Чтение 6–й страницы книги ~Горелая башня~

- Не надо...

- Послушай, мы ведь обо всем договорились, да?.. Идем-ка, покажу
тебе одну вещь.

Крысолов легко соскочил на землю, и Гай последовал за ним - через
"не могу". Воздух и солнце - потрясающий коктейль, в другое время Гай
вздохнул бы полной грудью и глупо улыбнулся, он и теперь поддался
обаянию этого дня - на секунду, не больше...

- Сюда, - позвал Крысолов.

Он стоял в двух шагах от того, что Гай привык считать дорожным
указателем. На самом деде это был двухметровый древесный пень с
приколоченной к нему трухлявой доской.

- Читаем, - торжественно объявил флейтист. - Что тут написано?

Надпись масляной краской, гласившая "Объезд", была теперь ярко
освещена полуденным солнцем. Корявая стрелка отправляла путника к
завалу из камней и глины - там, на берегу, где носятся потревоженные
стрижи...

- Здесь написано, - глухо сказал Гай, - что не следует соваться,
куда не следует.

- Хорошо, - сказал Крысолов с видимым удовольствием. - Не следует,
стало быть, куда не следует, и следовать никак не может... Кто
поставил этот указатель?

Гай коснулся столба кончиками пальцев. Растрескавшаяся кора была
мокрой.

- Смотри, - вкрадчиво улыбнулся Крысолов.

Гай отдернул руку.

Мертвый указатель ожил. Сперва показалось, что он покрылся
сплошным слоем суетящихся насекомых, но на влажной коре не было ни
муравьишки - просто столб стремительно молодел. Будто кинопленку в
ускоренном темпе пустили назад; исчезла надпись, сделанная белой
масляной краской, проступила другая, сделанная желтой, и еще одна -
снова белой, и еще... Спустя несколько секунд "Объезд" исчез вовсе, а
из трещин, щелей и пятен выступила совершенно другая надпись, темная,
не очень четкая, на незнакомом с первого взгляда наречии.

- Ну, парень, ты ученый человек, без пяти минут бакалавр... Читай.

- Я не... - начал было Гай и осекся. Он понял, на каком языке
сделана надпись - на его родном. Чуть не тысячелетней давности.

Запах аудиторий. Профессор-филолог, плакаты и схемы,
словосочетания, выводимые мелом на доске...

Гай был неплохим учеником. Только не мог предположить, что вот так
придется применять свое умение.

- "Прохожий, - начал он дрогнувшим голосом. - Ты вступаешь на
землю общины..." Тут название.

- Какое? - спросил Крысолов все так же вкрадчиво.

Морщась от напряжения, Гай прочитал:

- "Горелая..." Вроде, Горелая Колокольня. Не, Горелая Башня...

- Браво! - флейтист в восторге обнажил белые зубы. - тебе это
название ничего не говорит?

Гай поморщился. По дну его памяти прошла слабая тень - но
внезапное озарение помешало ей пробиться наружу. Новая мысль была
сильнее.

- Мне кое-что говорит другое, - сказал он медленно. - Судя по
знакам, тексту около тысячи лет.

- Чуть меньше. Но где-то так.

- Ну? - Гай выжидательно поднял глаза.

- Ну? - Крысолов, похоже, не понял.

- Так какое дерево столько простоит?! Тут камни крошатся, не
говоря уже о людях, которые и знать позабыли... А трухлявый пенек
ничего себе стоит, а?

Крысолов расхохотался. Долгую минуту гай, насупившись, наблюдал за
его смехом.

- Ох... молодец. Здраво рассуждаешь, и логика твоя безупречна...

Указатель за долю секунды вернулся в прежнее свое состояние; Гай
отшатнулся.

- А теперь скажи мне, юноша, - голов флейтиста разом посерьезнел.
- Знаешь такое слово - "проклятие"?

Гаю снова сделалось холодно.

- Вижу, что знаешь... Что, ты думаешь, долговечнее - деревяшка или
проклятие?

- Проклятие, я думаю, - отозвался Гай хрипло.

- И правильно думаешь, - Крысолов помолчал, потом улыбнулся снова,
и Гай почти обрадовался этой его улыбке. - Ну что, теперь поехали?

Гай обернулся и посмотрел на дорогу, уводящую в лес.

Она была живописна. Она была очень мила, эта дорога, в пятнах
солнца и тени, удобная, гладкая, почти без рытвин, широкая, отличная
дорога...

- Вы не передумаете? - спросил он одними губами.

Его спутник с улыбкой покачал головой.

- Что ж, - сказал Гай почти неслышно.

В последний момент у него мелькнула мысль о том, что будет, если
посреди леса обломается машина; толку от этих дум не было никакого -
потому что не было выбора, и потому, что первые ветви уже сомкнулись
за спиной.

Конечно же, ничего страшного в этом лесу не было. Разве что густ
он был чрезвычайно, ну прямо неестественно густ, и, конечно, темноват.
Ни полянки, ни тропинки - дорога, узкая и прямая, и ненормально
гладкая - ни дерево не решится упасть, ни кустик не выберется за
невидимую черту, чистая дорога, будто каждую ночь тут в поте лица
вкалывают дорожные рабочие...

Гай поежился. Ему привиделись лесовики, зеленые и лохматые, с
лопатами, с сигаретами в растрескавшихся деревянных губах...

Он криво усмехнулся. Чем мучиться всякий раз на Рыжей Трассе - не
проще ли лесочком, напрямик, по этой приятной во всех отношениях
дороге... Господи, о чем он думает?!

Он едва успел затормозить - дорогу перебежала мелкая зверушка,
вроде хорька.

Беспечные твари, думал Гай, снова давя на газ и всматриваясь в
обочины, беспечные твари живут непугано и не думают ни о каком
проклятии... А при чем тут я?! Ладно, пусть страна эта проклята оптом,
целиком, и все мы виноваты... Не то. Проповеди оставим отцу. Горелая
Башня, вот... В любом селении была каланча, колокольня, сторожевой
пост... Хм, в лесу? А был ли лес? Пожар... Каланча горела, может быть,
вместе с поселком... Отсюда название. Горелая Башня.

- Кстати, - сказал вдруг Крысолов. - Возвращаясь к истории о
неудачливом лекаре... Ты не хотел бы знать, что стало потом с его, гм,
пациентами?

- Хотел бы, - медленно отозвался Гай. - Хотел бы... знать.

- Видишь ли... Случилось так, что их поступок не простился им. И
они... короче, были наказаны.

- Кем? - спросил Гай машинально. И тут же прикусил язык; Крысолов,
усмехаясь, опустил стекло и с удовольствием оперся на него локтем.

- Что же, - осторожно начал Гай, - к ним снова пришла болезнь?

- Болезнь не пришла, - отозвался Крысолов небрежно. - Они сами
отправились... да, гуськом отправились в одно место. Про место я тебе
рассказывать не буду - но, поверь, лучше бы им просто умереть.

Крысолов выжидательно замолчал. Гаю показалось, что он, мальчишка,
без спросу заглянул в темный колодец, и оттуда, из бездны, на него
дохнуло таким холодом и таким ужасом, что руки на руле помертвели.

- Их позвали, и они пошли, - медленно продолжал Крысолов. - Как ты
думаешь, жестоко?

- Не мне судить, - с усилием выговорил Гай.

- Не тебе, - жестко подтвердил Крысолов. - Но я спросил сейчас
твоего мнения - будь добр, ответь.

- Они были темные, бедные... люди, - с усилием выговорил Гай. -
Ослепленные... невежеством.

Он мельком взглянул на Крысолова - и замолчал, будто ему заткнули
рот. Ему совершенно явственно увиделось, как из глаз Пестрого
Флейтиста смотрит сейчас кто-то другой, для которого глаза эти -
только прорези маски. Наваждение продолжалось несколько секунд - а
потом Крысолов усмехнулся, снова стал собой, и Гай увидел, как на лбу
у него проступил незаметный прежде, косой белый шрам.

- Что же, ты их оправдываешь? - с усмешкой спросил Крысолов.

Гай заставил себя не отводить взгляда:

- Я... не оправдываю. Но так ли они виноваты... как велико...
по-видимому... наказание?

- "По-видимому", - с ухмылкой передразнил его Крысолов.

Зависла пауза и длилась долго, пока фургончик, еле ползущий, не
въехал в обочину.

- Не дорогу смотрел бы, - сказал флейтист сварливо, и Гай
опомнился.

Они ехали и час, и другой; лес не менялся, и в нем кипела жизнь:
кто-то хлопал крыльями, кто-то метался через дорогу, кто-то шуршал
кустами, охотился, спасался, кто-то песнями подзывал подругу. По
стволам плясали блики высокого солнца, но не один из них, как ни
пытался, не мог добраться до земли. По крыше кабины время от времени
молотили ветки, а Крысолов сидел, выставив локоть в окно, и вот уже
минут сорок напевал городские песенки десятилетней давности, и снабжал
их комментариями, и мешал Гаю думать, и в конце концов добился своего
- Гай смеялся.

Сперва он хмыкал, стараясь удержать губы ровными, как линеечка;
потом стал отворачиваться и хихикать и, наконец, сдался, расхохотался