.
следователь уже сам спешил к выходу, с видимой натугой неся портфель,
куда, наверно, запихнул все дела, не раскрытые за последний год. Портфелю
была придана значительная инерция движения, которую Родиков не мог
преодолеть. По улице они почти бежали. На автобусной остановке следователь
бросил, наконец, портфель на тротуар и только после этого протянул Роману
Михайловичу руку.
все пять кило. И фрукты на базаре. Дикие цены. Дочка не любит, когда
персик чуть побит. А небитые - четыре рубля. Я ей говорю: ты арифметику
учила? Учила, говорит, но мятые все равно есть не буду. Как по-вашему, где
выход?
усмехнулся, - то выхода, видимо, действительно нет.
будете рассуждать как обыватель. По-вашему, я могу отменить свободные
цены? Кстати, фамилия Надиной матери до замужества была Лукьянова. Вот вам
факт, и я решительно не знаю, зачем он понадобился.
ждал объяснений.
когда спрашивал. Это ужасно. Этого вообще не могло произойти, потому что
это невозможно. Но он знал, что было именно так. Только имени не знал.
Теперь знает. Легче от этого?
улыбалась, когда ей бывало плохо. А ей частенько было плохо, потому что
она обижалась на всех и по любому поводу. Она и на Романа обижалась чуть
ли не каждый день, он считал ее взбалмошной девицей, с которой невозможно
говорить на серьезные темы, но разговаривал он с ней только на темы
серьезные, иных Галка не признавала.
знаете об этом деле больше, чем говорите. Мать Нади вам знакома, верно?
двадцать назад, я работал в "Каскаде", а она училась в техникуме...
кулинарном или пищевом каком-то, не помню...
Спорили, слушали музыку. Галка была в нашей компании год... может, чуть
больше. Потом Лукьяновы получили новую квартиру на Восьмом километре,
добираться больше часа. Галка стала реже появляться, а потом и вовсе...
странная предубежденность против меня. Почему?
Круз Андрей
Конан-Дойль Артур
Панов Вадим
Прозоров Александр
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей