волос заполнил все пространство, не оставив место ни для чего иного.
понимаю, что происходит... Этот мятеж - вы понимаете?
такой ненатурально-четкой, игрушечной, сахарно-пряничной была панорама...
заснеженных гор, цукатные скалы, шоколадные утесы, марципановые деревья -
и триста, триста леденцовых человечков на коньках, и ни один не похож на
другого, и с каждым годом все изощреннее и роскошнее...
вдаль, к островам, и там истончается и пропадает. Ослепительно-белы паруса
крейсера, поднято все косое вооружение и бизань-трисель, и несется он,
кренясь слегка, вдоль берега, а между берегом и кораблем, неуклюжий и
медленный, плетется черепахой серо-черный коптящий пароходик, и крейсер,
обгоняя его, бьет всем бортом в упор! Но и пароходик выбрасывает длинное
облако дыма за миг до того, как скрыться среди пенных всплесков и огня...
рукой рвущийся штурвал, а другой подкручивая микрометрический винт
дальномера. Выше полтора! - с ужасом крикнул он в раструб, больше всего на
свете боясь, что Смит и Рикенбакер не успеют поднять ствол - и
предпоследняя бомба будет истрачена впустую. Но старики Смит и Рикенбакер
успели, и в ту секунду, когда форштевень крейсера коснулся вертикальной
черты на матовом стекле дальномера, а из портов каземата и полубака
сверкнул огонь и тут же скрылся за стеной дыма, капитан Абрахамс выдохнул:
пли! Как это бывает у призовых стрелков, у старых артиллеристов, у
счастливых игроков: он еще до выстрела знал, что не промахнулся...
разрывами, - и наконец открылся пароходик, сильнее прежнего дымящий и
развернутый почти на восемь румбов, но держащийся на плаву. И, наверное,
потому, что все так жадно смотрели на него, почти никто не заметил, что
произошло с крейсером. Впрочем, в первые секунды ничего видно не было.
Корабли, как люди - всегда понимают, что ранение смертельно, будь то всего
лишь точечный укол рапирой. Стальная; с кованой головкой стосорокафунтовая
коническая бомба системы Лемке, летя по навесной траектории, прошила
небронированную палубу каземата, перерубила, как пуля перерубает тонкое
деревце, грот-мачту футах в пятнадцати от шпора - и, изменив слегка
траекторию, вломилась в дубовый сруб порохового погреба. Там она и
завершила свое поступательное движение, застряв в расщепленных бревнах и
ожидая, когда же догорит огнепроводная трубка. А трубка, которую мичман
Рикенбакер просто забыл обрезать, горела еще долгих восемь секунд.
мукой, канифолью и железными опилками - воспламенившись, разорвал корпус
бомбы, разметал сруб - бревна его, как тараны, врезались в обшивку борта,
пробивая ее и дробя, - и, разумеется, поджег порох. Будь это порох старых
кондиций: зерновой, для короткоствольных дульнозарядных пушек, - все было
кончено в полсекунды. Но это был новейший "кирпичиковый" порох для
бомбических казнозарядных орудий, расфасованный в картонные картузы... да
и крюйт-люки были открыты, да и влажность в погребе, похоже, была выше
требуемой - крейсер-то старый, третий десяток лет на плаву...
Он попал, попал!..
Грот-мачта крейсера накренилась слегка, брам-стеньга ее заплясала,
выписывая алым вымпелом неровные зигзаги... и тут же из портов каземата
повалил дым, а палуба под грот-мачтой вскрылась, и в небо ударила струя
пламени. Вспыхнули и расползлись с огнем паруса, и пепел повис вокруг
корабля. А потом дым заволок все, поднявшись над топами мачт, и там,
внутри этой синеватой тучи, продолжалась невидимая глазу работа огня.
Изредка вверх и в стороны вырывались медленные искры - и гасли, или падали
в море, оставляя после себя густые дымные арки, или вспыхивали в воздухе,
и тогда белые медузы повисали над водой, протягивая к морю тонкие
щупальца. И так колотилось сердце и звенело все кругом, что казалось: в
полном безмолвии творится эта феерия разрушения...
дымом просмоленного дерева, отдрейфовал далеко от берега и, уменьшившись
вдвое, стал почти не страшен. Пароходик "Блокхед" - все уже знали его имя
- сделав дело, скромно возвращался обратно, и за две мили слышно было
"ура", которым провожали его столпившиеся на набережных восторженные
зрители. Жутковатое возбуждение отхлынуло, но радость от того, что в
неравном бою победили твои защитники, была беспокойной, нервной и
требовала явного напряжения совести. А может быть, предчувствия, которые
обычно бывают разумнее чувств, говорили, что еще ничто не закончено и
зверь лишь ранен...
вправду неплохо было бы куда-нибудь улизнуть, укрыться на время, перебыть
в теплом и тихом местечке, в имении, или в курортном городке на побережье
Блессед-бей, или в горах... там, где не найдут...
немедленного продолжения бегства. А казалось, все успело забыться...
утонули в вечно сырой земле галечные валы, и оплыли траншеи, и проданы на
дрова шхуны "Сый", "Гром" и "Убей", на которых последние республиканцы,
борясь с течениями гибельных проливов Шершова и Надежды, погибая от жажды
и надрывая спины на веслах в дни штиля - была весенняя смена ветров, -
сумели все же достичь берегов острова Левиатон и дождаться ветра. Три
сотни человек: солдаты и офицеры, их жены и дети - пустились тогда в
плавание; лишь сто восемьдесят семь высадились в Форт-Эприле, где их никто
не ждал и рад им не был...
слишком много. В доме не удержаться, даже если бы был целый взвод солдат.
Откуда? Откуда взяться солдатам, если весь гарнизон - два батальона
разомлевших от безделья "эй-ти", забывших, откуда из винтовки вылетает
пуля.
родилась и выросла...
перебраться в наш дом? Уж слишком здесь безлюдно. Боюсь, что чернь может
взбунтоваться.
Доктор Эйпоун будет рядом.
слушаться старшую сестру.
она никогда не отвечала на подобные выпады.
спасший мне сегодня жизнь. Надеюсь, твое приглашение распространяется и на
него тоже?
Марин, вы не откажете нам с Лоуэллом в просьбе погостить у нас несколько
дней?
обещал мне винтовку.
вас устроит?
неловко...
большой мальчишка. Наверное, краснеет, когда думает о девочках... зато
оружие берет с внутренней дрожью восторга. Вот вам: посулили драгунку, и
мальчик готов.
когда все вместе...
так слабо и неуверенно, что даже листва отзывалась на этот ветерок не
всегда. Пожары в городе потушили, в порту все еще что-то дымилось. Кислый
селитряной запах падал на город. Говорили, что в пакгаузах сгорело
четыреста длинных тонн разных селитр, предназначенных для мясников и
овощеводов всего Острова. Врач, посетивший лорда на новом месте, сказал,
что счет убитым идет на четвертую дюжину, и это при том, что далеко не все
развалины обследованы. Раненых же и обожженных более двухсот человек,
Куликов Роман
Перумов Ник
Корнев Павел
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Чернецов Андрей