Чтение 6–й страницы книги ~Гром и молния~

выскочить во двор, помню, как звякал цепью волкодав, как светилась изнутри
обтянутая пленкой теплица, в которой расплывчатыми силуэтами маячили
фигуры Дин Рида и Мухомора, как хлопал меня по плечу Хозяин, подталкивая к
крыльцу. Затем провал в памяти...

Очнулся на диване, рядом Мухомор и Дин Рид. Синеватый полумрак -
смотрим телевизор. Хозяин закрывает окно: с Волги подул ветер, унося в
пойму мириады комаров и остужая жилье.

И в тот же час будто смена слайда - яркий свет вспыхнувшей люстры и
двое в милицейской форме у двери.

- Здравствуй, - сказал один из них, обращаясь к Хозяину, - как
видишь, выжил... плохо бил.

Я видел, как у Хозяина моего тела отвисли челюсть и бледнели скулы,
затем рывок... звон разбитой люстры, темнота, но сразу же комната дважды
коротко вспыхнула от гулких выстрелов.

Я вскочил. И в этот момент мне будто бы воткнули в спину раскаленный
прут арматуры...

Трое суток я пролежал в реанимации, одиннадцать в палате для
тяжелобольных, почти месяц среди выздоравливающих.

Выписали меня солнечным утром, в кабинете главврача ветер шевелил
оранжевые занавески в открытом окне. Во дворе меня ждала черная "Волга" и
три товарища в штатском, один из которых уже наведывался ко мне последние
две недели.

В результате следствия было установлено, что ранее судимый муж Куклы
совместно с Хозяином моего тела, Мухомором и Дин Ридом организовали
посредническое звено между браконьерами и дельцами из ресторанов города.
Позже в их сферу деятельности вошли работники автосервиса.

Во время одной из операций, когда в багажнике "Жигулей" было около
сорока килограммов осетровой икры, машиной заинтересовался участковый
Средней Ахтубы. После бесполезных уговоров, попыток подкупа, муж Куклы
ударил участкового ножом, а затем, озверев от крови, нанес еще восемь
ударов. Тело отволокли с дороги в камыши сухого ерика и там бросили. И
только по чистой случайности участкового обнаружили на следующее утро
мальчишки, идущие на рыбалку. Он был еще жив...

Опьяненные безнаказанностью, бешеными деньгами, алкоголем,
преступники уже не могли ни перед чем остановиться. - И буквально через
две недели ими был убит инспектор рыбнадзора. Ему проломил голову
разводным ключом Хозяин моего тела.

Таковы выдержки из речи прокурора.

Суд приговорил: Мухомора и Дин Рида к двенадцати годам лишения
свободы, нескольких браконьеров, работников ресторанов и автосервиса к
различным срокам от года до пяти, меня же к высшей мере наказания. Хозяин
моего тела был убит ори оказании вооруженного сопротивления.

Еще на стадии следствия я рассказал своему защитнику про молнию... И
на следующий день был направлен на экспертизу. Врачи признали меня
вменяемым.

У меня произошел срыв (что-то вроде истерики, умопомрачения), я
катался по бетонному полу камеры, бросался на решетку окна, меня
привязывали к койке, вызывали врача, но затем на меня нашло такое
безразличие ко всему, такое спокойствие, какое вероятно наступает у людей,
достигших крайней черты, за которой уже наступает отупение и деградация
личности. Подавать прошение о помиловании я отказался.

Я не знал, как быстро приговор приводится в исполнение, но когда в
камеру впустили моего защитника, почувствовал, что это последний его
визит. Он еще раз пытался уговорить меня подать прошение, но видно было,
что он и сам понимал бесполезность этого мероприятия, а когда спросил:
"Что я могу для вас лично сделать?", я, совсем некстати, вспомнил про
щенка и попросил защитника куда-нибудь его пристроить, если он еще не сдох
в запертой квартире. "С ним все в порядке, - слегка улыбнулся защитник, -
его, когда был обыск в вашей квартире, взяла девочка с третьего этажа". Я
понял, что это моя дочь... И напоминание о ней будто сбросило пелену с
моих глаз.

Я попросил у защитника бумагу и ручку и, вероятно, поставил его в
трудное положение: "Мне нужно уточнить" - сказал он и на десять минут
вышел из камеры. Возвратившись, он выложил мне на стол из своей кожаной
папки несколько листов плотной бумаги и шариковую ручку.

- Есть ли у меня время, хотя бы до утра? - спросил я его. Он кивнул.
- Тогда зайдите, пожалуйста, завтра.

Утром я передал ему два, исписанных с обеих сторон листа.

- Кому передать? - спросил меня бывший мой защитник.

- Девочке, которая взяла собачку...

"Здравствуй, Лера! Ты не можешь себе представить, как трудно дается
мне начало письма. Я передумал несколько вариантов, но так и не
остановился ни на одном и начинаю писать без определенного плана, надеясь
только на озарение.

Ты уже, вероятно, по почерку начинаешь догадываться, но ради бога,
дорогая моя! - не пугайся. Ведь почерк можно подделать. Не правда ли? Ты
уже успокоилась? Ну и хорошо. Будем считать, что это письмо я написал из
четвертого измерения (помнишь, о нем у нас с тобою был долгий разговор еще
в твоем пятом классе?). А еще, когда умерла тетя Галя, мы говорили о том,
что мертвые не знают, что они умерли. Ты у меня умница и, конечно,
сообразишь, что я не мог предвидеть свою смерть от шаровой молнии, значит
письмо написано после того, как все случилось. И снова прошу тебя, моя
милая, не волнуйся! Здесь нет никакой чертовщины, мистики, здесь какая-то
еще не изученная закономерность природы, в которой завертелся, как в
водовороте, твой отец. Я еще в этом сам не разобрался, да и сомневаюсь,
что когда-либо разберусь, а кроме того, у меня уже нет для этого
времени...

Тебе вручит мое письмо защитник, и он разъяснит (я его об этом
просил) о моей версии шаровой молнии - вернее, не разъяснит, а просто
сообщит, а тебе уж делать выводы, Лера.

Мой защитник в эту версию ни капли не верит (я тоже не поверил бы на
его месте), и мне ничего не остается, как обратиться к твоей памяти...

Когда тебя впервые привезли на море, тебе было около двух лет, в тот
жаркий август на побережье ветром нанесло тучи божьих коровок. Миллионы их
выбрасывало волною, и на песке, вдоль всего берега, образовался необычный
пестрый валик. Божьи коровки носились вокруг, садились на тело и больно
кусали...

"Бармалея" Чуковского ты знала наизусть, и наверное еще сейчас
чувствуешь холодок в груди, когда случайно тебе на ум придут слова: "Таня
с Ваней задрожали Бармалея увидали"...

А помнишь, как ты плакала, когда осознала, что растешь? - "Не хочу
быть взрослой" - канючила ты, растирая слезы...

В детском саде ты нашла в песке пятнадцать копеек, принесла домой, а
мама накричала на тебя, подумав, что ты взяла их у кого-то из детей, и
тебе так стало обидно, что помнишь это ты до сих пор...

Твоими любимыми игрушками была кукла Катя, которой ты сама шила
халатики, трусики, маечки, и пластмассовый медвежонок, у которого бегающие
глаза-пуговицы после купания в море прилипали к прозрачной пленке, и он
косоглазил...

Когда в восьмом классе твоя подружка, воспользовавшись, что никого не
было, поставила тебе в тетради с сочинением две лишние запятые, за что ты
вместо ожидаемой пятерки, получила четверку, ты плакала не от того, что
снизили тебе оценку, а что потеряла подругу...

Когда мы с тобою после трехчасового восхождения на прибрежный хребет,
оказались на одной из его вершин, то увидели шест, воткнутый в щель между
камнями, и этот шест был увешан разноцветными лоскутами, веревочками,
шнурками - своего рода "вымпелами", оставленными представителями
неугомонного племени туристов. На обратном пути ты нарвала полевых цветов
для мамы, которая ждала нас внизу, но ты забыла букет у дерева, возле
которого мы фотографировались.

Когда ты закончила шесть классов, мы отдыхали недалеко от станицы
Благовещенской в пластмассовом домике. У нас перегорела лампочка, запасных
не оказалось, и мы жгли ароматизированные свечи и играли в "морской бой".

А как я тебе в четвертом классе нарисовал негритянку и подписал "О,
ОбВоНА!" - это чтобы ты лучше запомнила предлоги.

Ты два раза перечитывала "Полную переделку" и, чтобы ты не
предприняла третий заход, мне пришлось спрятать книгу в серванте за
коробкой фотоаппарата, она и сейчас там лежит. Так же лежит во встроенном
шкафу, где у меня инструменты, кусок дощечки с ввернутым в нее шурупом -
это мы в свое время изучали по физике правило буравчика...

Лера, я не знаю на что я надеюсь, зачем тебе пишу. Прошу тебя - не
показывай это письмо маме: ты ведь знаешь, какая у нее ранимая психика".

На следующее утро меня вывели из камеры и повели по длинному
коридору. В кабинете следователя сидел мой защитник и Лера. Она поднялась
со стула и тихо сказала:

- Здравствуй, папа...

г========================================================================¬
¦ Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory ¦
¦ в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" ¦
¦------------------------------------------------------------------------¦
¦ Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент ¦
¦ (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov ¦
L========================================================================-