упал в него. Голый Годи озирался.
обогнув кресло, сел напротив своего двойника. Он был возбужден,
холерическая улыбка блуждала по его устам. Голый перестал озираться,
остановив взгляд на одетом.
собой. - Зачем? - неожиданно вполне членораздельно спросил он, и я увидел,
как глаза его наполнились влагой. - Зачем? За-за... - Повторил он, и слезы
щедрыми струйками покатились по его щекам.
уже разобрался, что как раз он - настоящий, а второй, голый - двойник)
резко оборвал его вопросом:
повторил: - Я - Павел!
здесь?
живете где? Здесь? И вы?.. - Он, кажется пришел в замешательство. Но вдруг
в его затянутых доселе туманной пеленой глазах стало появляться вполне
осмысленное выражение.
быстрым движением вынул из-под полы сюртука длинный кинжал (раньше я видел
его на стене гостиной и, трогая лезвие, поражался его остроте), держа
двумя руками, занес его над головой двойника и что есть силы ударил
острием в шею, загнав кинжал по рукоять.
судорогах, он рухнул на пол.
вашей помощи не обойтись.
прочь из этой страшной комнаты. Но ноги не слушались, и я не мог даже
подняться.
корчился на полу.
волнения, - быстрее, сделайте одолжение, помогите мне занести тело в
мастерскую. А то, чего доброго, зайдет кто-нибудь, не правильно поймет...
на верстак, застланный клеенкой. Годи включил дисковую пилу и я понял, что
он намерен расчленить тело. Я не мог, да и не желал присутствовать при
этом; выйдя в гостиную, я попытался открыть входную дверь, но она не
поддалась (видно, в замке есть какой-то секрет). А для того, чтобы позвать
Годи на помощь, мне надо было вернуться в мастерскую, я же не мог этого
сделать: мне с лихвой хватало звуков.
дурноту, я рухнул на ту самую кушетку, с которой наблюдал описанную
отвратительную сцену.
домну и, по-видимому, сжигает сейчас части раскромсанного тела. Потом в
мастерской журчала вода. И вскоре он вышел - переодетый в чистое, умытый и
причесанный. Он сначала мельком глянул на меня, затем пригляделся более
внимательно, а потом сказал с досадой в голосе:
и нарушил какие-то ваши этические установки?
и вот его снова нет. Я не нарушил равновесия мировых сил, а значит, не
нарушил и никаких запретов. Я убил? Кого? Да его и не было никогда.
оставить его.
на мое имя, в конце концов?
Павел Игнатьевич - собственной персоной, без подделки, без халтуры. Это
был Я - от и до. Каждая молекула, каждая мысль совпадала с моими. А уж
себя я знаю. Единственной возможностью избежать крупных неприятностей было
воспользоваться его слабостью или растерянностью. Уж поверьте. Еще
немного, стоило ему прийти в себя, одеться, и уже никто из нас двоих (а о
вас я и не говорю) не смог бы уверенно сказать, кто кого создал. Да даже
если бы мы и оставили ему какую-то помету, в своих мыслях, по природе
своей, он бы все равно был самым настоящим Годи, я, повторяю, в работе не
халтурю. К сожалению, доселе в мире существовал один я. Я к этому привык,
да и мир - тоже. Если бы я мог, я создал бы под своего двойника еще один
мир, но это, к сожалению, мне не по силам. Пока. Значит, одного из нас
следовало уничтожить.
фантомом или чем-то еще, а был самым настоящим человеком - вами, выходит
вы все-таки не просто уничтожили плод эксперимента, а совершили именно
убийство.
кресла и заявил: - И все. И хватит об этом. Еще раз прошу извинения за то,
что не учел вашей хрупкой нервной конституции. Давайте же прекратим наш
бессмысленный спор и выпьем по чашечке кофе.
сползающий с кресла на пол окровавленный голый человек с вонзенным в шею
кинжалом.
"И все-таки, неужели вы создали его только из любопытства?" "Я должен был
убедиться в том, что я это могу. Но главное, отныне я не считаю себя в
долгу перед ним, - Годи указал пальцем вверх. - Он создал меня. Я
уничтожил себя. Я-оставшийся принадлежу отныне только себе".
я всегда помнил, что доброта для него - не естественный душевный порыв,
хоть и принятый им, хоть и выполняемый им честно, но все же навязанный ему
извне, закон. Если он мог обойти его не нарушая, он спокойно делал это, и
описанный выше случай служит прекрасной тому иллюстрацией.
поняла, что нормально вести дневник все равно не буду - не хватит
терпения. Но сначала думала, что вообще брошу это дело, а теперь решила:
пусть лежит, захочется - запишу что-нибудь. Все равно потом будет легче
вспомнить, что было в промежутках между записями, чем если бы их вообще не
было.
пропадаю целыми днями. И я все рассказала ей про Виктора. Ведь трудно все
держать в себе. Она никак не могла поверить, что между нами до сих пор
ничего не произошло, думала, я стесняюсь, и все наезжала на меня, мол, да
ладно ты, начала, так ВСЕ рассказывай. Но я врать на себя не стала. Хотя
мне странно и самой.
(оказывается, под Новый год у него потому было пусто дома, что жена в
ноябре возила куда-то дочку, на лечение, что ли, и там застряла. Но
теперь-то - все на месте. Сразу мысль: вот же негодяй, стоило жене
отлучиться... но я так понимаю, что ему и с ней - одиноко).
плохого не делаем. Мне просто нравится разговаривать с ним, слушать его.
Он все понимает. Хотя иногда бывает ужасно вредным. К тому же мне стали
интересны его адвокатские дела, и я, наверное, буду поступать на
юридический.
что я готовлюсь к поступлению. Во всяком случае, никто ни на что не
намекает. Когда все уходят, мы остаемся одни и ведем разговоры обо всем на
свете и еще целуемся. Почему-то я не стесняюсь его ни в чем, вот,
например, на днях пожаловалась ему, что у меня растет грудь - буквально
каждый день становится побольше. А он усмехнулся и сказал: "Мне бы твои
проблемы". Это как раз один из тех случаев, когда он меня бесит.
порядке, и ничего серьезного он со мной не затевает. Я вообще не понимаю
его.
непонятного? Трахнуть он тебя хочет, вот и все", Я отвечаю: "Чего же тогда
не трахает? Даже не пытается. Сто раз уже мог бы". "Боится, наверное, -
говорит она, - еще подашь в суд, что он тебя изнасиловал. Кто тебя знает.
Или как там еще про несовершеннолетних?.." "Растление малолетних, -
припомнила я из уголовного кодекса (моей настольной теперь книги). - Нет,
это отпадает, он знает, что я в суд не подам". "То есть, в принципе, ты
Шилова Юлия
Адамов Григорий
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Майер Стефани