тут же начали собираться. Генерал Андгуладзе приказывал эвакуироваться.
Остатки нашего отряда поступали в его распоряжение и вместе с частями
дивизии отходили на Таганаш, чтобы занять позиции между Мурза-Каяш и
Сивашом. В тот же день мы уехали, и в моих записях следует перерыв вплоть
до 13 января.
Прежде всего меня вызвали в штаб и назначили в ночной караул. Я, само
собой, отказался. Конечно, это была дурная фронда, но тут, что называется,
нашла коса на камень, - я твердо стоял на своем. Тогда меня взяли под белы
ручки и повели к начальству. Я ожидал разбирательства с самим
Фельдфебелем, но меня привели не к нему, а к генералу Ноги.Собственно, его
фамилия Нога, но мы его сразу же переименовали в честь командующего
японской армией под Артуром. Ноги усадил меня на раскладной металлический
стул, угостил французской папиросой и повел душеспасительную беседу.
получил в бою под Екатеринодаром, когда генерал Марков вел офицеров на
последний приступ. Помнит и о том, что я был контужен под Волновахой,
когда мы остановили Билаша, не пустив его к Таганрогу. Поэтому меня
стараются особенно не обременять мелочами службы и используют главным
образом как преподавателя, то есть по довоенной специальности.
подпускают не только из филантропии, но и как человека, служившего с
Яковом Александровичем. Особенно после известных нам событий. И что еще
после первой контузии под Горлицей, в 15-м году, меня хотели направить на
комиссию, но я из гордости отказался. Однако, я не сказал ни первого, ни
второго, поскольку понял, чем занимается генерал Ноги при штабе, и все это
ему, конечно, известно,так сказать, по долгу службы. А он между тем
перешел на совершенно медовый тон и сообщил, что обстановка в лагере
нездоровая, господа марковцы, алексеевцы и дроздовцы никак не могут
поделить победных лавров, и что в эту ночь ожидается генеральное побоище.
Поэтому штаб старается опереться на наиболее преданных офицеров, к числу
коих он безусловно относит нас с поручиком Успенским.
выходит, и он у них на карандаше!
отпуска с правом съездить в Истанбул. Причем не в одиночку, а,
естественно, с поручиком Успенским, который уже ходил в ночное дежурство.
Все это, разумеется, было несусветной наглостью, но генерал Ноги охотно
согласился. Мне дали под начало двух прапорщиков из Корниловского полка и
взвод нижних чинов, и всю ночь мы блюли наше Голое Поле. Никакого побоища,
само собой, не случилось. Мы задержали троих в дрезину пьяных дроздовцев и
какого-то капитана-марковца, тоже подшофе. Дроздовцев отпустили, а
марковца, оказавшего сопротивление, отволокли куда следует. На этом наши
подвиги и кончились, и на следующий день мы с поручиком Успенским уже
плыли на турецком катере в Царьград.
приятный, веселый, несмотря на грязь и турецкую бестолковщину. Впрочем,
сейчас в нем турок, наверное, меньше, чем господ союзничков и наших вояк.
Когда мы высадились в Золотом Роге, поручик Успенский припомнил, как наши
российские интеллигенты от господина Леонтьева до профессора Милюкова
мечтали о российском воинстве в стенах града Константина. И вот мечта
сбылась: мы, российское воинство, дефилируем через врата Царьграда,
подсчитывая при этом имеющиеся у нас лиры.
прямо-таки хорошо. Очевидно, турки чувствуют в нас собратьев по поражению.
Господ союзничков они терпеть не могут, и это, признаться, приятно.
по-другому. Еще на катере к нам приклеились двое розовощеких
юнкеров-константиновцев, уверявших, что они впервые едут в Истанбул, а
посему наш долг состоит в том, чтобы показать юношам второй Рим. Глаза их
были настолько невинны и простодушны, что я сразу понял нехитрый фокус
генерала Ноги. Ну что ж, такой вариант мы с поручиком Успенским тоже
предусмотрели.
можно купить чего угодно, а на известной среди нашего воинства узенькой
улочке у самого рынка - и кого угодно. Но я решил молодых людей не
баловать и организовать культурную программу. Сами виноваты, раз
напросились. Истанбул я знаю не Бог весть как, но все же бывал здесь пару
раз до войны, когда ездил к профессору Кулаковскому в Русский
археологический институт. Так что где находятся главные
достопримечательности - представление имею.
целая лекция об истории этого и в самом деле великого храма; не забыл я
процитировать им и соответствующее место из Нестора о визите сюда послов
Святого Равноапостольного князя Владимира, взыскивавшего истинного Бога.
Поручик Успенский подхватил эстафету и долго объяснял любознательным
юнкерам особенности изготовления здешних мозаик. Выслушав подробный
рассказ о химическом составе смальты и добавлявшихся туда красителях,
юноши приуныли. Но это было лишь самое начало. Мы прошествовали к Голубой
Мечети, что дало мне хороший повод для ознакомления наших спутников с
некоторыми аспектами истории Блистательной Порты. Далее нас ждал Дворец
Топак-Хана. Я рассчитывал, что дворца будет достаточно и нас, наконец,
оставят в покое. Но не тут-то было: очевидно, генерал Ноги шутить не
любит, и молодые люди, затравленно переглянувшись,заявили, что им
чрезвычайно интересно и они жаждут продолжения.
мне местам, к Русскому Археологическому институту. Меня и самого тянуло
туда, хотя я и знал, что смотреть там, увы, уже нечего.
заброшенное двухэтажное здание. Института уже не было: после вступления в
войну турки устроили здесь погром и вывезли все, что имело ценность.
Нашему посольству было не до этого, посол лишь поручил итальянцам
присмотреть за имуществом РАИК. Но вскоре Италия тоже вступила в войну, и
вся эта история заглохла. А жаль институт. Когда мы с поручиком Успенским
год назад беседовали в Севастополе с профессором Лепером, старик все
сожалел, что не успел вывезти хотя бы часть здешних коллекций. Впрочем,
даже если бы имущество и успели вывезти, то через четыре года оно
досталось бы комиссарам. Так что - всюду клин.
направились к Крытому рынку. Константиновцы повеселели, да и нам, честно
говоря, было интересно. Правда, время уже было вечернее и народу на рынке
было не так уж много. Но поглядеть все же стоило. Побродив с часок, мы
решили, что следует подкрепиться, и зашли в случившийся поблизости русский
ресторанчик, - один из тех, что выросли здесь в эту зиму, как грибы.
позволить себе шикануть. Ясное дело, на столе блеснула бутылочка, затем
другая, и тут наших юных друзей повело. Они это почуяли, начали что-то
бормотать о необходимости закусывать, но, видать, плохо они знали поручика
Успенского. Вскоре один из них был уже хорош, но второй все же держался и
уверял, что константиновца перепить невозможно.
ночлежки, и договорился с поручиком Успенским, чтобы завтра он ждал меня
там в десять утра. Юнкеров он брал на себя, мне же предстояло исчезнуть, и
желательно незаметно. В конце концов, генерал Ноги способен на многое, и
за соседним столиком мог сидеть еще кто-то. А почему бы, собственно, и
нет? Раз уж моя собственная персона их так интересует...
некая юная особа, раскрашенная, словно вождь ирокезов, и начала что-то
сбивчиво нам втолковывать. Я решил было, что сия жрица Астарты уже изрядно
подшофе, но затем сообразил, что это у нее скорее от недостатка опыта. Я
предположил вслух, что она из гимназисток седьмого класса, и тут же
поручик Успенский своим жутким голосом запел столь памятную нам по Албату
песню про шарабан-американку и девченку-шарлатанку. Юная особа обиделась,
возмутилась, вспомнила про своего папашу-генерала, расстрелянного
красными, но тут я решил, что нужный момент настал, и, налив себе рюмку,
взял ее под руку и направился к выходу. Один из юнкеров, - тот, что
покрепче, - вспомнил, вероятно, приказ генерала Ноги и рванулся следом, но
поручик Успенский был начеку и, перехватив сквернавца, прдложил ему выпить
за новобрачных. Мы тем временем благополучно удалились.
что все сие удовольствие будет стоить мне две лиры, а ежели до утра, то
пять. Заодно посоветовала не ходить далеко и воспользоваться как раз той
ночлежкой, где завтра меня должен ждать поручик Успенский с непохмеленными
юнкерами. Я отвел ее немного в сторону и достал из бумажника банкноту в
десять лир. Как я и ожидал, этого было достаточно, чтобы она снемела,
словно глушеная рыба. После чего настала очередь высказаться мне.
являюсь ее братом, поскольку в этом случае мой долг был бы застрелить ее
на месте. Но раз это не так, то лучше ей самой утопиться в Золотом Роге,
поскольку подобное купание все же приятнее, чем такая жизнь. Ну а покуда
она может заработать эти десять лир, ежели проводит меня на некую улицу,
после чего забудет навсегда факт нашей встречи. Иначе я ее все-таки
пристрелю, даже не будучи ее родственником. Револьвера я доставать не
стал, но она, похоже, и так поверила, и вскоре мы с ней уже шли в
неоюходимом мне направлении. Всю дорогу она молчала, и я мысленно
поблагодарил ее за подобную душевную чуткость.