казаками и корабль-парусник, на котором развевались красные флаги.
застревала в душе, потому как сразу вспыхнули непонятно-светлые
воспоминания: мама вот в таком праздничном убранстве, босоногие сестры с
крашеными яйцами в руках.
картину, на которой была лунная ночь, пальмы. Луна светилась, как солнце,
море радовалось под ее лучами. Потом еще одна картина шла о лунной ночи,
луна там выглянула из печальных облаков, рядом с сонным кораблем.
взглянул на нее. Ему теперь не казалось, что она дурнушка, как раз
наоборот - что-то в ней было ласковое и по-девичьи заманчивое, особенно
глаза - большие, широко и удивленно распахнутые и до жути хороши. Он в
душе усмехнулся: и так в лоб били Клавкины достоинства, и тут кнутом
стегает эта, в принципе, жердь-девка. Нахмурился, выдавая обратно ее
альбом, хотя хотелось разглядеть получше солдат в красных мундирах, белые
разрывы и реку, ее синь...
знатная.
он в спортивном костюме, развалясь.
взять меня с собой, готовить я могу неплохо, честное слово. - На пороге
она, опустив голову, спросила: - Вы не обидитесь на меня? В следующий раз,
пожалуйста, одевайтесь, когда к вам приходят посторонние. И у девушек,
прежде чем закурить, надо спросить разрешение.
растерянно оглядел себя, удивленно пожал плечами.
С_к_а_м_е_й_к_и_ - хорошо! Слышите, хорошо!
мне нашлась, мадам, госпожа! Да... Повариха в лунной ночи! В спортивном
костюме не нравлюсь!" Но где-то в глубине души у него вдруг явилось
чувство стыдливой застенчивости за свою оплошность, он знал ведь о том,
что перед женщиной надо стоять так, чтобы не унизить ее. И быть прилично
одетым. Кто бы она ни была. Ведь ты-то не свинья какая!
хотя вроде и нанимается, а врезала... Чего нанимается-то? Директорская
свояченица, сказал - возьми, возьмешь, никуда не денешься... Однако он
вновь увидел ее лицо, лицо простоватое, в конопушках, увидел выражение на
нем и решил, что она говорила все это ему не потому, что брала и умничала
- для тебя, дурак Акишиев, говорила-то она, для твоей пользы и твоей
культуры. "Эй, погоди!" - крикнул он, быстро одеваясь; приятно было
сознавать еще, что она его за скамеечки похвалила.
спали, да и сама Клавка укладывалась; теперь она сидела перед зеркалом и
причесывалась, кроме всего еще вымазав на широкое свое лицо полтюбика
крема. Бить Сашку Григорьев не собирался. Судьба-индейка. Жить всем надо.
На берег радостный выносит мою ладью девятый вал. Оказывается, стихи из
него прут! Тоже - образование. Иннокентий Григорьев похлопал Клавку по
плечу.
в маске, засмеялась сквозь зубы Клавка.
Григорьев.
Клавка. - Научится.
колено. - И в рядовых бы годик мог твой квартирант походить.
приготовленные деревья где лежат?
лица, глаза ее посерели, они глядели с презрением и не испытывали никакого
угрызения совести. - На что, спрашиваю, намекаешь?
никуда не буду, кто и что в бумагах создает одно, а в других бумагах идет
другое...
поездку. Бузотер ты великий, это все знают. Он, - кивнула на Акишиева, -
тоже вскорости разберется. Останешься тут без заработка.
на этой земле. И не во всякий отличник боевой и политической подготовки на
Мошке приплывает в одиночку.
тебя, такого. Ты бы опять поехал и что-нибудь бы отчудил. Обвел бы совхоз
вокруг пальца... А греться от твоего добра заготовленного - не погреешься.
Запугал ты всех своей хитростью и ешо пугаешь.
Григорьев, - какая-то ты стала невыносимая. Может, я тебе чем в прошлом
году не угодил, а?
за квартирку сполна платит. Пошла бы к себе. Кремы твои распространяют
жуткие запахи. Баба ты богатая, а кремов себе никак не наберешь на Большой
земле. Ты погляди вон на директоршу. У нее какие кремы!
Жадная просто ты. Иди, иди, не сверкай глазками. Поговорить нам с мужиком
надо. С новым, так сказать, начальничком. - И ухмыльнулся.
прошлом году. Рубить там одно будет удовольствие. Вода близко. Плоты
вязать - и разом все тащить можно на буксире. В лес далеко забираться
зачем?
леса только лесоруб может определить. Иным не дано. Это мы сами можем
только свидетельствовать.
тебе так насоветуют рубить, что ты нарубишь, а потом долго вывозить
станешь. Долго. И то останется.
промашку не совершил. Я лес заготовил. Его приняли. Заплатили, между
прочим. Если бы не ты, я с этого леса еще бы снял. Так ведь просто. Он
лежит. Я берусь его доставить за дополнительную плату. Мало, что договор в
прошлом году был. Не подрасчитали мы в прошлом году. Нам-то указали где
рубить? Указали. Мы там и рубили...
получится. Один раз обманул совхоз, то в другой раз еще не обманешь. -
Взяла крем "Пчелка", поджала губы. Халат у нее расстегнулся, полные ноги
виднелись, белая ночная рубашка плотно облепила их. - Вы его не слушайте.
В чем другом - да... А в этом... Дохлая это мышь!
моей комнаты, - смущенно подумал Акишиев. - А то мода - ходить по ночам и
демонстрироваться..."
Узкий рот его еще более сузился, тяжелый лоб выпукло выступал вперед,
неприбранные волосы неопределенного цвета вздыбились. Глаза Григорьева
насупились, на скулах выступили и заиграли бугры. - Сколько всякого леса
стоит! А этот вонючий совхоз наш - как опорный пункт. Мы лес, скажем, не
будем рубить там, где не положено. На своем горбу тянуть станем его к
речке, чтобы в плоты сбить. А геологи? Геодезисты? Дорожники? Все
бросились осваивать. Лес под корень срезают. На топку, на одни заборы,
чтобы свои конторы обгородить. Ей что? Сидит мягким местом на своем стуле
и ждет, пока ты ей в лапы за ее старания перед директором в твою пользу не
отвалил...
города, все равно ничего не останется - куда его беречь?
лесонасаждения... Это в сказках. В наших краях до скончания века будет
трудно ступать человеку. И лесонасаждения потому - тьфу, отпадут они. -
Маленькие глаза Иннокентия Григорьева сверлили с любопытством задумчивое
полусонное лицо Акишиева. - Это потом люди понастроят тут всякого рода