инструменты и блюдо на полу, я поплелся в ванную.
наблюдателям: "А пошли вы все в задницу! Плевать я на вас хотел..." - и
почти сразу провалился в черную пустоту, в которой мелькали какие-то
тревожные полуобразы, постепенно приближаясь и неотвратимо сжимая
кольцо...
гнуснейшим настроением потерянно бродил по квартире и все никак не мог
заставить себя собираться на работу. Блюдо никуда не исчезло, оно все так
же лежало на полу, усыпанное темно-зелеными шелушинками, и тусклые
угловатые письмена выглядели зловеще, как надпись над вратами Дантова Ада.
Слова псевдо-Кузи о грядущих больших неприятностях не давали мне покоя, и
я внутренне готовился к самому худшему...
чем, кроме того дела, за которое получал зарплату... но допускал ошибку за
ошибкой, а после обеденного перерыва и вовсе запорол задание - какая там
работа, если сидишь в постоянном напряжении и ждешь, что вот-вот обрушится
потолок или ворвутся в нас компьютерный центр лихие налетчики, паля из
автоматов по беззащитным котягам...
трубку, ожидая услышать какое-нибудь страшное известие, но это по
междугородке звонила Алена.
постарался придать голосу побольше бодрости и ответил:
дела?
пятнадцать десять, но на работу, конечно, не пойдет - глупо, вернувшись из
командировки во второй половине дня, идти на работу, да еще и в пятницу.
Она предложила встретиться вечером и погулять (о моей квартире она даже не
упоминала), и мы договорились, что завтра в семь я буду ждать ее на
бульваре у швейной фабрики.
излишнего оптимизма - возможно, полиморфы просто давали мне время для
принятия решения, прежде чем претворять в жизнь угрозу насчет больших
неприятностей.
тому человеку, который уже осматривал раньше мамино блюдо. Вадим Юрьевич,
так звали этого человека, когда-то преподавал в нашем пединституте, а
теперь, насколько мне было известно, был связан с каким-то международным
культурологическим фондом и слыл экспертом по раритетам (это вам не котяга
какой-нибудь!). Посредником в нашем знакомстве выступил года три-четыре
назад один мой приятель, и я время от времени оказывал Вадиму Юрьевичу
кое-какие компьютерные услуги. Собственно, именно для этого Вадиму
Юрьевичу и было нужно знакомство со мной. Разумеется, услуги я оказывал не
без корысти для себя.
блюдо и поднялся на третий этаж. Вадим Юрьевич открыл дверь, прикрикнул на
резвящегося в прихожей огромного бульдога, пожал мне руку и предложил
пройти в комнату. Был он высок, сухощав и седовлас и внешностью своей
всегда напоминал мне то ли шерифов, то ли ковбоев из старых вестернов.
протянул эксперту. - Вот, посбивал с него облицовку.
следователи обращаются с уликами-вещдоками, оставленными на месте
преступления), повернул к свету, заинтересованно оглядел письмена. Я
напряженно уставился на него, словно он должен был прямо сейчас, с ходу,
перевести этот текст. Неожиданно у меня мелькнула мысль о том, что текст
может оказаться чем-нибудь вроде: "этим полукреслом мастер Гамбс начинает
новую партию мебели..."
блюдо, как корабельный штурвал, и посмотрел на меня каким-то отрешенным
взглядом. Я понял, что он, пожалуй, меня уже не видит. - Вы не возражаете,
Андрей, если я пока оставлю его у себя?
Юрьевич вновь рассматривал письмена, склоняя голову то к левому, то к
правому плечу. - Тут, по-моему, очень интересные... очень интересные...
продолжая покручивать блюдо. - Я позвоню.
что расшифрованные Вадимом Юрьевичем знаки подскажут мне выход из
невеселого моего положения. Я вел машину очень осторожно, я был предельно
внимательным и тащился со скоростью дорожного катка. Меня ждал наполненный
тревогой и ожиданием беды вечер, и сколько таких вечеров было впереди?..
по бульвару, в тени высоких лип. На бульваре было многолюдно, туда-сюда
сновали троллейбусы, за столиками под полосатыми тентами молодежь
баловалась мороженым, пивом и пепси-колой. Противники пока выжидали, не
вмешивались в события - три часа назад я позвонил Алене и узнал, что она
уже приехала и намерена отмыться от дорожной пыли и вообще привести себя в
порядок. А полчаса назад теперь уже она позвонила мне и сказала, что
только что вышла из парикмахерской и берет курс на бульвар.
своим делам людей. Первая волна беспокойства обдала меня в семь
пятнадцать. Потом волны покатили одна за другой, все более крутые, все
более настойчивые. Я пока еще отбивался от них, но следом за ними шел
девятый вал... Он обрушился на меня в семь сорок пять - со времени
Алениного звонка миновал уже час с четвертью, а за час с четвертью можно
было, не особенно спеша, пройти полгорода. Я понял, что Алена не придет.
телефону-автомату. Трубку подняла Аленина мама. На мой вопрос она
ответила, что Алена домой не звонила, и тут же встревоженно
поинтересовалась, что случилось. Я заверил ее, что ничего не случилось;
просто мы, вероятно, разминулись, сказал я. Я был почти уверен, что
охотники за блюдом приступили к исполнению своих обещаний.
окончательно, и дым успел развеяться), я вновь набрал номер Алены.
Выслушал информацию взволнованной и расстроенной Алениной мамы и с тяжелым
сердцем отправился за "Агасфером". Противник произвел первый выстрел.
свидание, она спускалась по ступенькам сквера-каскада и подвернула ногу.
Да так, что не могла идти. Добрые люди помогли ей выбраться из сквера, а
до травмопункта она доехала на маршрутном такси. И выяснилось, что у нее
даже не вывих, а трещина... Ей уже наложили гипс, и теперь она ждала,
когда я заберу ее оттуда...
обреченно думая о том, что это только начало, только первый, сравнительно
легкий удар (хотя для Алены он был, конечно, не таким уж и легким), и что
ни о каком случайном совпадении не может быть и речи. Будущее не сулило
ничего хорошего.
после парикмахерской, но не очень веселая; на ее правой ступне вместо
туфельки красовалась гипсовая нашлепка, а туфельку Алена держала в руке.
подошел к ней. - Ты становишься опасным, Андрюша, к тебе опасно ходить на
свидания.
началась пальба по близким мне людям. Вернее, пока еще не пальба, а
пристрелка... "То ли еще будет", - подумал я.
себе, конечно, а к ней.
морщась от боли. - Елки-палки, могла ли я подумать лет десять назад, что в
своем родном, отнюдь не тропическом городе когда-нибудь переломаю кости
из-за кожуры от банана!
узнал историю падения и накладывания гипса, а потом Алена приняла
снотворное, дабы сном заглушить боль.
коньяка и я узнал о его политических симпатиях и антипатиях, а также о
том, какие меры нужно немедленно принять, чтобы попытаться вытащить страну
из экономической пропасти. Потом на кухню пришла Аленина мама, сообщила,
что Алена наконец заснула, и я откланялся.
очень плохо. И чем больше я вот так бесцельно сидел, стараясь ни о чем не
думать, тем сильнее охватывало меня беспокойство, накладываясь на мое и
без того сквернейшее душевное состояние.
поднялся, вышел в прихожую и набрал номер своей бывшей жены.