Чтение 6–й страницы книги ~Башня птиц~

Егор не смутился, поднялся на ноги, протянул руку рослому мужику.

Одет тот был старомодно. Не то армяк на нем, не то зипун. Егор слабо
знал старинную одежду и точно определить не мог. Мягкий колпак с белой
выпушкой, рыжая округлая борода, белая косоворотка.

- Спасибо вам, добрые люди, - повторил Егор.

Мужик добродушно улыбнулся, но руки не подал, отошел к окну, сел на
лавку.

- Ишь, руку тянет! - сказал кто-то сверху.

Егор стоял в маленькой избе с неотесанными стенами. Узкие окна,
затянутые чем-то мутным, стол, лавки по краям, у двери большая печь,
сложенная из плитняка. На ней сидел замурзанный мальчонка и, болтая
ногами, высовывал язык, корчил рожицы Егору.

- Как называется эта деревня? - спросил Егор.

Мальчонка закатился в хохоте, задрав пятки к потолку.

- Чо говоришь? - басовито переспросил мужик. - Какая еще деревня?

И Егор понял, что изба стоит в тайге одна и его вопрос о деревне
действительно смешон, и еще он подумал, что это, наверное, староверы, до
сих пор живущие в лесах, поэтому и руки мужик не подал. Не положено по их
законам. Егор не обиделся на них, - добро, сделанное этими людьми, намного
превышало их странности.

- Ладно, - сказал Егор. - Вы мне хоть дорогу укажите. Отдохну немного
и уйду. Мешать не буду.

- Нет от нас дороги, - спокойным басом ответил мужик.

- Так что же, мне у вас оставаться прикажешь?

- А чо, оставайся, коль хочешь! - сказал мужик и отвернулся, глядя в
мутное окно.

- А если не хочу?

- А чо, уходи, коли так. Тайга большая, всем места хватит.

- Дела-а, - протянул Егор. - Куда же мне идти, если я дороги не знаю.

И тут мужик внезапно обернулся, подался всем телом к Егору, выбросил
вперед правую руку, наставил на Егора указательный палец и быстро
проговорил писклявым голосом:

- Ведомы тебе дороги, ведомы, ведомы, ах, ведомы!

А Егору послышалось в скороговорке: ведь мы ведьмы мы! И мужик совсем
потерял солидность. Он заломил колпак на затылок, встал на четвереньки и
заскакал вдоль стены, гримасничая и приговаривая визгливо:

- Шивда, вноза, шахарда! Инди, митта, зарада! Окутоми им нуффан,
задима!

И в ответ закатывался в хохоте мальчишка на печи.

- Ну чо, боязно? - спросил мужик, поднимаясь.

- Нисколько, - вздохнул Егор и сел на шкуру, поджав ноги. - Что
паясничаешь-то? Я ведь не шучу.

- Ну, так напугаешься, - уверенно сказал мужик и встал во весь рост
против света.

И стал уменьшаться, уплощаться, утончаться, деформироваться и
искажаться. Егор невольно отпрянул к печи. Тяжкая болезнь скручивала
мужика, коробила его тело, то вытягивала по спирали, то сжимала в
бесформенный комок, вздувалась голова и втягивалась в туловище, ноги
укорачивались, шли винтом, слипались в одну толстую ногу, а на груди
прорезывался большой зубастый рот и из него высовывался розовый язык,
словно дразнился. Мальчишка на печи всхлипывал от восторга, и, отведя
взгляд от мужика, Егор увидел, что и тот также деформируется, расплывается
мутным пятном по печи, как амеба, превращаясь неведомо во что, неизвестно
как...

Егору хотелось выскочить из избы, но он заставил себя сидеть на месте
и смотреть на все это, преодолевая приступы тошноты и жалея только о том,
что нет при нем топора и нельзя сжать его топорище, чтобы хоть немного
обрести в себе уверенности.

Между тем формы мужика постепенно организовывались, успокаивались
продольные волны, коробившие его тело, застывали расплывчатые формы, и
Егор увидел старика. Маленького, сморщенного, с длинной неопрятной
бородой, одетого в мохнатую шкуру. Старик попрыгал на одном месте, словно
утрясая свое тело, мигнул сразу обоими глазами и осклабился в беззубой
улыбке.

- Ну что, боязно?

- Нисколько, - сказал Егор охрипшим и нарочито приподнятым голосом. -
Значит, так, опять не люди... Ну, спасибо за добро. Я пойду, пожалуй.
Отдайте мне мой топор и нож. Мне без них никак нельзя.

Егору стало так плохо, что нашлось только одно емкое русское слово
для определения его состояния в эту минуту - муторно. И было ему так
муторно, что хоть на четвереньки становись и вой в полный голос. Если бы
не было у него совсем надежды на спасение и человеческое участие, то,
может быть, он легче перенес увиденное сейчас. Но он уже видел себя среди
людей, одетым и накормленным, обласканным и согретым, и когда убедился,
что и это не люди и помощи ждать не придется, то понял, что снова он
одинок, снова совсем один на всю бесконечную тайгу, равнодушную к людям, к
их бедам, к их жизни, к их страданиям и смерти.

- Я пойду, - упрямо повторил он и шагнул к двери.

- Постой, Егорушка, - услышал он знакомый голос, обернулся и увидел,
что мальчишка на печи стал той самой девочкой, чистенькой, нарядной, с
красной лентой, вплетенной в косу.

- Ряд волшебных изменений, - буркнул Егор и, не оглядываясь, вышел из
избы.

Было сумрачно и тихо в тайге. Резко пахли цветы и сухие травы,
спаленные зноем, небо мутнело, и чувствовалось - не миновать дождя. Егор
спустился с высокого крыльца, осмотрелся вокруг. Место было совсем
незнакомое. Бурелом и чаща, темная, с огромными соснами, обросшими мхами,
с валунами, громоздящимися среди высоких папоротников, и ни тропки, ни
выбоины, ни кострища, ни ровного места. Будто здесь никто никогда и не
жил. Изба стояла среди всего этого, и казалось, что она выросла из земли,
как дерево, и сама живет, сосет соки глубокими корнями, чуждая человеку,
издевка над уютным человечьим жильем.

Егор поправил сбившуюся рубаху, завязал поплотнее тесемочки у горла и
пошел куда глаза глядят.

- Его-ор! - певуче окликнула его девочка. - Куда пошел-то?

И он не выдержал, злость и ярость, накопленные в нем, требовали
выхода. Он повернулся к избе, к девочке, стоявшей на пороге, и закричал
что-то обидное и злое, обвиняя тайгу, небо, солнце, всю эту нежить и
нечисть, враждебную ему, посмевшую встать на пути человека - царя природы,
властелина ее и полноправного хозяина. И пусть они делают, что хотят,
вытягивают из него тепло, травят волками, мучают голодом и комарьем, пусть
даже они лишат его жизни, но все равно он, человек, выше их всех, ибо
именно он, несмотря ни на какие жертвы, укротил слепую и жесткую природу,
подчинил ее себе, и смерть одного человека все равно не лишит людей власти
над ней...

А когда иссякли слова и остались пустота в груди и немота в гортани,
он стал поднимать сучья и без разбора швырять в сторону избы.

И все это время девочка стояла на пороге, облокотясь о замшелое
перильце, стояла и молчала, неулыбчивая, серьезная, совсем взрослая. Сучья
не долетали до нее, описав короткую дугу, они замедляли полет и, круто
развернувшись, со свистом летели обратно. Первые удары отрезвили Егора, и
когда увесистая палка врезалась ему в грудь, и он чуть не упал, то и вовсе
прекратил бесполезное занятие, сел, опустошенный, на валежину и
отвернулся.

- Вздумалось нашему теляти волка поймати, - услышал он стариковское
шамканье. - Личико беленько, разума маленько.

Егору даже отвечать не хотелось. Надо было заново строить планы
своего спасения, надо было любыми силами выжить, только выжить и дойти до
людей. И пусть лешие глумятся над ним сколько хотят, в конце концов это
маленькое, почти позабытое на земле племя имеет право не любить человека,
более сильного, мудрого и приспособленного для борьбы и жизни. И Егору
хотелось доказать им, что он - человек и сдаваться не собирается. Стало
стыдно своей слабости, и он снова разозлился, теперь на себя.

- Ладно, - сказал он сам себе, - попсиховал и хватит. Поехали дальше,
Егор.

Он медленно вернулся к избе, остановился против девочки, посмотрел
внимательно в ее глаза - светлые, с темными крапинками вокруг зрачков и
сказал:

- Дайте мне мой топор, нож и еды немного. Больше мне от вас ничего не
надо. Спасибо за все и прощайте.

Девочка не отвечала, он полюбовался ее красивым лицом, чистой кожей,
не тронутой загаром, и добавил:

- Жаль, что такая красавица, и не человек. Кто хоть ты на самом деле?
Имя-то у тебя есть?

- Зови как хочешь, - улыбнулась девочка. - Мне все равно.

- Хорошо, я назову тебя Машей. У людей в сказках живут такие
Машеньки, в лесу с медведями.

Он попытался вспомнить, что читал или слышал об этом племени,
полусказочном, обросшем легендами и небывальщиной, но вспоминалось мало,
только запал в памяти древний заговор: "Дядя леший, покажись не серым
волком, не черным вороном, не елью жаровою - покажись таковым, каков я".

Вот они и показывались Егору людьми и, может быть, даже именно в
таком виде, в каком он ожидал их увидеть: любимица русских сказок
Машенька, сиволапый дед-лешак, добрый молодец в колпаке набекрень,
мальчуган-пострелец... Театр, декорации, грим, фальшивка, обман, мираж.

- Это не вас Лицедеями зовут? - догадался Егор.

- Зовут и так, - ответила девочка Маша, - от имени что изменится.

- А Дейбу вы знаете?

- Как не знать. Дейба здесь все время живет, это мы пришли. На пороге
появился долговязый молодой человек в странной одежде: строгий черный