точно запомнил, что клал ее в карман брюк. Неужели нафокусничал портвейн?
Буквочки были пьяненькие, они слиплись одна с другой, и пришлось приложить
усилие, чтобы расшифровать адрес. И я ни капли не удивился, когда его
прочитал: Генеральная, 2/1, вход с Тупиковой аллеи. Подпись, и приписано:
"Жду".
товарищ Глазкова. Если, конечно, кто-нибудь из вашей компании не
попытается перехватить меня по дороге.
руки, собираясь принести себя в жертву. По классической схеме,
отработанной до табачной крошки на искусанной до крови губе, я обязан был
бесцельно ходить по комнате, при этом безумно вздыхая и закатывая глаза,
голова моя должна была то падать на стол под колокольные перезвоны рюмок,
то взлетать над миром и видеть за облаками солнце. Уж во всяком случае не
запить я просто не мог. Но тем и велика классическая литература, что она
не повторяется в жизни дословно, и каждый непременно сделает так, чтобы
вышло оригинальней.
визит. Какое у меня будет строгое державинское лицо, как по-пушкински я
отведу руку, как я запою северянином, а после схвачу графин и грохну об
голову, как Маяковский. Нет, не грохну. Я дам себя усыпить вином, когда
они на меня навалятся, посопротивляюсь для виду... сдамся. И вот тогда...
уличными тенями плавали светляки занавесок. Там, за окнами, вечеряли.
бродил, а не запутывал след, хотел надышаться этой провинциальной
тихостью, насмотреться на белый снег, которого не бывает в столицах. Когда
еще увидишь такое.
отсрочку, оно-то видело в свой капитанский бинокль, чем закончится для
меня вечер.
жилая скала громоздилась в стороне от домов в темной глубинке сада. Место
казалось пустынным. Если бы не сильный фонарь и не гладкая утоптанная
дорожка со свежими следами лопаты, любой бы на моем месте сказал: с
адресом вышла ошибка.
того, чтобы отряхнуть с обуви снег. И не скосив глаза на бутылочные стекла
окон (опять же намеренно), шагнул за тяжелую дверь.
коридора. Луч уличного фонаря, пробуравив дверную преграду, бил точно на
уровне моей головы в противоположную стену. Луч был мутен от пыли, словно
здесь показывали кино. Я посмотрел на экран и глазам своим не поверил. На
экране размером с пятак застыл один единственный кадр - старинная медная
"Ъ", выхваченная светом из темноты.
будущее догорало где-нибудь за стеной. Когда пламя зажигалки осветило
табличку полностью, я понял, что попал не туда. "Александръ Львович
Дегтярный" - сообщали медные буквы. Но это было не все. Еще я увидел
нечто, заставившее меня улыбнуться. Но об этом пока молчок.
знаком. Виктор Викторович Барашковый Воротник, читатель утопической
литературы. Он же первый из выявленных подопечных. И если бы не толчок в
спину, я бы, верно, раскланялся и сходу выдал бы что-нибудь вроде: "Шел -
не спешил, пришел - насмешил". Каламбур, одним словом.
вышло скверно. Низкая перекладина двери была сделана не под меня, и,
пролетая вперед, я получил легкое лобовое ранение. Муть застлала глаза, а
еще за спиной по-гробовому глухо лязгнула дверная щеколда.
Забирохина, ни Шмакова, ни Глазковой среди них, слава Богу, не было.
Четверо, в их числе и тот молчаливый с балкона, выстроились передо мной в
шеренгу, каждый положив руку на руку и отставив толчковую ногу. Пятый, с
голосом Виктора Викторовича, стоял у меня за спиной.
выцветшая брезентовая портьера, криво повешенная на стену. За ней, похоже,
располагалось окно, легкий сквозняк подпирал брезентовую занавеску, и она
лениво дышала.
послушаем. Где еще читать поэта Дегтярного, как не в его собственном доме.
оборачиваться я не спешил. Четыре толчковые ноги впереди, похоже, только
того и ждали.
Дегтярного, потрудиться хотя бы в энциклопедию заглянуть. Сегодня не
пришлось бы краснеть. - Виктор Викторович принялся цитировать по памяти: -
"Александр Львович Дегтярный, 1840-1914 гг., поэт. Автор известного
"Послания к Палкину", поэмы "Медное материнство" и стихотворного
переложения "Записок о Галльской войне".
стоял теперь от молчаливой команды несколько в стороне. Одет он был не
по-уличному, барана на плечах не носил и очень уж напомнил мне одного
парижского сердцееда, тоже, кстати, моего подопечного. Слава Богу, им он
быть ну никак не мог. Природа моих подопечных предполагала полную перемену
как внешнего облика, так и всех внутренних структур организма, включая
молекулярные. Закон цикличности превращений работал точно и исключений не
допускал.
только по совместительству, не так ли? Основная ваша профессия, если не
ошибаюсь, эксперт?
молчаливой четверки. Был он стрижен и брит, и нос над безусой губой
расходился пузатым колоколом. Голос его мне показался знакомым.
меня имеется. В Международном лицензионном банке есть соответствующий код.
- Это произнес мой ресторанный знакомый.
учитель:
з_а_к_о_н_ч_и_м_?
тянуть, дави его, братцы, в корень, - предложил стоящий слева толстяк.
бритоголовый. Из пятерки он, похоже, агрессивнее всех. Но я не угадал.
сзади, и его костистые пальцы сошлись у меня на груди. Одновременно самый
скромный из четверки, невысокий седой молчун, выхватил из рукава веревку и
удивительно ладно опутал меня всего, даже не сойдя с места.
ним.
деятельность я выучил назубок, было пятиминутное траурное стояние над
поверженным телом жертвы. Эти пять минут я посвятил дреме. Просто лежал,
не двигаясь, собирал помаленьку силы. На своих я не смотрел, для них
пятиминутка священна. Если даже абсурдно предположить, что один из
подопечных свихнулся и хочет меня убить, другие скорее его порешат на
месте, а жертву в обиду не дадут. Такая психологическая загадка.
словно он передо мной извинялся. Потом он слегка притопнул. Это значило:
постояли и хватит. Надо сказать, что когда меня повалили, саквояж я сумел
подмять под себя, и теперь он лежал прижатый. Одна лишь блестящая ручка
выглядывала из-под рукава пальто. Я напрягся, чтобы выдержать первые
символические удары, и, когда мягкий кулак толстяка коснулся моей щеки,
применил стандартный прием. Прием древний, элементарный, известный еще со
времен братца Лиса и братца Кролика. Но верный из-за своей простоты, и
клюют на него все.
закрутился, как бешеный, делая вид, что пытаюсь выпутаться из веревок. При
этом кожаный зверь, пригретый у меня под спиной, отполз несколько в
сторону и теперь лежал беззащитный.
тебя там за сокровище.
песенка спета. Шарри, милый, сейчас и тебе предстоит кое-какая работа.")
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Лукин Евгений
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Шилова Юлия