серьезные юноши на скалывали бархатный плащ аметистовой застежкой; потому
что у серьезных юношей пальцы были в чернилах, а не в перстнях.
префектуру, Шаваш отправился к Синим Воротам.
над улицей хлопающие полотнища, мимо Шаваша тащили коромысла с плодами и
фруктами, у зеленщика разгружали воз, полный капусты, и мясник поддувал
тушку козы, готовясь содрать с нее шкуру.
другой, третий. Как они ни старался, он ничего не мог разглядеть за
ставнями, стыдливо, как ресницы, опущенными. Шаваш в досаде повернул
голову.
цветка. Лепестки цветка раздвинулись, девичья головка глянула на Шаваша.
Шаваш прижал руки к груди и поклонился: паланкин был казенный, со знаками
отличия министра финансов.
помоями прямо на бархатный плащ и ламасские кружева кафтана. Розовые
лепестки паланкина сдвинулись: внутри захихикали. Мясник перестал надувать
козу и захохотал. С резных галерей, из ставней, увитых голубыми и розовыми
ипомеями, высовывались любопытные женские лица. В беленой стене
шестидворки распахнулась дверь, из нее выскочила пожилая женщина,
всплеснула руками и закудахтала:
Шавашу, то зевакам. Затеяла мыть пол. Я ее так всегда и наставляла:
смотри, куда выливаешь воду, смотри!
кофточке с рукавами, вышитыми мережкой, увидела изгаженный плащ и так и
села, помертвев, на порог. Муж ее, балбес, за всю жизнь не нажил такого
плаща. Ладно бы плаща! А вот второй год просишь бархату на
юбку-колокольчик, уже и Нита сшила себе такую юбку, и Дия, и в храм
показаться стыдно - то приласкаешь мужа, то прогонишь - а юбки все нет.
"Вот - шляются важные сынки - плакала уже в мыслях женщина, - теперь он
поднимает шум, мужа выставят с должности и с шестидворки".
кофточке с мережкой, она его возьми и окати.
она такого окатывать! Она каждый месяц в новой юбке ходит - откуда у
честной женщины каждый месяц новая юбка?
министра. Отец ее узнал об этом и нанял людей, чтобы покрыть его грязью
перед народом.
простирать и просушить, но ведь на это уйдет столько времени, а господин
чиновник, верно, торопится с важным визитом. Другая, помоложе, в кофточке
с мережкой, завела синие глаза и начала плакать. Шаваш почтительно
поклонился и сказал, что важного визита у него нет, что он очень рад будет
вымыться и подождать, пока высохнет платье; только вот напишет приятелю
записку, чтобы тот не волновался.
деревянная лестница скрипит, как сверчок; пыль и полумрак от книг и
закрытых ставен. Шаваш поглядел на горку зерна перед черепахой Шушу и
подумал, что в этом доме, верно, только боги едят, как следует.
что по записке, отправленной Шавашем, в дом пришел мальчишка с корзинкой.
В корзинке был маринованный гусь, холодная баранина, нарезанная дольками,
жареная кошка, пирог, печения, фрукты и два кувшина белого вина.
в нынешнее время легкомысленны. Говорят, к такому способу прибег герой
"Повести о Ласточке и Щегле".
был рассеян и все время норовил поворотиться глазами к занавеске, ведущей
на женскую половину. Занавеска колыхалась, и за ней хихикали.
Шаваша. Шаваш отвечал, что он - сирота и секретарь господина Нана, нового
начальника парчовых курток в западной части Верхнего Города. Старик про
себя усмехнулся. Всякий богатый - либо вор, либо наследник вора. Этот,
стало быть, не наследник.
добродетели человека, и чем дальше она длилась, тем больше Шаваш
раздражался. Старик был из той самой, ненавистной Шавашу породы людей,
которые разглагольствуют о том, что истинное богатство - не в увеличении
имущества, а в ограничении желаний, и которые осуждают взяточников,
главным образом потому, что сами ни разу не были на таком месте, где им
предлагали взятку; И чем больше Шаваш раздражался, тем больше улыбался он
собеседнику. Внезапно Шаваш спросил:
Скажите, если бы вы точно знали, что в ойкумене действует некоторая тайная
сила, совершенно, однако, не отраженная в донесениях и отчетах, что бы вы
сказали об этой силе?
впрочем, тонок и напоминает определение бога, данное Инаном. Инан
доказывал всемогущество бога именно тем, что тот умеет скрывать от
недостойных любые доказательства своего существования.
мережкой на какую-то другую, павлиньих цветов, и объявила, что платье
высохло. Тетка жмурилась и строила Шавашу глазки. Она была наделена двумя
признаками красоты из двадцати четырех.
девушка с воздушными рукавами, и ее младшая сестра, баловница и хохотушка.
Идари разболтала сестре о вертопрахе, спросившем "Повесть о Ласточке и
Щегле", и это сестра плеснула ведро с помоями.
он из-за тебя в Небесную Книгу пришел. Он, верно, видел тебя в розовом
платье на полуденном празднике.
ночью, норовил пощупать... Доселе ей никто не снился. Был, правда, один в
Небесной Книге, давно уже, варвар с голубыми глазами. Говорили, он из
государева рода. Этот Кешьярта никогда не улыбался и на нее не смотрел.
Одет он был бедно, книги подбирал странно. Идари казалось, что он тоже не
из тех людей, которые проводят жизнь в Небесной Книге, и ей казалось, что
ничего хорошего не выходит, когда в Небесной Книге начинают читать те, для
кого она не предназначена.
должна его полюбить из одного только дочернего долга. Потому что тот
варвар, Кешьярта, сгинет мелким чиновником, а этот секретарь, если
смилостивится, похлопочет за нашего отца. Глядишь, воскресят.
ранга, шел по улице Нижнего Города, под названием - Двери Счастья. Двери
Счастья были узки и грязны, поросли мохнатыми рыбьими головками. В ушах
Варназда зазвучал голос Нана: "Вверх домам расти запрещено, дабы не
возноситься гордыней выше казенной управы. А на проезжую часть, мешать
прохожим - пожалуйста..."
рыбного лотка, складывал в корзину живых карпов. Рыбы бились и
подпрыгивали.
вчера десять штук взяли!
скотина бесчувственная, чтобы не кормить брата?
прочь. "Место, где торговцы творят обман, искушают чиновников" - мелькнуло
в его голове. Наглые торговки хватали его за рукав; было невыносимо жарко,
пахло отбросами. Все суетились о своем, на Варназда никто не обращал
внимания, как в детстве, в покоях матери, - торговки не в счет. Варназд
вдруг обнаружил, что он не хочет быть один. Ему хотелось заплакать. Он
взбежал мимо грязных нищенок в небольшой храм Иршахчана. Пахнуло прохладой
и нежной плесенью на желтых и синих квадратах ста полей.
человека с лицом мангусты, потом он увидел, что на коленях перед статуей
стоит какой-то оборванец. Оборванец долго молился, а потом, будучи, верно,
голоден, запустил руку за священное померие и вытащил из чаши перед
каменной мангустой коровай: шесть видов злаков, седьмой боб. Государя
покоробило не столько святотатство, сколько хладнокровие, с которым оно
было совершено. Бродяга расхохотался и вдруг швырнул хлебец обратно, чаша
зазвенела, по храму прошел гул. Государя опять резануло по сердцу. Он не
знал, что Иршахчану давно дают камень вместо священного хлеба. Оборванец
пошел из храма. Варназд успел рассмотреть его в косом луче: юноша, весьма
стройный, белокурые волосы спутаны, глаза голубые, холодные и наглые,
ресницы длинные, как у девушки. Что-то в этом лице его удивило. Варназд
вышел из храма и последовал за юношей.
Максимов Альберт
Курылев Олег
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Ларссон Стиг
Смит Кордвейнер