стоящим на нем сложным агрегатом, исходящим душистым кофейным паром. Тут
же имели место черная пузатая бутылка, крошечные серебряные рюмки и
фарфоровые чашки, сахарница, другая бутылка - с пузырящейся минеральной
водой, и нарезанный лимон на тарелочке.
Альба, поняв французскую надпись на этикетке.
вас от нервного срыва, мне нужно было растормозить вас, заставить сбросить
напряжение. По-моему, получилось. Сейчас - другое. Есть такой термин -
гедонизм. Не вдаваясь в философские тонкости, это умение извлекать из
жизни наиболее изысканные и приятные детали. Как изюм из булки. Особенно
это приятно, когда все время ходишь по краю и не знаешь, что с тобой будет
завтра, а может, и сегодня. И в эту острую ситуацию ты привносишь еще
некий штрих, неуловимый для непосвященного, но бесценный для знатока. Да
вот попробуй - глоток кофе, совсем маленький глоток коньяка и долька
лимона. Потом все это можно запить боржомом. Да, к слову. Слышала ты
когда-нибудь про Романова Николая Александровича? Пустой был человек.
Работал последним русским императором. И вспоминать бы его не стоило, а
вот поди ж ты - оказалась в нем этакая артистичность мышления, именно он
придумал закусывать коньяк - лимоном. Чем и прославился...
кофе.
принято в двадцать третьем веке в большинстве случаев. - Я говорю сейчас с
тобой, понимаю твой язык и чувствую, что не понимаю в тебе ничего. Я не
могу даже приблизительно представить, что ты скажешь и что сделаешь в
следующее мгновение. А ведь именно это означает - понимать человека. Или у
вас не так? Мне сейчас не важно почти все - что случилось с нами, откуда
здесь вы, что будет дальше... Я хочу одного - разобраться в вас. Скажи,
что вы за люди, там, на своей Земле и в своем веке? Пойму ли я вас? Хоть
когда-нибудь?
взглядом.
возвращаешься к этой теме. Понимание. Что такое - понимание? Твоя
формулировка похожа на правду, но она касается лишь одной стороны
проблемы. Тебе пока непонятно наше время, удивляют какие-то реалии образа
жизни, непривычна моя манера разговора... Можно не сразу разобраться в
тонкостях политики и экономики. А сами люди... Люди всегда одинаковы.
Понимаем же мы плач Гильгамеша, диалоги Сократа, стихи Басе и Хайяма. Вот
и мы тоже. Люди как люди. Не лучше и не хуже тек, что жили по нас и после
нас. Со своими недостатками, проблемами, мечтами и страданиями. Если бы я
знал, какие вы, я мог бы сравнить. А я вас не знаю, но мы с тобой
разговариваем сейчас и понимаем друг друга. Наверное, мы грубее вас,
наверняка - жестче во многих случаях. Найдешь ты в нас и цинизм, и
эмоциональную ограниченность, и нехватку культуры. Есть и фанатизм, и
беспринципность. Но все же в основном мы стремимся к добру. К счастью для
всех людей, сколько як есть, хоть я звучит это, на мой слух, высокопарно.
И во имя этого готовы на непредставимую, наверное, для вас жестокость. Но
и на самопожертвование тоже. Но это, конечно, все так - слова, слова,
слова... Слишком их много говорили. Кто угодно и по любому поводу. Ничего
я тебе не объясню, пока ты не поживешь с нами, не почувствуешь, как свои,
наши заботы и радости. Один поэт у нас лет двадцать назад написал "Письмо
в ХХХ век". Есть там и такие слова: "Как понять вам, что такое, когда
закипает вода в пулемете?"... Очень, кстати, емкий образ. Ну, ты на семь
веков к нам ближе, так что и это понять тебе будет легче. Я тебя скоро с
одной молодой дамой познакомлю, очень вам интересно побеседовать будет...
- и чему-то вдруг улыбнулся.
речь Новикова, может быть, не столько даже по смыслу, как эмоционально. Ей
больше не мешала даже его чудовищная небрежность синтаксиса, манера
обрывать фразы в самых неожиданных местах, заменять осмысленные обороты
иносказаниями и идиомами, пристрастие к жаргонным словечкам. Ей даже стал
правиться этот энергичный и раскованный стиль. Она, по молодости, еще не
понимала, в чем тут дело.
снисходительное сожаление. Как будто он действительно был старше нее на
эти триста лет.
почему ты спросил именно об этом?
чем нам кажется...
Хотя такое предположение выглядело бы более чем абсурдно. Но она не
удивилась. Была в этом просто еще одна тайна.
и почему нам неизвестно о межзвездных путешествиях в двадцатом веке?
предположение, лежит на поверхности, но настолько оно неприятно, что и
думать об этом варианте не хочется. Второй вариант лучше, но ненамного.
Вот завтра появится здесь еще один товарищ, тогда рассмотрим мы эту
проблему квалифицированно. А как мы оказались здесь... - Он вновь набил
трубку волокнистым табаком из жестяной банки, отпил глоток кофе. - История
эта достаточно длинная и запутанная. Сразу и не расскажешь. Но, похоже,
главную роль сыграл тут один мой знакомый. Молодой человек, который
слишком предупредителен по отношению к красивым женщинам я ни в чем не
может им отказать. Даже в том случае, когда их желания выглядят по меньшей
мере странно...
обычно беру свой "Салют", заряженный цветной пленкой, и иду в город. Хожу
по улицам, иногда снимаю кое-что, а в основном просто смотрю по сторонам.
"Изучаю жизнь". Всего два слова, но они подводят под мое безделье мощную
теоретическую базу, и совесть успокаивается.
возникает пронзительное ощущение, что вот-вот произойдет нечто, для меня
очень важное, или даже происходит уже, но не здесь, а в другом месте,
может быть - за ближайшим углом. Я охотно поддаюсь этой иллюзии и начинаю
кружить по улицам, беспорядочно меняя маршрут, напряженно всматриваясь и
вслушиваясь, чтобы не пропустить, выражаясь высоким слогом, знака судьбы.
пели для меня незримые трубы.
в глаза влажной мороси, из туманной мглы вдруг возникло женское лицо,
возникло, как из коричневатой мути проявителя выплывает контрастнее и
сочное изображение, более реальное, чем гама реальность.
что заставило меня его увидеть, выделить мгновенно из спешащей навстречу
многотысячной безликой толпы, задержать шаг, обернуться вслед.
заговорить, просто рассмотреть поближе, но сейчас такие вещи делать уже не
принято. Тем более - среди моих ровесников.
сколько таких единственных лиц мы видим каждый день и не замечаем, а потом
переключился на что-то другое я, вполне возможно, никогда больше не
вспомнил бы об этой встрече.
углу Арбата и Староконюшенного переулка, напротив Вахтанговского театра.
Без всякой связи с предыдущим я зацепился взглядом за высокую и тонкую
фигуру, словно нарисованную смелым и быстрым мазком.
закинув голову, рассматривала что-то на фасаде углового дома. Я почти
поравнялся с ней, женщина медленно повернулась, и я понял, что это - она,
и что не заметить и не запомнить ее даже среди миллионов было нельзя.
Такое врезается в память, как пуля в дерево - глубоко и навсегда.
взгляд удлиненных, тревожных глаз из-под полей шляпы, резко очерченные,
чуть приоткрытые губы. И еще что-то, чего не передашь словами. Она
выглядела бы лет на двадцать пять, если бы не этот взгляд, не выражение
лица. Сердце мое пропустило такт, я уже почти готов был подойти к ней,
заговорить о чем угодно, как умел в свое время, но тут она скользнула по
мне совершенно безразличными, даже невидящими глазами, и это был словно
отстраняющий жест. И я вновь прошел мимо.
пожалуй, мой поезд вообще ушел: никогда больше меня не будут с нетерпением
ждать такие вот загадочные красавицы; но сразу же эта жалость к себе
стерлась ощущением неоформленной пока тревоги. Таежный, скажем, житель по
неуловимым приметам, по малейшим изменениям привычной обстановки может
почувствовать приближение опасности. Так и я, выросший в каменных
лабиринтах необъятного города, полжизни пытающийся выразить его душу на
холсте и бумаге, сразу уловил - кожей, подсознанием - какое-то нарушение
привычной среды, законов, действующих в этом городе. Один из этих законов
гласит, что дважды случайно встретиться в Москве нельзя, практически