прошлого дня и бессонной ночью.
Глава 7
"НЕБОСКРЕБ" В ЛЕСУ
что ему ничего не остается, как высадиться на берег, вернее, выйти на
сухое место, так как он находился не в русле реки, а на затопленной
поляне леса, окруженной со всех сторон деревьями. Ночью он не решился
этого сделать, улегся на плоту. Дождь прекратился, и тысячи комаров
поднялись над водой. В заболоченной почве что-то чавкало, вздыхало,
шевелилось... Из чащи леса доносился странный свист. Временами трещали
кусты под чьими-то тяжелыми шагами. Морель яростно отгонял от себя тучи
комаров, прислушивался к свисту и не мог уснуть.
содрогнулся от ужаса. Она вся словно дышала. От времени до времени на
поверхности появлялась голова ужа или змеи-слепуна. Толстые жабы рылись
в иле. Казалось, гады со всего света собрались сюда, чтобы полакомиться
в жирном, напоенном водой или червями и личинками насекомых иле. Морель
безнадежно посмотрел на плот. Нет, не сдвинуть. Выхода не было, и
Морель, забрав мешок с инструментами и запасом пищи, вошел в грязную
воду. Ноги увязли в тине; Морель с трудом вытаскивал их и медленно
пробирался к берегу. Наконец он вышел из воды и добрался до полосы
грязи. Змеи шипели на него и уползали в сторону. Огромные цветные жабы с
угрожающим видом бросались ему вслед. К счастью, жидкая грязь была
плохим трамплином для прыжка и они не достигали Мореля.
тинистее становилась почва и течение воды в реке делалось все медленнее.
Наконец перед ним открылось огромное пространство, залитое водою.
Несколько дней употребил он на исследования этого лесного озера с
заболоченными берегами, но воде, казалось, не было края. Конечно, этого
озера не найти ни на каких картах, так как в сухое время года оно
высыхает. К тому же едва ли здесь когда-либо ступала нога географа.
неисследованным дебрям и не выбраться отсюда. Неужели всю жизнь он
принужден будет жить в этом лесу? Правда, этот тропический лес дает
неизмеримо богатый материал для научных работ. Но к чему трудиться, если
его открытия погибнут вместе с ним? Нет, Морель должен выбраться отсюда!
Рано или поздно ему посчастливится напасть на какой-нибудь приток
Амазонки. То, что река, по которой он пустился в путь, никуда не
впадала, было только несчастной случайностью. Однако он слишком устал.
Ему необходимо переждать дождливый период, с этим надо примириться, - он
отдохнет, соберет коллекцию редчайших насекомых и с новыми силами
пустится в путь. Но, чтобы лучше отдохнуть, надо устроиться с большими
удобствами, чем он это делал до сих пор. У него уже есть опыт. Он не
новичок. Прежде всего надо выбрать хорошее место, потом построить
настоящее жилище, конечно на деревьях.
месте леса почва поднималась и была более твердой. Скоро под ногами он
почувствовал камни. Это уже не было сплошное царство пальм и
папоротников. Здесь росли фернамбуковые деревья с двояко-перистыми
листьями, мангровые, сандаловые, капайские, каучуковые, кустарники
ипекакуаны. Хина, какао, чай - чего еще больше? Даже табак рос на этой
почве.
освещенная солнцем.
ореха. Их гладкие стволы достигали ста тридцати футов высоты.
На этой высоте я буду себя чувствовать в безопасности от зверей".
- устроить себе "небоскреб"?
было немало. Нужно было сделать лестницу, чтобы взбираться на вершину.
Нужно было заготовить прочные балки для остова дома и поднять эту
тяжесть на огромную высоту. Для этого следовало свить прочные веревки из
волокон растений. Кроме того, необходимы были блоки, чтобы облегчить
поднятие балок. Нужно было, наконец, позаботиться и об инструментах для
работы. Все это было чрезвычайно трудно для одного человека. Но,
странное дело, с тех пор как Морель решил надолго обосноваться в лесу, у
него как будто прибавилось энергии. Теперь все его мысли были
сосредоточены на одном - Париж отодвинулся на задний план.
подножия своего будущего "небоскреба", как он называл свое жилище.
Наибольшее внимание Морель уделил устройству надежной крыши. И это ему
удалось. Теперь он мог иметь постоянный огонь, сохраняя в пепле тлеющие
угли и раздувая костер ночью, чтобы отгонять диких зверей.
Морель попытался поставить ее, он убедился, что не в силах этого
сделать. Она была слишком тяжела. Морель часами ломал голову над трудной
задачей. Если бы можно было подтянуть ее на блоке веревкой! Но для этого
надо было сперва влезть на дерево, чего нельзя было сделать без
лестницы, так как ствол был толстый и гладкий. Однако Морель не падал
духом. Он соорудил ряд подпорок, и в конце концов ему удалось водрузить
лестницу на место. Дальше пошло легче. Правда, ему пришлось попотеть,
втаскивая наверх тяжелые балки, но когда они были уложены на
разветвления сучьев, половина дела была сделана. Морель, как птица, вил
свое гнездо, принося ветку за веткой. И дом вышел на славу. Морель
умудрился сделать две комнаты. Маленькая служила спальней, а большая -
кабинетом, лабораторией и музеем. Здесь были сооружены стол, покрытый
поверх бамбуковых палок листьями, и полки для коллекций.
победителя посмотрел на расстилавшийся внизу лес. Морель мог гордиться.
Это была победа. Морель больше не был беззащитным существом. Он сожалел,
что у него нет фотографического аппарата, чтобы увековечить свое жилище
и показать его потом своим ученым товарищам.
удивлением заметил, что фамилии некоторых из них он не может вспомнить.
"Что за странное ослабление памяти? - подумал Морель. - Может быть, это
последствие болезни? Так и говорить разучусь..."
слушателям, и в дебрях тропического леса слышались мудреные латинские
слова, которые, видимо, очень нравились попугаям. Казалось, это отражало
его речь в искаженном до неузнаваемости виде.
слушателей. Но они продолжали усердно повторять его лекцию, пока он не
замолкал.
Глава 8
ЧЕЛОВЕК БЕЗ ИМЕНИ
занятия становились все реже. Заботы дня и научная работа по собиранию и
классификации насекомых отвлекали его. Не замечал он и другого: с каждым
днем его лексикон становился все беднее, речь суше, бледнее. Она все
больше была испещрена научными терминами, и его лекции напоминали уже
латынь средневекового ученого. Только раз, тщетно стараясь вспомнить
забытое слово, он обратил внимание на этот "распад личности" и несколько
обеспокоился: "Да, я дичаю", - подумал он, но к этому факту подошел как
натуралист.
организм, попавший в простейшую среду, должен или погибнуть, или
"упроститься". То, что в культурном обществе было необходимо и
составляло мою силу, теперь в лучшем случае является ненужным балластом,
так же как в Париже мне не нужны были собачья острота обоняния и слух
пумы. И если во мне пробудились инстинкты, дремавшие в человеке сотни
тысяч лет, то, конечно, вернутся и мои "культурные" приобретения, когда
я возвращусь в свою среду".
тревожные, едва оформившиеся мысли: "Я дичаю, возвращаюсь на низшую
ступень биологической лестницы. Если я проживу здесь несколько лет, то
превращусь в дикаря".
очень страдал от отсутствия общества. Ему не приходило в голову
приручить собаку или попугая, чтобы иметь общение с живым существом. Его
единственным, но зато многочисленным обществом были насекомые и в
особенности пауки. Он мог часами неподвижно сидеть, уставившись на
какого-нибудь паука, и наблюдать за его работой. По-своему Морель был
даже счастлив. Среди пауков, ос, муравьев он чувствовал себя в "своем
обществе".
всем земном шаре можно найти второе такое место, где волны жизни
бушевали бы с такой неистощимой, ничем не сдерживаемой энергией. И