Чтение 6–й страницы книги ~Симплегады~

-- Пять минут первого. Кравец, грозу сегодня не обещали? С ума
сойти, какая жара. Я тут навел справки. Группу Масленникова и
Коля какое-то время после их возвращения курировал Малиновский.
А Малиновский и Островой, иначе твоя Семерка, кажется, дружат
семьями. Их жены то ли учились вместе, то ли вместе работали. Не
может быть, чтобы утечка произошла как-нибудь через них? Семерка
домой не звонил?

Кравец вздохнул и чуть приоткрыл глаза.

-- Не звонил, ты же знаешь. У него телефон прослушивается.
Максимыч, ну зачем им было предупреждать Масленникова, если
мальчишке ничего не грозило.-- Кравец заерзал на стуле.

-- Знаю, это я так. Привычка рассуждать вслух. Твоим,
действительно, выгоды никакой. Но ведь кто-то подумал, что
мальчишке грозит опасность, кто-то Николаеву подсказал -- время,
место, чтобы выскочить на своей машине. Или это Бог нас не
любит, Кравец? Судьба? Она ставит палки в колеса?

Он помолчал, задумчиво поглаживая подбородок.

-- Генералу я пока не докладывал. Не хочу, он узнает и так.

Лежнев поднялся и стряхнул с сигареты пепел.

-- Рушатся планы, Кравец. Планы рушатся, и приходится работать
вслепую. Отпустили мальчишку, теперь ищем опять. Всегда у нас
так.

Кравец сидел у стены понурый и смотрел на носки ботинок. Лежнев
подумал: "А ведь если Кравец подозревает его, а такое вполне
вероятно, он тоже не будет сидеть сложа руки. Наверняка, сегодня
же сообщит в Особый. Что ж, пусть попробует. Доказательств у
него нет". Лежнев глубоко затянулся и искоса посмотрел на
Кравца.

"Итак, что мы имеем. Натан Рутберг, дед. Он переживает за внука
и звонит Масленникову. Масленников к этому времени уже дома. Он
взволнован не меньше старого Рутберга, как-никак они с Натаном
Иосифовичем друзья. У Масленникова причины для волнения особые.
Он знает о сегодняшнем эксперименте и связывает эти события --
эксперимент и похищение Менделя. После звонка деда некто звонит
Масленникову домой и сообщает ему про мальчика -- время, место и
кое-какие подробности, которые убеждают Масленникова, что
опасения его не напрасны. Масленников уходит из дому и какое-то
время отсутствует. За это время он связывается с Николаевым и
они вырабатывают план действий. Николаев берет на себя спасение
мальчика, что и делает, но не совсем удачно -- Мендель,
напуганный, убегает. Пока Николаев действует, Масленников
приводит к себе домой деда. Он еще не знает, что Мендель убежал
и скрывается неизвестно где. Иначе бы он с дедом остался на
квартире у Рутбергов. Ведь если вернется внук, то вернется к
себе домой. На данный момент положение остается неопределенным.
Все упирается в мальчика. Пока он не будет найден, ничего
предпринимать нельзя. Ни им, Масленникову и Николаеву, ни ему,
потеющему в отравленном кабинете. Остается одно -- ждать. Ждать
и Бога молить, чтобы мальчишка отыскался до срока, когда
начнется эксперимент. Иначе, все летит к черту. И, выходит, зря
он рисковал и тайно звонил Масленникову, убеждая его, что дело
слишком серьезно. Зря он ставил на этих людей, потому что без
мальчика они не решатся в этот раз перекрыть туннель, и, значит,
Маленький Генерал, придет время, вернется, и ему, капитану
Лежневу, веки вечные сидеть в капитанах."

* * *

Лестница испугала тишиной. Ее нужно было перебороть, эту страхом
наполненную тишину, да еще успеть открыть дверь в квартиру, пока
тишина не опомнилась и не набросилась по-воровски сзади.

Дверь открылась легко, она понимала, что медлить ему нельзя.
Мендель вошел в прихожую, по привычке шаркнул ногой и сейчас же
замер от жаркой волны испуга. Замер и прижался к двери спиной.

"А вдруг они здесь?"

Прошло очень много времени, наверно, минута. Мендель все
вслушивался в тишину, не решаясь даже света зажечь, так и стоял
в беспросветном мраке прихожей с круглыми от страха глазами.

Квартира была пуста.

Сердце от этого не успокоилось, наоборот, сделалось даже
тревожней, и Мендель не выдержал и зажег свет.

Тишина рассеялась, предметы заговорили наперебой привычными
домашними голосами. Молчала лишь ниша в стене, где хранился
дедушкин плащ. Плащ на вешалке не висел. Но такое случалось,
иногда дедушка бросал плащ на стул, где попало. А то, что он не
выходит навстречу,-- в этом тоже ничего странного. Дедушка часто
засиживался над книгой у себя в кабинете, забывая и ужин, и
полуночный кофе, и часто вовсе не замечая прихода внука. Мендель
тогда осторожно подходил к нему сзади и бросал на страницу
какую-нибудь пушинку, или перышко, или клочок бумаги. Дед
смахивал со страницы помеху и недовольно морщился, до него не
сразу доходил смысл возникшей помехи. Она, может быть, какое-то
время была частью мира, в котором он пребывал, чем-то вроде
шлагбаума или обрыва на тропе, по которой он в тот момент
спускался с горы в долину. Наконец, он отрывался от страницы и
говорил внуку: "Ай-яй-яй, опять этот человечек явился, как
всегда, вовремя".

Вот Мендель сейчас войдет на цыпочках в кабинет и увидит, как по
плечам деда и по его склоненному к книге виску стекает тихий
ласковый свет настольной лампы под абажуром. Седые волосы деда
время давно превратило в молочный пушок младенца. Они золотятся
в этом волшебном свете, и дед делается похожим на святого
Франциска с картины, которая висит на стене.

Мендель так живо представил себе все это, и весь кабинет со
стеной, затянутой тусклым золотом книжной кожи, и себя, и свои
крадущиеся шаги...

Все было так, как он представлял. Даже лампа под абажуром горела
ровно и одиноко, и разворот толстого тома отсвечивал белизной, а
на странице лежала шелковая полоска закладки.

Только не было деда. Кресло стояло пустым.

Мендель опустил на сиденье ладонь и почувствовал холод вытертой
кожи. Кресло пустовало давно. Как давно? Если б он знал.

Он включил верхний свет и погасил лампу. Потом обошел квартиру,
везде зажигая свет и заглядывая во все углы.

Что ему делать? Снова уйти в ночь и пуститься на поиски деда? Но
где он будет искать? Он вспомнил тесную тюрьму-комнатенку, в
которой его держали. Сколько таких в городе? Куда идти? Какой в
поисках смысл?

Но Мендель не искал сейчас смысла, слишком он был подавлен,
чтобы его искать. Он не хотел думать о смысле, ему надо было
что-то делать, пусть без смысла, но не сидеть же вот так, в
пустом ожидании чуда.

Не похоже, чтобы здесь побывали они, те страшные люди в масках.
Все на месте, ничего не тронуто. Остается думать одно -- дед сам
отправился на поиски внука.

А что делать ему?

Впервые Мендель так остро ощутил одиночество. Он не понимал до
этого часа одной простой вещи, а теперь, когда дед исчез, эта
простая вещь стояла перед ним зримо, словно крест посреди голого