коридорами. Первые походили на склепы, выполненные в твердом камне.
Тяжелый покатый потолок часто опускался к самому полу, стены образовывали
выступы, слабый дневной свет проникал из каких-то невидимых отверстий или
маленьких квадратных окон, размещенных так высоко, что дотянуться до них
можно было только поднявшись на носках. Несокрушимые двери сантиметров
двадцать толщиной запирались железными ржавыми болтами и засовами. Но за
порогом этих тесных каморок тянулись огромные унылые пустыри, украшенные
колоннами и соединявшиеся друг с другом широко разверстыми арками. При
свете двух свечей, горевших в резном высоком подсвечнике, я внимательно
осматривал свою мрачную комнату. Она сохранила почти тот же самый вид,
какой имела при ее прежних, давно исчезнувших владельцах. Все жалкое
убранство этого склепа состояло из двух тяжелых стульев, массивного стола,
закапанного воском, и деревянной кровати, поставленной в глубокой нише
против двери. Гул добавил к этой обстановке высокий деревянный шкаф,
мягкое кресло и ковер, закрывавший часть пола. На столе лежали письменные,
принадлежности и груда книг самого разнообразного содержания.
чтением "Трех мушкетеров". Но, читая, я все время напряженно к чему-то
прислушивался, вздрагивая при каждом слабом звуке. Вдруг мое внимание
привлекло небольшое квадратное отверстие в двери, на высоте человеческого
роста. Должно быть, такие отверстия служили для того, чтобы монахи
постоянно и незаметно могли наблюдать друг за другом. Мрак, наполнявший
коридор, был так непроницаем, что окошко казалось закрытым куском черного
бархата. С этой минуты, переворачивая страницы книги, я каждый раз бросал
взгляд на дверь с таким чувством, как будто ожидал встретить там чей-то
внимательный глаз. Но минуты шли за минутами, передо мной в колеблющемся
сумраке плыли, путаясь с действительностью, картины похождений отважных
мушкетеров, отражение света на зеркале превратилось в сияющее солнце над
Парижем, которое то вспыхивало, то гасло и наконец исчезло. Книга выпала у
меня из рук, и я уснул тревожным и чутким сном. Проснулся я как будто от
неожиданного толчка. Оплывшие свечи догорали, я приподнялся, чтобы их
потушить, и с затаенным страхом взглянул еще раз на окошко в дверях. Из
черной тьмы на меня глянуло чье-то бледное худое лицо с неподвижными
блестящими глазами. Я замер от ужаса, не имея силы, чтобы крикнуть или
отвести глаза от этого видения.
Циранкевич?
вспыхивая длинным синеватым пламенем. Я почувствовал, что умру от страха,
если останусь один в темноте, и с тем приливом мужества, которое дает
неотвратимая опасность, схватил подсвечник, отодвинул железный засов и
выбежал в коридор, высоко поднимая свечи и крича во все горло:
коридорах и разносят его по всему монастырю.
случилось?
эту галерею и в столовую.
минуту раздался отчетливый стук железной решетки в другом конце коридора.
он от нас не уйдет!" - побежал по галерее. Впереди него неслась черная
тень, отбрасываемая на каменный пол пламенем свечи и зажженной бумаги. Мы
быстро добежали до конца коридора, и когда очутились в зале, то на
мгновение увидели чью-то серую фигуру, неслышно скользившую между
колоннами.
бегать, как он, и все больше и больше отставал от своего напарника.
Кто это?!
мрак старинного здания, и сразу наступила тишина. Я продолжал бежать как
сумасшедший, плохо сознавая, что делаю, пока не наткнулся на тело Варта.
Он лежал лицом вниз, с откинутой правой рукой. Горела только одна свеча, и
при ее дрожащем свете я ничего не мог рассмотреть вокруг себя, но зато
слышал чьи-то тяжелые шаги, удалявшиеся по лестнице, которая вела на
башню. В то же время мои необычайно напряженные чувства позволяли
угадывать присутствие еще одного человека, который стоял в конце тоннеля,
на пороге часовни.
столовой, где увидел полуодетого Гула, Циранкевича с одеялом на плечах и
Капсукаса, который по-видимому, еще не ложился. В дверях стоял Гинтарас.
вопросами и после первых моих слов бросились из столовой.
товарища и положили его на скамью. Я немного успокоился и мог наконец
связно рассказать о том, что произошло со мной и Вартом.
рассказывать. - Один, несомненно, этот таинственный Икс, который, видимо,
очень торопится осуществить свои угрозы. Но кто же другой, и как он проник
в запертый коридор? Или, может быть, Варт забыл запереть двери?
осторожность. Я думаю, что недели через две или самое большее через месяц
все работы будут закончены, и мы сможем уехать отсюда, но до того времени
нам придется жить, как в осажденной крепости. Вам, Циранкевич, я поручаю
обязанности коменданта. Дело идет не только о том, чтобы сохранить нашу
жизнь, но еще, и это самое главное, о будущности моего изобретения.
Этот человек больше всего на свете был озабочен мыслью о своем
разрушительном веществе и, кажется, ни на минуту не задумался бы принести
ему в жертву жизнь своих друзей.
и когда всходило солнце, мы похоронили. Варта на берегу пруда, между двумя
высокими тополями.
профессору. Он нахмурился и ответил:
желают уйти.
присутствие здесь является совершенно случайным.
решил остаться, хотя больше всего в эту минуту желал очутиться на залитой
весенним солнцем дороге, убегавшей в Тракай.
допущен в лабораторию и присутствовал при всех последних опытах с
радионитом. Прежде чем продолжить рассказ, я считаю необходимым
опровергнуть самым решительным образом те заметки и статьи, появившиеся в
польской печати, в которых говорилось, будто бы профессор Гул посвятил
меня во все тайны приготовления радионита. Эти ложные сведения, неизвестно
кем распространяемые, навлекли на меня множество неприятностей, о которых
здесь не место говорить. Достаточно упомянуть, что я несколько раз лишался
всех своих бумаг и однажды едва не был убит в поезде, шедшем из Варшавы в
Вильнюс. Вероятно, под влиянием этих газетных заметок, ко мне обращался
военный агент одного Европейского государства и позднее представитель США
с просьбой продать секрет изобретения профессора Гула. Переговоры эти
оборвались в самом начале, так как и первому и второму я ответил, что не
располагаю тем товаром, за которым они явились по поручению своих
спецслужб. Великая Отечественная война вновь воскресила эту старую
историю, погребенную в развалинах бернардинского монастыря, и принесшую
мне столько тяжелых и опасных минут. Заявляю для сведения всех тех лиц,
которые возобновили свои попытки вырвать у меня секрет изготовления
ужасного разрушительного вещества, что у меня никогда не было в руках
бумаг Гула. Не стану отрицать, я знаю кое-что, недалеко не все. Мне
известна, да и то не вполне, общая теория, принципы, но не их практическое
применение. Печатая этот рассказ, представляющий вполне точное и правдивое
изложение трагических событий, случившихся в лаборатории профессора Гула,
я надеюсь, что мне наконец поверят и оставят меня в покое. В этой главе я
помещаю те немногие сведения о радионите, которые мне удалось
разновременно получить от Гула и его сотрудников. Не знаю, представят ли
они интерес для обыкновенного читателя, но изобретатели и техники найдут в
них указание на ту тропинку, по которой шел человек, достигший совершенно
необычайных, чудовищных и фантастических результатов в деле разрушения.
Может быть, кому-нибудь из них удастся получить то вознаграждение, которое
по всей справедливости должно было бы принадлежать Гулу. К сожалению, мои
заметки, которые я составил в Тракае, давно украдены, и приходится по
памяти восстанавливать объяснения людей, обладавших огромными знаниями в
наиболее запутанной и темной области физико-химических наук.
тянувшихся под южной частью здания. В этом подземелье, куда скудный свет
проникал через заделанные решетками окна под потолком, по странной
Земляной Андрей
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Курылев Олег