паводком коряги, размахивая руками. Они не умели хорошо бегать - слишком
уж мотались у них руки, слишком широкими, неустойчивыми были шаги... Драго
смотрел на них презрительно. Вот когда бежит дракон... Это словно черная
тень, бесшумно скользящая между деревьями.
выбил у него оружие, прошипел:
человека, не знающего, кто такие драконы!
в черных широких рубашках, не заправленных в брюки.
сталкиваться с ними не доводилось.
выкрикнул:
насмешливым взглядом, Драго вернулся к девушке. Молча уселся рядом.
говорить...
Сопляк Майк идет впереди, как заведенный. Меня брала злость, и я уже
специально ускорял шаги.
настороже. А вот когда вышли в обычный лес, расслабился. Принц бежал
впереди, и я невольно полагался на него. Мы с Майком почти одновременно
вышли на поляну. Сделали несколько шагов в высокой желтой траве...
полсекунды. Но в это мгновение я успел повалить сопляка и упасть сам.
затылок. Ясно - целились не в мальчишку. В меня, в дракона. Я не мог даже
пошевелиться. И два автомата, валяющиеся рядом, были бесполезны...
Сильно толкнув автомат назад, к Майку, я откатился в сторону. Отзываясь на
мое движение, пули зашлепали совсем рядом.
секунды, даже меньше. Но те, кто сидел в засаде, не успели перенести огонь
на мальчишку.
что он намеренно стреляет по широкому сектору. Отработанные гильзы
серебристой лентой вылетали из автомата. Но вот грохот выстрелов смолк.
Майк опустил оружие. Тишина.
было, из взрытой земли торчали какие-то комли, все засыпала белая щепа и
ядовито-желтые листья. Полуприсыпанные этой трухой лежали трое. Серые,
странного покроя плащи не оставляли сомнений.
застрелил этих людей.
живот. А третий... Интуитивно я понял, в чем дело. Хорошенько двинул его
под бок. Он взвыл и открыл глаза. Не давая опомниться, я подхватил его,
швырнул в сторону. Брат Господний налетел на дерево, медленно осел по
стволу, задирая голову и снова закатывая глаза.
голосом. Только братья так умеют.
покойником, хотя еще дышал и двигался.
все перекошенное от боли. Достав нож, я распорол на Брате Господнем
рубашку, обнажая грудь. Посмотрел на уцелевшего. А, проняло... В глазах
монаха зажегся ужас. Дикий ужас.
вторым и третьим ребром. Резко дернул лезвие к себе, распарывая грудь.
Ребра ломались с неприятным влажным хрустом...
Рассек сосуды - кровь хлынула так, что у меня намокли рукава. Снова
посмотрел на живого монаха.
ощутил знакомое солоноватое тепло.
открыты, но взгляд утратил четкость, глаза ушли в сторону. Он то ли
потерял сознание, то ли впал в транс - монахи это умеют.
жрать сырое мясо... Драконы едят человечину и пьют кровь не потому, что им
это нравится. Людоедство - высшая форма страха, надежнейшее средство
внушить ужас... А этот монах и так парализован страхом.
приходя в себя.
что я приговорил его к смерти. Скажешь, что до больших дождей я узнаю вкус
его крови. Понял?
глаза. Я полоснул еще раз, накрест.
дважды упал. Я повернулся к Майку:
который встретится ему, исполнит приговор.
проступала жесткая, непреклонная твердость. Так выглядывает монолитный
бетон из-под осыпавшейся штукатурки.
мутные красные разводы. Мерзко мне было почему-то. Может быть, оттого, что
в этой короткой схватке победил не я, дракон, а "щенок" Майк? Я растянулся
возле ручья, уткнувшись лицом во влажную, пахнущую землей и перепрелыми
листьями траву. Услышал, как захрустели ветки - это Майк сел шагах в пяти
от меня. Майк, а не "щенок"! Будущий дракон Майк!
нем проснулся дракон? И поразившая меня решимость, вырвавшаяся из
мальчишки, как стальная пружина из ветхого футляра, - это решимость
дракона, расстающегося с человеческой шкурой.
миг страха, нестерпимого, до дрожи в коленках, до холодеющих пальцев,
когда желание жить вытесняет все. Когда смерть впервые оказывается рядом,
и ты расстаешься с глупой детской верой в собственное бессмертие. Когда не
умом и не сердцем, а жалким, трясущимся телом осознаешь - нужно или
выжить, или остаться человеком...
первый набег на крошечный, беззащитный поселок, и Джереми, сволочь
Джереми, паскуда Джереми на моих глазах расстрелял не сумевшего снять
часового пацана. Даже имени того мальчишки я сейчас не могу вспомнить,
лишь крутится в памяти хмурое, вечно сосредоточенное на чем-то своем лицо.
Я тогда перенес шок, и не мог говорить - к горлу словно прилип холодный
комок, не дающий произнести ни слова. Меня дразнили все, или почти все.
Лишь Рокуэлл и тот мальчишка никогда не смеялись... Увидев, как Джереми
расстреливает его, я словно проснулся. Именно с того момента у меня ясные
воспоминания о детстве. Негромко хлопает пистолет; отходя назад, щелкает
ствол; быстро наплывает едкая пороховая гарь... На лице Джереми не то
оскал, не то улыбка... А мальчишка крутится на снегу, дергаясь от каждой
пули, и кровь темными фонтанчиками плещет на снег, оставляя в нем длинные
ровные проталины. В ту секунду я понял - точно так же смогу корчиться под
пулями и я сам. Если не заставлю каждого встречного джереми вздрагивать от
одного моего взгляда... И почти сразу узнал, как этого добиться.
Достаточно превзойти их в жестокости. Достаточно выместить свой страх на
ком-то еще более испуганном и беззащитном, вроде той несчастной девчонки в
захваченном нами доме. Запредельная жестокость в первую очередь ужасает
любителей жестокости _в _м_е_р_у_.
ветерок дохнул от прыжка огромного тела. Принц с жалобным повизгиванием
ткнулся в мое плечо. Я перевернулся, посмотрел в бегающие от стыда глаза.
хочешь, хозяин, вот мое беззащитное брюхо. Виноват...