Петровым.
Александров.
этого давно не было. Что случилось? Или этот славный старик, - она
перешла на шепот и оглянулась на койку Фомина, - сумел чем-то
подействовать на тебя? Почему у него вышло так легко? Я не могла...
славный... Но я думал, думал и понял, что должен сделать все, что
могу... - Геолог умолк, подбирая слова.
прежде всего! Я слишком много бился о непроходимую стену... слишком
долго переживал свое несчастье. Это не могло не сказаться, и я калека
не только физически, но и духовно. Так надо попробовать вылечиться
духовно, если уж физически нельзя!
подушки геолога. Александров погладил жену по горячей щеке.
недельки две... Хорошо будет переменить место.
сдержалась отчаянным усилием, - что ты как прежний, не сломанный.
подозрением посмотрела на мужа. Тот спокойно встретил ее испытующий
взгляд. Жена молчала так долго, что Александров заговорил первым:
мизинцем около рта мужа, - горькая, усталая, но больше не жалобная...
Все так внезапно...
санатории, никуда не денусь, если что - приедешь.
и назад - целый месяц.
неуверенного согласия. - Я хочу расспросить Ивана Ивановича, чем он на
тебя подействовал.
нижнем ящике - знаешь, где старые материалы, - мои дневники тридцать
девятого года. Принеси, будь добра!
характеристику пегматитов той жилы...
уехал в прошлую среду, завтра - вы. Совсем пропаду тут один. Привык я
к вам, а Иван Иванович уехал - так что-то оборвалось во мне, будто
отца проводил.
жизнь полегче кажется. Было бы таких людей побольше, и мы побыстрей до
настоящей жизни доходили...
женщину-шофера и улыбнулся. Валя всегда казалась ему девчонкой по
первой их встрече.
работать. Только ведь женщина на возрасте, неудобно Валей называть.
Это для вас - другое дело, уважает она вас очень здорово, сама
говорила. Чем-то вы ей помогли.
тетя.
рентген.
встрече с Валей. Геолога и шофера связывала крепкая дружба, не
ослабевавшая, несмотря на годы и редкие встречи. В разгар
Отечественной войны в далекой тайге они встретились -
девятнадцатилетняя девушка, ставшая шофером, чтобы заменить ушедших на
фронт, и геолог, исполнявший правительственный приказ: найти нужное
для войны сырье. С тех пор прошло шестнадцать лет, очень многое
изменилось в жизни и в республике, теперь ставшей областью Советского
Союза. Валя - твердый и верный человек, и она вспомнит, как когда-то
сказала, что все бы сделала для него. Теперь пусть сделает!
когда тот, неуклюже переставляя костыли, влачил свое огрузшее и
ослабевшее тело через залитый солнцем двор, наотрез отказавшись от
предложения внести его в машину. Опечаленный радист нес в здоровой
руке небогатый скарб Александрова. Короткое сердечное прощание, и
зеленый "ГАЗ-69" понесся по гладкому шоссе в направлении поселка.
Александрову надо было заехать на квартиру, чтобы взять нужные вещи.
Никто не мог помешать ему: Люда уже около двух недель находилась в
тайге. Валя отвезет геолога вместо санатория... так близко к Юрте
Ворона, как сможет подойти машина. Александров помнил избушку
промышленника, стоявшего всего в шести километрах от перевала. Правда,
это было в тридцать девятом и зимовье давно могло разрушиться, но
наверняка появились новые. Конец не близкий. Пока он будет собираться
на квартире, Валя договорится с начальством. А санаторий получит
телеграмму с извещением, что больной приедет с опозданием недели на
три из-за большой слабости.
гудроном, гудрон - серой щебенкой, а "газик" бежал и бежал, взвивая
редкую пыль, на юг, к желтоватому небу Монголии, переваливал хребет за
хребтом. Геолог молчал, сидя в неудобной позе. Сильно согнувшись, он
вцепился в дужку на переднем щитке и смотрел на дорогу. После
шестимесячного заключения в постели ход машины казался полетом, а
таежные сопки, оголенные хребты и степные долины - родным домом, более
приветливым, чем удобная квартира в городке.
позволяла дорога. В серых добрых глазах молодой женщины иногда
показывались слезы. Слишком велик был контраст прежнего,
мужественного, полного веселой энергии геолога и молчаливого
беспомощного человека с бледным, одутловатым лицом и рыхлым,
располневшим от лежания телом. Где он, тот сильный друг, к поддержке
которого она прибегала в такие минуты жизни, когда каждый, а женщина в
особенности, нуждается в ощущении верной руки, в надежной помощи и
правильном совете? Никогда не забудет Валя их первой встречи. Она
вызвалась сама в далекий рейс по глухой таежной дороге - прииск
нуждался в муке, но больше одной машины по военным условиям не смогли
выделить. Старенький "ЗИС" нагрузили добросовестно - едва не четырьмя
тоннами, и Валя пустилась в пятисоткилометровый путь с бодрой
независимостью своих девятнадцати лет и годового стажа. Мороз свободно
проникал в щелястую, расхлябанную кабину. Солнце яркого зимнего дня
пригревало, сгоняя серебристый узор изморози с пожелтевших от времени
триплексных стекол. Лишь потом Валя поняла, что подобный рейс зимой на
старой и одиночной машине был нелегок и для опытного шофера. Видимо,
уж очень был умучен и задерган их больной завгар, что уступил Вале и
согласился отправить ее одну. Выносливый "ЗИС" старательно преодолевал
подъем за подъемом, и только гулкий треск мотора и надсадный вой
передач свидетельствовали о том, как тяжко трудится машина. С
перевалов машина мчалась бесшумно, но Валя, понимая, что не сможет
удержать "ЗИС" его ненадежными тормозами, опасалась давать машине
сильный разгон. И снова выла первая или вторая передача с самого
начала следующего подъема, грелся и дымил старый мотор и требовал
добавочной порции масла. Валя проехала двести восемьдесят километров.
Кончились последние придорожные избушки - зимовья, где у обитавших в
них охотников или лесных объездчиков можно было обогреться и напиться
чаю, перекусив простецким шоферским запасом. Солнце село, глубокие
синие тени стали заполнять пади и распадки, огоньки звезд зажглись над
почерневшими хребтами справа. Мороз крепчал, тонкая пленка ледяных
кристаллов стала затягивать стекла кабины, вынудив Валю приоткрыть
ветровое стекло. Ветер резал как нож, глаза слезились, лицо ломило, и
застывали руки в вытертых меховых варежках. Дорога скрылась в
сумерках, и Валя зажгла фары. Фары и тормоза - два недостатка старой,