Чтение 6–й страницы книги ~Царицын ключ~

- Что же я, не понимаю, что мифотворчество? - обиделся вдруг мальчик. - Я
не хуже вас знаю, что фашистов здесь не было. Разве это что-нибудь значит?

- К сожалению, ничего не значит, Коля, - согласилась Элла Степановна. -
Спасибо тебе за интересный рассказ.

- Пожалуйста, - успокоился Коля. - Я пойду. У меня дел много.

Он достал из-под лавки большую спортивную сумку с надписью "Олимпиада-80",
перекинул ее через плечо, от дверей сказал:

- Обедать если будете, то к двенадцати тридцати как штык.

Андрюша сменил кассету.

- Чепуха, - сказал он. - Ребенок нас разыграл.

- Это не так и важно, - сказал Вениамин. - Зато мы присутствуем при
рождении фольклора.

- Меня волнует другое, - сказал Андрюша. - Пушка существует, а медведь из
нее стреляет. И это не легенда.

- Нет, не легенда, - согласился Веня. - Помочь тебе джинсы зашивать?

- Зачем? Лишняя дырка им не помешает.

Дверь скрипнула, возник Эдуард.

- Доброе утро, - сказал он радостно. - Должен вам сообщить, что Мишка в
полной безопасности. Я промыл ему раны. С риском для жизни. Вы слышали, Элла
Степановна, о событиях сегодняшнего утра?

- Слышала, - сказала Элла. - Простите нас.

- Я тому Мишке не доверяю, - сказал Эдуард. - Это зверь большой хитрости и
коварства. У него взгляд преступника.

- Но все-таки из пушки стреляет, - сказал Андрюша.

- Элементарная, простите, дрессировка. Я сам видел, как зайцы в цирке
стреляют. Там шнур висит, а Мишка за него и дергает. Вот и вся тайна.

- Нет, Эдуард Олегович, - сказала Элла, - я не согласна с вашим отношением
к этому животному. Это красивая и древняя традиция. А традиции надо беречь.

- Да какая там древняя! Приблудился медведь, может, из зоопарка сбежал. А
если бы он, простите, задрал вашего молодого сотрудника? Что бы вы сказали в
Академии наук?

- Она бы промолчала, - ответил за Эллу Андрюша. - Потому что иной участи я
не заслуживаю.

- А я в вашем поступке усмотрел благородство, - не согласился Эдуард
Олегович. - Так вы не забыли, что нам пора с деревней познакомиться? Как, Элла
Степановна, не возражаете?

- Я не пойду, - сказал Андрюша.

- Это еще почему? - удивилась Элла Степановна.

- Мне пленки разобрать надо.

- Молодому человеку стыдно выходить на улицу. И я его понимаю, ох как
понимаю, - закручинился Эдуард, и Андрюше стоило больших усилий не ответить.

Элла Степановна шла посередине. Справа Эдуард, слева Вениамин. Андрюша
поглядел им вслед в окно и подумал о том, что Элла, к сожалению, в присутствии
Эдуарда расцветает, хотя фельдшер явно того не стоит. При внешних и душевных
качествах начальницы экспедиции можно отыскать себе поклонников интереснее.

Андрюшин недобрый взгляд не смог пронзить оконное стекло, и потому Эдуард
ничего не почувствовал. Он описывал местные достопримечательности, элегантно
поводя руками и стараясь показаться более осведомленным, чем был на самом деле.
Эдуард попал в Полуехтовы Ручьи всего полтора года назад в поисках тихого
места, где можно передохнуть от приключений бурной и не всегда счастливой
жизни. И хоть он устроился здесь надолго, даже собирался откупить дом у тех
Полуехтовых, от которых в деревне осталась только бабка Федора, хоть хор,
которым он руководил не без энтузиазма, выезжал уже на районный смотр
самодеятельности и получил там диплом, все же он оставался в Ручьях чужим не
только потому, что местные жители считали его таковым, но и потому, что в жизнь
деревни он не особо вглядывался, истории ее не знал и ею не гордился. Однако
перед приезжими Эдуард показывал себя старожилом и единственным в деревне
интеллигентом.

- Дома у нас вековые, - говорил он. - Бревна с возрастом только крепче
становятся, а резьбу, обратите внимание, давно собираюсь переснять и зарисовать
- специалисты будут взволнованы. Не правда ли, изумительные узоры,
восхитительные!

- Резьба требует сравнительного анализа, - сказал Вениамин.

- Правильно. Вот и центральная площадь. Условно. Возникла от пересечения
двух улиц деревни.

- А сколько их всего? - спросил Вениамин.

- Две. Тридцать два двора. Магазин, правление бригады, тут же клуб, тут же
медпункт.

Остановившись на углу, Эдуард Олегович показал на давешний дом с
колоннами. Видимо, строитель хотел создать нечто фундаментальное и обязательно
белокаменное: и колонны, и ступени - все было деревянным, беленым. Лишь два
небольших льва по сторонам лестницы были из камня, точно такие же, как на
лесной дороге. Только там они сидели, а здесь мирно легли, хоть и продолжали
скалиться.

К колоннам были прибиты жестяные таблички с неровными официальными
надписями: "Бригада Полуехтовы Ручьи", "Медпункт", "Клуб", "Ансамбль народного
танца "Ручьи"", "Кинотеатр".

- Центр культурной жизни, - сообщил Эдуард Олегович. - Здесь я иногда
ночую, а уж дни провожу постоянно. Справа начальная школа, на этом краю
магазин. Вот и все.

- А пушка там? - Вениамин показал на купу деревьев, из которой выходил
медведь.

- Пушка там, - сказал Эдуард Олегович. - Давно пора на металлолом сдать.
Когда-нибудь крупно кто-нибудь пострадает. От взрыва. Или от медведя...

Под вековыми деревьями было полутемно и прохладно. Стволы расступились, и
внутри, почти невидимая постороннему глазу, обнаружилась небольшая площадка, на
которой, вросши до половины колес в землю, стояла старинная бронзовая пушка.

Пахло порохом. Из пушки недавно стреляли.

- А как же медведь время узнает? - спросил Вениамин.

- Бог его знает. Наверное, по солнцу, - сказал Эдуард Олегович. - Хотя
этому медведю я не доверяю.

Вениамин раздвинул кусты за пушкой. Там обнаружился каменный столб,
скошенный кверху как обелиск. На сторонах его были вырублены двуглавые орлы,
над ними надписи: "До Москвы 1386 верст", "До Санкт-Петербурга 1938 верст".

Ногами раздвинув крапиву, Вениамин обошел столб и прочел еще две надписи:
"До Екатеринбурга 746 верст", "До Царицыного ключа 9 верст".

Вениамин потер руку, обожженную крапивой, выбрался снова на полянку.
Эдуард, нежно схватив Эллу за руку, делал вид, что переживает, но говорил
трезво:

- Сегодня же вечером продемонстрируем вам в клубе успехи деревенской
самодеятельности. Должен сказать, что наличие целеустремленного человека, душой
прикипевшего к народным талантам, является определяющим в их развитии. Вы меня
понимаете?

- Эдуард Олегович, - сказал Вениамин, - а что такое Царицын ключ?

- Не знаю, - ответил Эдуард Олегович. - Таким образом, мы с вами, Элла,
трудимся на одном, так сказать, поприще.

- Это где-то недалеко, - сказал Вениамин.

На мягкой траве возле пушки были видны продолговатые когтистые медвежьи
следы.

- Населенного пункта под таким названием мне не приходилось встречать, -
сказал Эдуард. Элла легким движением отобрала у него руку, и Эдуард кинул
укоризненный взгляд на Вениамина.

Вениамин пошел вокруг пушки и больно ударился носком о вросшее в землю
чугунное ядро. Из пушки когда-то стреляли всерьез, подумал он. В каждом
народном предании есть доля правды - может, и в самом деле здесь стояла
крепостца и в ней сидел с солдатами майор Полуехтов? Землепроходец? Надо будет
поговорить со стариками, а еще вернее - заглянуть в архивы в Свердловске.
Людская память куда менее надежна, чем документы...

- Гамияэстомнисдивизаинпаррртистрррес! - раздался страшный переливающийся
гортанный вопль.

От неожиданности все замерли.

- Это мне знакомо! - вскричал Вениамин. - Я близок к решению!

Черная тень пронеслась между ветвей, посыпались на землю листья.
Показалось, что стало темнее.

Эдуард Олегович сделал хватательное движение руками, надеясь достать эту
тень, но движение было незавершенным, словно на самом деле в мыслях фельдшера и
не было реального желания схватить страшно кричащее существо.

- Опять? - спросила Элла.

- Тррес, - сказал Вениамин. - Я это расшифрую.

- Просто дикий крик, - сказал Эдуард Олегович. - Пошли, покажу вам нашу
сцену и красный уголок. Мы получаем все основные центральные издания, включая
журнал "Эстрада и цирк".

Вениамин провел рукой по стволу пушки. Луч солнца упал на темный металл.
Божья коровка размером с грецкий орех поползла к солнечному пятну. Было тихо.

Андрюша зарядил камеру, положил в сумку телевик и запасные пленки. Не
сидеть же весь день дома из-за того, что совершаешь не совсем удачный
героический поступок.

Он перекинул сумку с камерой через плечо и только спустился с крыльца, как
в калитку вбежала Ангелина с крынкой в руке. При дневном свете она казалась
иной, более обыкновенной.