остался бетонный желоб, по которому струились незамерзающие нечистоты. На
краю потока торчал прикольный речной трамвай, надежно изолированный от
окружающих миазмов и превращенный в летнее кафе. Сейчас он выглядел трупом,
всплывшим со дна черного ручья. К нему прибило кошачий скелет.
тарелки спутниковой антенны парила голограмма -- трехглавое чудовище,
которое
можно было принять за сказочного змея или сросшихся основоположников
коммунистической утопии. Лучи лазеров создавали впечатляющую подсветку туч;
на этом тревожном фоне плавало жирненькое туловище, явно не страдавшее от
недостатка витаминов и символизировавшее Единую церковь, с головами Христа,
Будды и Магомета. Вокруг него, как мыльные пузыри, вращались небесные сферы.
стоянка с заправочной станцией. Благодаря связям того же Хрусталя всю
компанию приняли незамедлительно. Какой-то дряхлый поп, идеально подходивший
внешне на роль Вечного Жида (за свою сверхдолгую жизнь ему довелось побывать
майором НКВД, раввином в синагоге и консультантом ООН по проблемам
дальневосточных конфессий), похоже, уже обо всем договорился <<наверху>> и
быстренько санкционировал очередное грехопадение.
отоплением здесь не было. Восходящие потоки теплого воздуха плодили
миражи. Из акустических систем доносилось ангельское пение кастратов.
Гипнотерминалы призывно мерцали во мраке, приглашая к общению со святыми в
астрале. Трехмерные анимационные иконы демонстрировали житие персонажей в
реальном масштабе времени. Под сводами храма беспокойно порхали птицы.
Парочка красивых чернокожих туристов бродила в лабиринте среди еще более
красивых призраков, выбирая языческие фетиши в качестве сувениров.
припадке церемониального рвения.
таблетку стимулятора.
непонятном, почти лихорадочном возбуждении.
не требовалось ни ума, ни интуиции.
так холодно, что душа стыла в теле, как суп в плохом термосе. Несмотря на
это, неизменно корректные люди подходили к Пыляеву, поздравляли, улыбались,
трогали за руки и без злого умысла задевали сломанные мизинцы, целовали Элку
серыми губами, бережно обнимали Бориса Карловича. Невозможно было
определить,
кто из них принадлежал к Союзу, кто был просто безмозглой марионеткой, а кто
наивно и честно полагал себя <<слугой народа>>. Мелькали галстуки, уши,
часы,
зубы, носы, проборы, зрачки, очки, туфли, ноздревые фильтры.
выпить чего-нибудь в баре при часовне, но одноглазый Гена вежливо завернул
его, намекнув на жесткий график. Пыляев убеждался в том, что сбоев в
программах Союза быть не может и не бывает. Следующим номером был намечен
банкет в поместье Хрусталя. Открыв холодильник в лимузине, новобрачный
утешился <<Абу Симбелом>>, слегка разбавленным водкой.
душноватом салоне, не обращая внимания на сидевшую рядом суку в
люминесцентной шкуре. Вид у нее был самый невинный. А он чувствовал себя
так, словно только что ему всучили в секс-шопе некачественный товар. В
свете проносящихся мимо фонарей люди казались безумными елочными игрушками.
Из приемника доносился неразборчивый скрежет индустриального джаза.
трущобы заброшенных районов. Заповедник люмпенов, а заодно -- карантинный
пояс. Территория нулевой ценности. Пыляев тихо приветствовал усиливающееся
разделение общества на прослойки не только в социальном отношении, но и в
пространстве. Эксперимент коммунистов по смешению сословий был
противоестественным и потому идиотским. Как всегда, все свелось к насилию.
Миллионы людей оказались выброшенными из привычной среды и внедренными в
чуждую. В результате туповатых представителей рабоче-крестьянской массы
раздражал любой персонаж <<в очках и шляпе>>, а остатки интеллигенции
чувствовали себя неуютно под прессом <<гегемона>> и приобрели устойчивый
комплекс неполноценности.
похоже на прорыв блокадного кольца. Когда-то Эдик с Вислюковым, возвращаясь
от девок по пьяной лавочке, сделали это вдвоем и без оружия, но затем машину
Пыляева пришлось отправлять в капитальный ремонт. Только протрезвев, Эдик
понял, как ему повезло -- чуть ли не первый раз в жизни. Наверное, дело
было в том, что рядом с ним находился патологически везучий человек и его
удачи хватило на двоих. С тех пор Эд больше не экспериментировал.
и гости выгрузились на посадочной площадке вертолетных такси, окруженной
серебристыми куполами спецназовских постов. Тут же околачивались рисковые
водители наземных тачек в ожидании клиентов победнее.
не летает в принципе, однако сразу догадался: пощады не будет. Одно утешало:
в случае катастрофы Союзу придется поискать другого придурка.
себе укоризненный взгляд Бориса Карловича. Мысленно послав тестя к черту,
Эдик отвернулся и стал глядеть в иллюминатор. Зрелище было поучительное; оно
наводило на возвышенные мысли о том, что все индивидуальные фобии -- в
сущности, пустяк и закономерность на фоне тотального психоза.
полицейского вертолета последовательно выхватывал из темноты дымовые трубы,
полуразрушенные элеваторы, башни с ослепшими квадратными глазами, ангары,
фермы ржавеющих подъемных кранов... Огни горели и на земле, но лишь кое-где.
Сияющая галактика центра осталась позади. Внизу был космос <<новых диких>>.
Те выползали на ночную охоту. Или <<закинуться>>, если со жратвой и
марафетом
все было в порядке. В нескольких местах бывший проспект был перегорожен
опрокинутыми троллейбусами. В боковых улицах передвигались тени. Все было
припорошено снегом и заковано в лед.
затонувший <<Адмирал Нахимов>>, на котором резвились утопленники. Сквозь
дыры в крыше мерцал человеческий планктон. Судя по всему, сегодня там
<<шаманили>>. Мощный инфразвук настиг и потряс вертолет. На мгновение Эд
ощутил, КАК теряют рассудок. Намек, всего несколько кадров из кошмара -- но
этого было достаточно. Его непомерно раздутое эго содрогнулось и сжалось в
дрожащий комок. Неправда, что жизнь страшна и болезненна; просто иногда не
хватает водки...
<<грязный рай>> -- квартал красных фонарей, пристанище опущенных, стареющих
проституток и неизлечимых наркоманов, мекка одержимых тягой на дно и
последнее убежище <<заказанных>>. Здесь действовал мораторий на убийства --
круглый год, кроме ночи Рождества Христова. Рои фар и костры из чадящих
покрышек обозначали базы байкеров-вайлдов, поделивших окраины на зоны
влияния.
Пыляев отказался; этого никто не заметил, кроме Элеоноры. Она поглаживала
его по руке, словно хотела успокоить. Он уже успокоился. Иногда ему
становилось невероятно легко -- когда казалось, что самое худшее уже
произошло. А тут к его услугам была целая пастораль упадка. Он до краев
упился гнусным настроением эпохи, случайно уловил направление
отупляюще-агрессивного потока массового сознания...
стерильность подчинившихся системе или непрерывную агонию <<отвязанных>>. В
любой момент ты можешь отправиться в свободное падение, но должен знать,
что оно наверняка будет последним. У неизлечимо больных на это обычно
не хватает сил...
разжевывал высохшую жвачку подобных мыслеощущений, внизу появился другой
полицейский кордон, за ним -- аккуратные фермы, высасывающие оскудевшее
вымя дойной коровы плодородия, и наконец самая чистая и престижная зона
в радиусе двухсот километров от города. Притоны респектабельности;
рассадники
чести и совести; виллы искупивших грехи отцов; усадьбы Тех, Кто Знает,
Куда Мы Идем. Сверху они казались такими незыблемыми и прочными, будто их
фундаменты достигали центра Земли.
умен, образован, смел, силен, свободолюбив и обладает обостренным чувством
справедливости. Короче говоря, почти гений -- без всякой вонючей евгеники.
Идеальный экземпляр для заповедника под названием <<демократия>>... Все
вместе мы составляем тупое, трусливое и легкоуправляемое стадо, которое
пассивно отдается любому, сколь-нибудь наглому барану. Может быть, мы
слишком умны? Может быть, нам лучше немного отупеть -- во имя восстановления
баланса личности и общества?..>> И ему вдруг действительно захотелось стать
милым, наивным и глуповатым, как комнатная собачка. Не мешало бы научиться
вилять хвостом...
зеленое свечение фитотрона. Рядом с домом виднелось остекленевшее озеро. На
Акунин Борис
Василенко Иван
Володихин Дмитрий
Роллинс Джеймс
Прозоров Александр
Андреев Николай