под сумасшедшие звуки двух скрипок принялась выплясывать, задирая голые
ноги к потолку и размахивая топором. Четверо в черном, неподвижно
простоявшие все действие, подхватили накрытого хитоном Раскольникова и
понесли его за кулисы. У меня мелькнула догадка, что это цитата из
"Гамлета", где в самом конце упоминаются четыре капитана, которым
полагалось бы унести мертвого принца; странно, но эта мысль мгновенно
привела меня в чувство. Я понял, что происходящее - не заговор против меня
(подобного никто просто не успел бы подстроить), а обыкновенный
мистический вызов. Сразу же решив принять его, я повернулся к ушедшим в
себя матросам.
потянул с плеча винтовку. Я удержал его.
принялся церемонно снимать туфлю. Открыв саквояж, я вынул карандаш и бланк
чекистского ордера; заунывные звуки пилы подхватили меня, понесли вперед,
и подходящий текст был готов через несколько минут.
Ты, Жербунов, приказ помнишь? Нам ведь не только пресечь надо, но и свою
линию провести, верно?
сейчас поднимусь и линию проведу. А как проведу, сигнал дам, и вы тогда
выходите. Мы им сейчас покажем музыку революции.
жизнь отдам!
словно под ногами у них был не паркет, а кренящаяся палуба попавшего в
шторм броненосца; в этот момент я испытывал к ним почти симпатию.
Поднявшись по боковой лесенке, они исчезли за кулисами. Я опрокинул в рот
остатки ханжи с кокаином, встал и пошел к столику, за которым сидели
Толстой и Брюсов. На меня смотрели. Господа и товарищи, думал я, медленно
шагая по странно раздвинувшемуся залу, сегодня я тоже имел честь
перешагнуть через свою старуху, но вы не задушите меня ее выдуманными
ладонями. О, черт бы взял эту вечную достоевщину, преследующую русского
человека! И черт бы взял русского человека, который только ее и видит
вокруг!
Потом на его изможденном лице появилась недоверчивая улыбка.
нам на минуту.
виделись в редакции "Аполлона", но знакомы были плохо. Толстой был сильно
пьян.
кожанке и маузеру, - это так. Это верно. Я вот тоже... А я ведь и не знал,
Петя, что вы из наших. Всегда ценил ваши стихи, особенно первый ваш
сборничек, "Стихи Капитана Лебядкина". Ну и, конечно, "Песни царства "Я".
Но ведь и вообразить было нельзя... Все у вас какие-то лошади, императоры,
Китай этот...
дико...
вас, что-то похожее чувствовал. А вы изменились, Петя. Стали такой
стремительный... глаза сверкают... Кстати, вы "Двенадцать" Блока успели
прочесть?
красногвардейским патрулем идет Христос? Уж не хочет ли Блок распять
революцию?
этом говорили.
была пуста. Нашарив на столе свисток, он поднес его к губам, но вместо
того чтобы свистнуть, опять уронил голову.
идет матрос.
невидим и идет сзади, влача свой покосившийся крест сквозь снежные вихри!
уснули за шторой. - Валерий Яковлевич, у меня к вам просьба. Не могли бы
вы объявить, что сейчас с революционными стихами выступит поэт Фанерный?
сам.
стрельба начнется.
стихла и фрачник надел свою туфлю, Брюсов встал и поднялся на эстраду.
Сейчас эту тему продолжит поэт Фанерный (он не удержался и закатил глаза)
- хмм... прошу не путать с тигром бумажным и солдатиком оловянным...
хмм... поэт Фанерный, который выступит с революционными стихами. Прошу!
подхватил слабо сопротивляющегося Толстого и поволок его к выходу; в этот
момент он был похож на отставного учителя, тянущего за собой на поводке
непослушного и глупого волкодава.
что было очень кстати. Я поставил на него сапог и вгляделся в притихший
зал. Все лица, которые я видел, как бы сливались в одно лицо, одновременно
заискивающее и наглое, замершее в гримасе подобострастного самодовольства,
- и это, без всяких сомнений, было лицо старухи-процентщицы,
развоплощенной, но по-прежнему живой. Недалеко от эстрады сидел Иоанн
Павлухин, длинноволосый урод с моноклем; рядом с ним жевала пирожок
прыщавая толстуха с огромными красными бантами в пегих волосах - кажется,
это и была комиссар театров мадам Малиновская. Как я ненавидел их всех в
эту долгую секунду!
своей прежней манере, без выражения глядя вперед и никак совершенно не
интонируя, только делая короткие паузы между катернами, прочел
стихотворение, которое написал на чекистском бланке:
я увидел рядом с собой передергивающего затвор Жербунова. Он с колена дал
еще несколько выстрелов в зал, где уже кричали, падали на пол и прятались
за колоннами, а потом из-за кулис вышел Барболин. Пошатываясь, он подошел
к краю эстрады, завизжал и швырнул в зал бомбу. В зале полыхнуло белым
огнем, страшно грохнуло, опрокинулся стол, и в наступившей тишине кто-то
удивленно охнул. Возникла неловкая пауза; чтобы хоть как-то заполнить ее,
я несколько раз выстрелил в потолок и вдруг опять увидел странного
человека в темной гимнастерке, который невозмутимо сидел за своим столом,
прихлебывал из чашки и, кажется, улыбался. Я почувствовал себя глупо.
Куликов Роман
Прозоров Александр
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Маккэфри Энн