полю; мы сидели на своих рюкзаках, прислонясь к прохладному стальному
борту. Помню качающийся край брезентовой полости, за которым мелькали
стволы деревьев и усохшие серые столбы давно оборванного телеграфа. Время
от времени деревья расступались, и вверху мелькал треугольник
задумавшегося бледного неба. Потом была остановка и пять минут тишины,
перемежавшейся только далеким тяжелым стуком; выходивший по нужде шофер
объяснил, что это бьют короткими очередями несколько пулеметов на
стрельбище пехотного училища имени Александра Матросова. Опять началась
долгая тряска в кузове; я заснул, а проснулся на несколько секунд уже в
Москве, когда в брезентовой щели мелькнули - будто из какого-то далекого
школьного лета - арки "Детского мира".
свежей краской, с моим большим портретом посередине (я в шлеме и улыбаюсь)
и подписью:
прожить часть жизни через других людей - через тех, кто будет смотреть на
эту фотографию и думать обо мне, представлять себе мои мысли, чувства и
строй моей души. И самое, конечно, главное - мне хотелось самому стать
одним из других людей; уставиться на собственное, составленное из
типографских точечек лицо, задуматься над тем, какие этот человек любит
фильмы и кто его девушка - а потом вдруг вспомнить, что этот Омон
Кривомазов и есть я. С тех пор, постепенно и незаметно, я изменился. Меня
перестало слишком интересовать чужое мнение, потому что я знал - до меня
другим все равно не будет никакого дела, и думать они будут не обо мне, а
о моей фотографии, с тем же безразличием, с которым я сам думаю о
фотографиях других людей. Поэтому новость о том, что мой подвиг останется
никому не известным, не была для меня ударом; ударом была новость о том,
что придется совершать подвиг.
день после приезда, сразу после того, как одели в черную форму вроде
суворовской - только ее погоны были ярко желтыми, с непонятными буквами
"ВКУ". Сперва пошел Митек, а часа через полтора вызвали меня.
до того увиденное напоминало сцену из какого-то военного фильма. В центре
кабинета был накрытый большой желтой картой стол, за которым стояли
несколько человек в военной форме - начальник полета, три генерала,
совершенно не похожие друг на друга, но все очень похожие на писателя и
драматурга Генриха Боровика, и два полковника, один низкий и толстый, с
малиновым лицом, а другой - худенький и жидковолосый, напоминающий
пожилого болезненного мальчика; он был в темных очках и сидел в инвалидном
кресле.
указывая на толстяка с малиновым лицом.
снял очки, словно чтобы лучше меня разглядеть. Я непроизвольно вздрогнул -
он был слепым; веки одного его глаза срослись, а между ресницами другого
чуть поблескивала беловатая слизь.
тенором. - Надеюсь, мы с тобой подружимся.
своим поведением не показали, что хотя бы видят меня. Впрочем, я, кажется,
видел одного из них на экзамене в Зарайском летном.
можем начинать?
американцы высадили на Луну несколько своих космонавтов и даже ездили по
ней на мотоколяске. Цель вроде бы мирная, но это как посмотреть. Представь
себе простого человека труда из какого-нибудь небольшого государства,
скажем, в Центральной Африке...
вытирает пот со лба.
Понимаешь?
готовить, Омон, это показать, что технически мы не уступаем странам Запада
и тоже в состоянии отправлять на Луну экспедиции. Послать туда
возвращаемый пилотируемый корабль нам сейчас не по силам. Но есть другая
возможность - послать туда автоматический экипаж, который не потребуется
возвращать назад.
горами и маленькими лунками кратеров. По ее центру шла ярко-красная линия,
похожая на свежепрокарябанную гвоздем царапину.
ты знаешь, Омон, наша космическая наука преимущественно исследует обратную
сторону Луны, в отличие от приземляющихся на дневной стороне американцев.
Вот эта длинная полоса - так называемая трещина имени Ленина, открытая
несколько лет назад отечественным спутником. Это уникальное геологическое
образование, в район которого в прошлом году была отправлена
автоматическая экспедиция по получению образцов лунного грунта. По
предварительным результатам исследований сложилось мнение о необходимости
дальнейшего изучения трещины. Тебе, наверно, известно, что наша
космическая программа ориентирована в основном на автоматические средства
- это американцы рискуют человеческими жизнями. Мы подвергаем опасности
только механизмы. И вот возникла мысль об отправке специального
самоходного транспортного средства, так называемого лунохода, который
проедет по дну трещины и передаст на Землю научную информацию.
рукой.
крайне незначительны и измеряются метрами. Предполагается, что луноход
проедет по ней семьдесят километров - настолько должно хватить энергии в
аккумуляторах - и установит в ее центре вымпел-радиобуй, который передаст
в космос преобразованные в радиоимпульсы слова "МИР", "ЛЕНИН" и "СССР".
ключом и поставил в начале красной линии на карте. Машинка зажужжала и
поползла вперед. Это была детская игрушка: напоминающий маленькую
консервную банку корпус на восьми маленьких черных колесах, со словом
"СССР" на борту и двумя похожими на глаза выступами впереди. Все
напряженно провожали ее взглядом; даже полковник Урчагин поворачивал
голову синхронно с остальными. Машинка доехала до края стола и свалилась
на пол.
глаза.
из-за стола.
Вслед за Урчагиным я вышел в коридор, и мы медленно двинулись вперед - я
шел, а он ехал рядом, регулируя скорость рычагом, на конец которого был
насажен самодельный шарик из розового плексигласа с резной красной розой
внутри. Несколько раз Урчагин открывал рот и собирался заговорить, но
каждый раз закрывал его, и я уже подумал, что он не знает, с чего начать,
когда он вдруг метко схватил меня за запястье чуть влажной узкой ладонью.
задушевно, словно мы только что вместе пели у костра под гитару. - Начну
издалека. Понимаешь ли, в судьбе человечества много путаного; много
кажущейся бессмыслицы, много горечи. Надо видеть очень ясно, очень четко,
чтобы не наделать ошибок. В истории ничего не бывает так, как в учебниках.
Диалектика в том, что учение Маркса, рассчитанное на передовую страну,
победило в самой отсталой. У нас, коммунистов, не было времени доказать
правоту наших идей - слишком много сил отняла война, слишком долгой и
серьезной оказалась борьба с эхом прошлого и врагами внутри страны. Мы не
успели технологически победить Запад. Но борьба идей - это такая область,
где нельзя останавливаться ни на секунду. Парадокс - и опять же,
диалектика - в том, что обманом мы помогаем правде, потому что марксизм
несет в себе всепобеждающую правду, а то, за что ты отдашь свою жизнь -
формально является обманом. Но чем сознательнее...
кисть, но ладонь полковника Урчагина словно превратилась в маленький
стальной обруч.