острыми приправами и курительными палочками, и теперь там сновали
каменотесы с бадьями раствора на широких плечах. Оружейные лавки
пустовали, мечники с болью в душе продавали последние заветные клинки,
достойные украшать поля сражений древних легенд - продавали занюханному
бакалейщику, выкопавшему в панике свою кубышку и не знавшему, за какой
конец держать наспех купленное оружие. Старики, сидевшие в осадах, тихо
скупали соль, перец и лук - валюту тяжелых времен. Деньги обесценились -
бутыль молодого вина стоила месячный заработок или отдавалась даром.
Усиленные наряды у городских ворот играли в кости, ругались и тискали, не
обращая внимания на угрюмых мужей, визжащих представительниц среднего
сословия, - объясняя свое поведение законами военного времени. Выход из
порта закрыли, рабы-носильщики таскали бочки обратно на склады и резались
с подвыпившими матросами, называвшими их ублюдочными варварами. Варварами
были надвигающиеся таинственные упурки - все остальные были столпами
цивилизации, склонными к перегрызанию глотки любому усомнившемуся.
концом от пяти-шести наседавших оборванцев. Ты отстранил его и прошел
через притихшую ватагу, сопровождаемый молчащим, как обычно, Бродягой, с
совершенно никаким выражением лица. Заглянувшие ему в глаза прекращали
базар и уходили, оглядываясь, вглубь штабелей привозных досок. Именно
Бродяга и вытащил тебя в город, несмотря на реальную угрозу быть
схваченным - ему зачем-то позарез надо было в порт, а одного его ты бы
просто не пустил.
вас на тридцати трех диалектах, вы приблизились к длинному приземистому
кораблю со спущенными парусами, стоящему особняком в конце причала.
Бродяга присел на корточки и застыл, отрешенно глядя перед собой. Ты
прошелся по теплому песку берега, завернул в дальний промежуток между
складами... Воздух горчил, песок насыпался в сандалии, и вообще пора было
убираться. Давно пора.
рядом с неподвижным Бродягой, ожесточенно почесался и большим пальцем ноги
начертил на песке какую-то фигуру, предварительно тщательно наплевав перед
грязными ногами.
поперек. Его собеседник - если это можно было назвать беседой - оживился,
криво ухмыльнулся и добавил на редкость хитрый зигзаг. Ты отвернулся и
увидел компанию давешних драчунов, шумно идущих мимо. Обладатель
замечательного багра, явно договорившийся со своими оппонентами,
возбужденно трепался о былых подвигах и, в подтверждение сказанного,
звонко треснул черноволосого раба багром по затылку. Тот потер темя и
недоуменно обернулся. Остроумный рассказчик заржал и снова занес багор. На
этот раз шутка удалась не вполне - ударенный носильщик перехватил гибкое
древко, описав замысловатую восьмерку, подумал и кольнул обидчика чуть
пониже пояса нестиранной туники. Весь юмор, застрявший в тощем горле,
вылетел хриплым возмущенным воплем, и компания угрожающе двинулась на
непочтительных скотов, не желающих служить увеселению истинных граждан.
Да и варварские методы Бродяги и его приятеля - кстати, весьма схожие
методы, весьма - покоробили тебя. Ты отнюдь не отличался повышенной
брезгливостью, хотя и они не выкалывали глаз, не отрывали ушей и не
раздирали губы, подобно малорослым и жестоким трущобным крысам. Не было у
них и твоих коротких одиночных ударов, вспарывающих грудную клетку и
ломающих шеи. Нет, здесь было нечто малопривычное, но на редкость
эффективное, здесь были дикие, но по-своему утонченные формы. Бестолковые
взмахи портовой шпаны вязли во внешне вялых, незаметных захватах,
невидимый толчок - и нападавший захлебывался криком, хватаясь за сломанный
локоть или припадая на вывернутое колено. Через минуту Бродяга отряхнул
песок с одежды, тщательно осмотрел поцарапанную ладонь и пошел к тебе.
Махнув рукой по направлению к выходу, он обернулся к узкоглазому рабу и
сложил запястья широким жестом, напоминавшим орла. Тот широко улыбнулся и
побрел вверх по сходням.
Бродягу и заставил присесть на поваленное дерево.
на земле.
патрули Ложи. Месяц назад".
нога, и все такое прочее... Ты меня за шамана принимаешь?
Ты задержался и присел перед написанным. Там повторялась фраза: "Черный
ветер". И подчеркнуто. Два раза.
Небось, сам-то и не дрался ни разу...
привычно мурлыча под нос витраж Дороги. Не знающий его был обречен на
однообразное блуждание по переходам, каждый час выбираясь к началу
странствий - пока путешественник не проклинал свою затею и не убирался
восвояси...
в порту, малоприятного раба Сэгена, равнодушное варварство Бродяги... Это
ж по какому дерьму надо было протащить юного избалованного гения,
играющего словами и мирами, азартно берущегося за непосильную ношу - для
превращения в вот такого немого бойца с тусклым взглядом серых глаз,
присыпанных пылью бесконечных дорог? Изгнание, обида на любимого учителя,
травля патрулями, шаман этот, рабовладелец доисторический, садист
Верховный с его методами убеждения... Вполне достаточно для вытравления
любых зачатков гуманизма. Впрочем, о чем это я! Гуманизм сопливый
какой-то... Интересно, а я с ним справлюсь, если в эту исковерканную
жизнью голову придет что-то лишнее? Наверное, справлюсь, но какой ценой...
помотал встрепанной головой. После чего уверенно двинулся вперед,
аккуратно обходя трещины полов.
потеряем!.."
спокойно шел невозмутимый Бродяга, слишком небрежно находил он нужный
поворот. Ты посмотрел вниз и обнаружил в левой руке его, в тонких белых
пальцах, маленький необычный бубен - нет, даже не бубен, просто
металлическое кольцо с колокольцами и пергаментными перетяжками. Кольцо
ритмично позвякивало, ударяясь о бедро идущего. Ты быстро наговорил кусок
витража - ритмы совпали вплоть до удара четных переходов. Значит, вот оно
что... Любопытно, догадывается ли об этом Магистр?
звона мечей о доспехи... Ритм. Глухой барабан или струны кото, под которые
безмолвные желтолицые монахи уходили в Пустоту и прорывались к
просветлению. Нет, это не у них, это у нас, но все равно. А слова?
выразительно постучал пальцем по голове.
произносятся. Правда, тогда есть одна большая разница - задумывался ли над
ней сам Бродяга? Слово-знак, произнесенное или записанное, резко
отличается от смысла, слова-образа. Кипарис - слово-знак, кипарис вообще.
Дерево. Большой кипарис - уточнение; не просто кипарис, но большой. А
образ, недосказанное? Шорох волн, облизывающих кромку берега, вечернее
небо с воспаленными прожилками заката, и черной свечой врезанный в дугу
горизонта - большой кипарис. Как вложить все увиденное в слова? Может
быть, молча?.. Где найти человека, забывшего слова, чтобы с ним
поговорить?
замирает, и сердце обрывается в задыхающуюся пропасть. Гипноз,
ясновидение, чертовщина, чародейство, - какая разница, если он первый
вышел на дорогу молчания, вышел от бессилия, от чувства неполноценности,
от невозможности говорить и невозможности молчать. Неуклюжие спотыкающиеся
шаги, он может пока немного - немного в сравнении с привычными витражами,
закованными в броню всесильных слов. Но за его попытку можно отдать
витражи патриархов. Впрочем, не увлекайся, ты их не видел и не читал,
разве что самую малость, так что и патриархи могли быть весьма серьезными
ребятами...
восхищенный взгляд слезы набежали на серые глаза, смывая пыль, не имеющую
возраста, открывая горькую детскую обиду, боль безногого мальчишки,
удостоившегося похвалы за отличный бег на костылях. Ты отрицательно
покачал головой.
попытках пробиться через немоту - и вспомнишь с гордостью, понял! Есть у
каждого бродяги сундучок воспоминаний, пусть не верует бродяга и ни в