Но зато с выхлопной трубой.
захлестнул диковинный ящик тремя петлями, на почтовый манер, закрепил
свободный конец и выбрал слабину. Все, теперь даже если гравизахват
откажет, саркофагу не дано реять и громыхать внутри отсека, словно
кубику в погремушке. Кто знает, что там внутри прячется? Еще
испортится от тряски, заказчик осерчает... Кому это надо?
Да и при нужде старался не злить. Он всего лишь яхтсмен, извозчик.
Какое ему дело - что там, внутри?
путь, в кабину. Когда Войцех пролетал по твиндеку, "Карандаш" дрогнул
- цоофт вели яхту к внешнему шлюзу базы. А когда капитан впорхнул в
рубку сквозь иллюминаторы уже лился тускло-багровый свет безымянной
звезды-гиганта.
раздражающее состояние невесомости закончилось. Войцех отстегнулся от
кресла и переинитил в драйве диск с курсом.
семнадцать световых лет. От шестидесяти пяти до семидесяти пяти
прыжков. Предполагаемый расход горючего - семьдесят шесть процентов."
возникли над пультом. - Четверть диаметра Галактики. Недели две пути,
если не больше. И это еще не финиш...
чудовищной спирали. Сейчас Войцех находился изрядно "ниже" главного
диска Галактики, толщиной около восьми тысяч светолет. Понятно, что
границы диска были весьма условными, но достаточно явными. Подавляющее
большинство звезд находилось в пределах диска, и лишь весьма небольшая
их часть - вне его. Вне диска было много шаровых звездных скоплений, в
одном из которых и дрейфовала исследовательская база цоофт.
"верхнему" краю. Вероятно, Войцеху придется прыгать по пологой дуге,
огибая галактическое ядро. В сердце ядра и поныне рождаются звезды,
там бушуют жесткие излучения и вырываются на свободу потоки
раскаленных газов. Даже невероятно надежные суперкрейсеры чужих
стараются держаться от ядра подальше. Что же говорить о
малютке-"Карандаше"?
Естественно, с учетом мизерного изменения массы покоя. Сколько там
тянет принятый на борт груз? Тонну, не меньше.
Астрогатор выводил яхту в стартовую сферу.
и, потянувшись, встал из кресла. Ему вдруг захотелось состряпать себе
праздничный ужин. Приготовить что-нибудь эдакое... позаковыристей.
Убедившись, что автоматика пока не сбоит, Войцех сунул в ухо бусину
аварийной связи и пошел на камбуз.
время ваши железные мозги обойдутся без присутствия человека.
"Карандаш", утлая скорлупка в безбрежном космосе, давно стал домом для
своего капитана, и Войцех вовсе не чувствовал себя неуютно на борту
верной яхты. Его не угнетали миллиарды километров пустоты, не угнетала
мысль, что свет от ближайшей звезды, около которой сейчас есть люди,
доберется сюда только через тысячи лет. Для того, чтобы чувствовать
нечто подобное нужно родиться и вырасти на какой-нибудь идиллической
планете. Но Войцех родился на точно такой же яхте, только чуть
побольше размерами и постаромоднее. Пустота за иллюминаторами, лишь
еле-еле разбавленная искорками далеких звезд, причем все время разных,
была ему так же привычна, как обитателям планет небо над головой. Он и
не мыслил, что вокруг может быть что-нибудь кроме пустоты. Пустота и
одиночество - два вечных спутника яхтсмена-извозчика.
любой момент лечь ему под ноги. Именно поэтому первое, что Войцех
сделал, когда купил "Карандаш", это прикрепил над входом в рубку
специально заказанную табличку из селентинского хризопраза. С
выжженной ансайферами надписью.
часа на камбузе, устроил себе форменный праздник живота, попутно выдув
шестую часть винного запаса, оставил приборку на завтра и отправился
спать.
просчитывал третью. Отложив исполнение прыжка, Войцех с чистым сердцем
побрел в каюту.
Вероятность сбоя достаточно мала, но она все равно ненулевая. Одно
дело, когда капитан бодрствует, пусть даже и возится на кухне. И
совсем другое - когда спит. Войцех где-то в самой глубине души очень
боялся проснуться, и обнаружить "Карандаш" в мрачной пустоте, где не
видно ни одной звезды, в каком-нибудь нулевом измерении, за подкладкой
мироздания.
когда капитан спит. Только когда живой человек не успеет вовремя
вмешаться в работу автоматов. Если же за ними присматривать - ничего
страшного не в состоянии случиться.
суеверия, чем спать при активном икс-приводе.
чужого, неразрывно связанного с космосом и полетами есть такой бзик.
Иррациональный, подсознательный. И неискоренимый.
ощущением пережитой тревоги - так бывает, когда неким
недокументированным чувством улавливаешь чужой взгляд в спину или
приближающуюся опасность. Ощущение было слабым и мимолетным, оно могло
бы возникнуть, если бы Войцех спал где-нибудь в общественном парке на
Офелии, и случайный ночной прохожий вдруг принялся бы разглядывать
спящего Войцеха. Но не очень долго разглядывал, потому что пристальный
взгляд обычно Войцеха будил. По крайней мере так бывало раньше.
душ. Ну в самом деле - кто может рассматривать яхтсмена-одиночку,
волею фрахта занесенного в сущую глушь, в медвежий угол Галактики?
Разве что, отражение в зеркале.
ждал санкции капитана. Через полчасика взбодрившийся и подкрепившийся
остатками вчерашнего пира Войцех привычно засел в любимое кресло перед
головным пультом.
вздохнул он, активируя икс-привод.
Вроде как разрешения спрашиваю... И это чувство чужого взгляда еще
дурацкое...
корабле словно бы завелся призрак.
точки зрения. Но он не смог себя сдержать.
обшаривал все помещения "Карандаша". Самым пристальным образом, и даже
логи следящей системы и контроль перестали казаться весомым
аргументом. Заяц на корабле всегда оставляет следы, особенно если
корабль - одиночная яхта. Капитан немедленно почувствует нарушения
привычного порядка. Или привычного беспорядка. Ведь невозможно же
передвигаться по кораблю и ничего не задеть, не сдвинуть, не уронить?
отыскал. Нигде. Ни в кабине, ни в грузовых отсеках. Единственное, что
нарушало привычную на "Карандаше" обстановку - это закрепленный
посреди первого грузового саркофаг. Войцех остановился в задумчивости
перед ним - перед чешуйчатым параллелепипедом, неподвижным и странно
теплым.
более теплым, чем воздух в грузовых отсеках. И снова его тепло
показалось Войцеху живым. Ну не могут нагретые механизмы излучать
такое равномерное и глубокое тепло! Не могут.
тоньше волоса. Почесал в затылке, обозвал себя идиотом, но потом все
же сходил в кабину за печатью, ниточкой и пластилином. Чувствуя себя
не меньшим идиотом, разделил пластилин на две части, прилепил его по
обе стороны еле заметной риски, рассекающей крышку саркофага надвое,
пристроил нить и опечатал обе половинки.
Курылев Олег
Посняков Андрей
Конюшевский Владислав
Прозоров Александр
Березин Федор
Орловский Гай Юлий