Царица-свет Небесная! Сохрани меня, Микола многомилостивой!.." К
милосердному Аллаху? К Буддам и бодхисатвам, сострадательным, всеведущим,
одаренным пятью родами зрения, любящим покровителям всех живых существ?..
"О Будды и бодхисатвы, да не умалится могущество вашего сострадания к
нему. Охватите его милостью своей, не дайте живому существу попасть во
власть злой кармы..."
времен. Тяга к странствиям, неразделенная первая любовь, сложности с
друзьями, раздоры в семье... В четырнадцать лет я разругался с мамой,
чем-то (не помню уже чем) обидевшей меня, и октябрьским днем навсегда
оставил дом. Весь день бродил по городу, замышлял даже уплыть на катере в
родной пионерский лагерь, но не уплыл, а ночевал на ящиках в подвале
пятиэтажки у вокзала, дрожа от холода и до тошноты накурившись собранными
на трамвайной остановке окурками, злой и упрямый... А если и Костя шел
ночевать в какой-нибудь подвал? Но ведь не было раздоров, не давили на
психику... Или у каждого в шкафу свой скелет?
законах этого мира, которые, возможно, кажутся нам нелепыми, но для них,
подростков, являются такими же непреложными, как для нас законы Ньютона?
Да, я тоже сам был подростком и, кажется, не так уж давно, и помнил
законы, по которым мы жили тогда - но меняются поколения, и вместе с ними
меняются законы. Может быть, я ошибаюсь - и хорошо, если ошибаюсь, но,
по-моему, сверстники Кости более жестоки, чем были мы в их возрасте, и
развлечения у них куда похлеще наших.
прокуренной комнаты, переполненной отчаянием. Меня уже тоже начинало
разбирать, я тонул в этом отчаянии. - Вполне могли".
что ли, хотя вряд ли уместно здесь это слово. Тебя, идущего из кино или от
одноклассника, встречала в сквере или на пустыре компания удальцов из
чужого района, предлагала попрыгать на месте и, определив по звону наличие
мелочи в карманах, ненавязчиво советовала поделиться. И все. Никаких угроз
или оскорблений. И забирали не подчистую, а оставляли последний гривенник.
А то и два. Подленький, конечно, был приемчик, и далеко не все им
пользовались, но у нового поколения приемчики стали подлее. Итак,
"включение счетчика". Опять же компанией встретить одного. Потребовать
деньги. С угрозами. И не спасает, даже если нет у тебя денег или отдашь ты
их этой компании. Тут суть в другом. Они заявят, что нужны еще деньги.
Скажем, рубль. Дадут тебе день на поиск этого рубля. И предупредят:
включаем счетчик. С этой минуты за каждый час будет набегать двугривенный.
Встретиться с тобой условятся завтра на этом же пустыре. Но завтра не
появятся. И послезавтра тоже. А через неделю, когда ты уже успокоишься,
сами найдут тебя. И потребуют по счетчику.
Просто не могли додуматься. Не заплативший "по счетчику" - а где взять
такие деньги? - должен выполнить любое условие этих ухарей. Лю-бо-е.
Согласиться на все. Иначе...
И не предполагать чего-то другого, гораздо худшего. Они были уже на грани.
Я просто сказал, когда и где видел Костю.
сообщение, прозвучи оно минутой раньше, могло хоть что-то изменить в
Костиной судьбе.
ходу:
табачная пелена под потолком. Марина помчалась следом и я остался один.
Вынул сигарету, снял с полки у дивана пепельницу и закурил.
дома) и на лицах их появилась надежда. Казалось, сам факт, что я видел
Костю на Хуторах живым и здоровым, гарантировал счастливую развязку.
Интересно, как им удалось уговорить милицию принять заявление - ведь не
прошло еще трех суток с момента пропажи... Они громко наперебой рассуждали
о том, что же Костя мог делать на Хуторах, но в глазах их плескался страх,
и у Марины просто губы тряслись от страха, и страх заставлял Бориса
терзать и терзать пальцами шнурки штормовки, потому что знали они и знал
я: даже если какое-то крайне неотложное дело повело Костю ночью в далекий
микрорайон - он давно уже должен был вернуться. И если он до сих пор не
вернулся...
Марина рыдать, и мне было неловко сидеть вот так, словно созерцатель,
словно наблюдатель, не совершая каких-то действий, способных помочь...
Ничем я не мог им помочь, и не хотел давать советы, потому что
единственный совет - поместить объявление в газете - предполагал бы уже,
что действительно случилась беда.
не очень его ругайте, когда заявится.
заплакала.
Это день Великого Хурала. Ровно в девять все мы собираемся у шефа, в его
просторном кабинете с высоким потолком, украшенным сохранившимися с
прошлого века лепными крылатыми младенцами и какими-то химерными
физиономиями, и обсуждаем дни минувшие и дни грядущи. Проводим смотр наших
достижений и проколов в месяце текущем и вырабатываем генеральную линию на
месяц очередной. Великий Хурал длится часа четыре, а то и больше, и иногда
напоминает до боли знакомые парламентские наши дебаты, над которыми,
думаю, благодаря телевидению, потешается весь мир.
спокойно - сказалось, видимо, то, что основной запас копий был переломан
на предыдущих сходках, практика нас все-таки чему-то учила, да и не были
мы врагами, а были единомышленниками, и хоть и не поступались принципами,
но достигали того самого состояния, что ныне обозначается модным и уже
захватанным странным неудобоваримым словечком "консенсус". В общем, голые
крылатые младенцы остались нами довольны, и подобрели химерные потолочные
физиономии, и шеф подвел итоги - а потом народ, вынося прихваченные с
собой стулья, начал разбредаться по своим делам. Я тоже разбрелся, то есть
пошел к себе и, пользуясь отсутствием Цыгульского, который прямо с
Великого Хурала умчался добывать таинственных "фотонщиков", решил
отработать кое-что для себя на грядущий декабрь.
утром из дома, я постоял, прислушиваясь, у двери Рябчунов. За дверью было
тихо. Но чудилось мне, что я слышу приглушенные всхлипывания Марины и
вздохи Бориса. Конечно, только чудилось, но тишина за дверь была
напряженной. Той, что готова взорваться. И напряженная эта тишина
преследовала меня даже в переполненном утреннем троллейбусе, где люди,
заряжаясь отрицательной энергией от соседей, и передавая свою
отрицательную энергию другим, не стесняются в выражениях насчет
неустроенности этого мира.
мебелью отсеке, забрал со стола Цыгульского свою оплаканную на прошлой
неделе венгерскую ручку и направился в машбюро к Шурочке и Раисе
Григорьевне, где хранились подшивки газет.
Григорьевна и Шурочка умудрялись, не отрываясь от производственного
процесса, перебрасываться гастрономно-рыночно-промтоварными новостями, и
я, устроившись у окна, листал местные газеты, быстро пробегая взглядом
колонки объявлений на последних страницах. И среди сообщений о сеансах
экстрасенсов, наборе в группы желающих изучать идиш, излечиться от
алкоголизма, обучиться маркетингу и менеджменту, овладеть основами
садоводства, среди реклам видеозалов и кооперативов, некрологов и призывов
приобрести учебные пособия по восточным единоборствам и технике секса я
нет-нет да и натыкался на объявления о розыске людей. Не тех, что
разыскиваются милицией за совершение преступлений, а обыкновенных людей,
которые ушли из дома и не вернулись. Детей и взрослых, с описанием
внешности и одежды. Неуютно делалось от таких объявлений, хотя я понимал:
не за каждым таким исчезновением кроется какая-то трагедия. И все-таки,
все-таки...
эти специалисты по летающим тарелкам и блюдцам, которых у нас нынче
развелось видимо-невидимо. Я имею в виду как тарелки, так и уфологов.
Запомнилась цифра, прозвучавшая в одной из телепередач из уст нашего
главного кандидата "тарелочных" (пардон, технических) наук Ажажи:
оказывается, из девяноста с чем-то там тысяч пропавших без вести в стране
за год не менее пяти тысяч похищено экипажами НЛО! Такая вот арифметика.
Не знаю, где взял эти данные Ажажа и насколько они верны, но цифры,
конечно, впечатляли. Предполагать, что Костю похитили инопланетяне, было,
пожалуй, рановато, хотя мода на НЛО не обошла и наш город. "Вечерний
вестник" сообщал о ярком шаре, парившем над Ровенским кладбищем, "Народное
слово" публиковало интервью с человеком, видевшим летающие черные шляпы
над новым мостом, "Степоградская правда" рассказывала о колхозном шофере,
совершившем путешествие на другую планету в летательном аппарате
пришельцев. Мы шли в ногу...
и, подозрительно глядя на меня, сообщил, что звонят из психбольницы и
требуют немедленно разыскать меня.
Русанов Владислав
Бажанов Олег
Маркелов Олег
Никитин Юрий
Соломатина Татьяна
Конан-Дойль Артур