доктор, тоже, надеюсь? Воспользуемся ранним автобусом, пойдем к мосту,
там он делает остановку. Да, да, я понимаю, очень прискорбно, но
сейчас мы никому и ничем помочь не в состоянии - кроме наших семей.
Вот и поспешим к ним. Или вы собираетесь оставаться здесь до скончания
веков?
туда, где за лесом, едва проступавшим на левом берегу, в отдалении (за
годы лес медленно, но решительно отступил от реки, которая вместо
жизни - или вперемешку с нею - несла все более концентрированную
гибель; у деревьев, надо думать, есть какой-то свой инстинкт, и если
каждое в отдельности уйти от опасности не может, то лес в Целом такой
способностью обладает, так же, как и противоположной: возвращаться,
когда угроза миновала и враг леса - цивилизованный человек - оказался
вынужден убраться прочь) - за лесом стоял город, и хотя отсюда не
увидеть было и высочайшей из его кровель или башен, но и над ним
должно было светить ночное зарево; однако сейчас в той стороне было
совершенно темно, и для всех, исключая Милова, в этом было
неестественное и страшное.
пожар.
страшно. Не напрасно ли мы успокаиваем себя?
мраком, которого даже горящий поселок не мог одолеть.
город это был, и дела у него были свои, особенные, его спутников
совершенно не касающиеся. Наверное, пора было прощаться с ними и
следовать своим путем; город пока его не интересовал, его очередь,
города, должна была наступить позже. Надо было уходить, иначе он
рисковал попасть в жестокий цейтнот. И все же что-то мешало вот так
сразу повернуться и двинуться своим путем. Может быть, как раз потому,
что был он здесь посторонним, он сохранял способность думать трезвее
и, не имея пока никаких доказательств, как-то нутром, что ли -
чувствовал: что-то не так, не в отказе покупать капусту было дело, а
значит, инцидент мог оказаться не единственным, и опасность, какой бы
она ни была, далеко еще не миновала; интуиция говорила так, а он
привык доверять ей. Он уже повернулся было, чтобы поторопить
спутников, но те и сами вышли, наконец, из своей бездвижности.
Дрожь его прошла, голос звучал едва ли не героически. Ева же,
напротив, попыталась погасить волнение насмешкой.
спешите спасать свою благоверную? Туристы ведь ездят семьями. Где вы,
кстати, ухитрились потерять ее? Или она предоставляет вам
неограниченную свободу действий?
- давным-давно.
упускают! Ну, пора идти. Вы, надеюсь, с нами? - Это был даже не
вопрос, но утверждение.
куда быстрее по шоссе, доехав на автобусе до перекрестка. - Во всяком
случае, часть пути проделаем вместе, а уж там - помашу вам рукой на
прощание.
спину. - У меня нет разрешения полиции на ношение оружия, и я не
вправе...
в карман. - А я-то надеялся избавиться от лишнего груза. Господин
Граве, вы можете получить его, как только попросите.
нам же не в ту сторону! Мост-там!
усмехнулся:
подозрение, что там не безопасно. Поверьте: охота на людей - старый,
но вечно увлекательный спорт. Поэтому я предлагаю идти вброд.
шагал впереди - уверенно, словно был гидом и не раз водил экскурсии по
этим местам. Граве этого даже не заметил; торопливо переступил
короткими ногами, он был душою уже весь в городе, у себя дома, рядом с
Лили. Ева оказалась наблюдательнее: и потому, что была женщиной, и
еще, наверное - ничья судьба не волновала ее настолько, чтобы
совершенно отвлечь от реальности. Увязая каблучками в песке, она
нагнала Милова и пошла рядом.
картам.
темно-серой мгле. Еве сразу стало зябко. Река плескалась совсем рядом,
и в стороне - выше по течению - на поверхности воды играли блики:
строенный из дерева поселок горел так сильно, что отблески пламени
достигали даже реки. Граве стоял у Евы за спиной, громко сопя.
Нелепость. Земледельцы сошли с ума, но это еще не зчачит...
темное, удлиненное, слишком маленькое, чтобы оказаться лодкой.
похоронной процессии. Милов возник неслышно, как и ушел.
Что это значит?
нет. - Он остановился у самого уреза воды, прислушался. - Тут.
последней: уж очень густой загар ложится на голое тело от ваших
взглядов.
однажды Ева издала сдавленное "Ох!" - оступилась, видно, однако
справилась и шла вместе со всеми, не отставая. "Вы осторожно, - тихо
сказал Милов, - тут дно паршивое". "Это я уже поняла", - так же
приглушенно отозвалась женщина.
казалось, стала еще жирнее, неприятнее на ощупь, чем была, в ней
попадалось больше всякого плавучего мусора, потом проплыли еще два
трупа, один-ближе к левому берегу, к которому они направлялись, другой
проскользнул почти рядом: он плыл лицом вверх, но черты лица было не
разглядеть, еще слишком темно было, и Милов лишь понадеялся, что это
не тот был, чей снимок он видел и запомнил, кого нужно было встретить
в Центре не далее, как утром, которое все приближалось.. Милов ногой
нащупывал место для каждого нового шага, середину они уже миновали - и
вдруг с левого берега неожиданно и сокрушительно хлестким потоком
голубого света ударил прожектор, уперся в правый, теперь уже дальний
берег, подполз к воде, осторожно опустился на нее и начал высвечивать,
но не равномерным сканированием, а рывками, зигзагами-видимо,
управляли им люди неопытные. После едва ощутимой заминки Милов
прошипел: "Нырять!" - настолько повелительно, что у спутников его не
мелькнуло и мысли о неподчинении. Головы скрылись под маслянистой
поверхностью, луч прошел мимо, хотя и под водой свет был так силен,
что ощущался даже кожей. Ева, начав уже задыхаться, первой высунула
голову, волосы ее повисли, словно водоросли, с них стекала вода, едва
слышно журча. "Прощай, красота", - пробормотала она с печальной
насмешкой. "Быстро к берегу!" - скомандовал Милов. Они зашагали,
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Куликов Роман
Глуховский Дмитрий