последний миг, увернулся. Еле приметное сизое облачко застыло над
стулом, там, где только что была его голова.
смотрится в кругленькое зеркальце, мажет губки, косит на него. Она!
Такие штуковины вышли из моды лет двадцать назад, это не пудреница, не
черт ее знает какая женская бирюлька, это сканнатор! Облачко медленно
пошло вниз. Ивану стало холодно, промедли он миг - и сидел бы сейчас с
парализованным мозгом, из которого эти двое считывали бы все подряд...
нет, не они, они лишь передатчики, ретрансляторы. Они лишь ноготки на
щупальцах тех, "серьезных"! Они нашли его. Как некстати! Иван, в долю
секунды прокрутив все это в голове, успел даже усмехнуться над самим
собой. Конечно, такое всегда некстати!
сторону еще трое отдыхавших здесь, в оазисе тишины и неги.
мужик в цветастой майке.
в порядке, мне уже лучше.
спуск. Что там у него - пистолет? парализатор? инъектор? Но главный
здесь не он, что бы там у него ни было. Главная она! С ней и надо
разобраться сперва. Он нарочито повернулся к худощавому, но тут же,
крутанувшись на месте, сделал три быстрых шага к красотке и ухватил ее
за длинные черные волосы. Сканнатор уже был в его руке - тяжелый
полушар с вмонтированным в крышечку зеркальцем, примитив!
золотой серьгой в ухе. Заступник! С такими всегда тяжело, ведь
правы-то они.
предназначавшаяся Ивану, вошла ему в шею, сзади, вырвала кадык. Кровь
брызнула на столик. И тут же пропала - поверхность впитывала в себя
все капли, крошки, брызги, это была самоочищающаяся многослойная
скатерть - вещь модная, но нужная.
дожидаться. Красотку, притихшую с перепугу, он сбросил наземь. Прыгнул
к худощавому, вышиб из руки пистолет, ударил в челюсть - не рассчитал,
паренек оказался хлипким, отключился. Теперь жди, когда он придет в
себя и с ним можно будет побеседовать по душам. Нет, ждать нельзя! Ему
сейчас вообще слишком много нельзя, особенно устраивать потасовки в
общественных местах, ведь он здесь как на ладони. Плевать! Вон как
смотрят, толстяк в цветастой майке вот-вот завизжит. Нет, пора отсюда
уходить.
Нагнулся было за красоткой. Но та вдруг ожила, забилась, задергалась,
закричала истерически - припадок, это был самый настоящий припадок, с
такими связываться нельзя. Черт с ней!
бездельников глазели на нее. Никто не гнался вслед, но где-то стонала
сирена, кто-то дал сигнал. Пора!
люк. Пнул паренька ногой.
отправлю. Плавать умеешь?
нащупывали, за что бы ухватиться, но пол был гладкий.
наводил. Вот - все, что они мне дали! - Он вытащил из кармана
жиденькую пачечку евромарок. - Это все она.
такую установку, она приказала?
удержать головы, бился ею об пол. - Я испугался. Она говорила - не
стрелять, но я испугался. Я и сейчас боюсь, я ее боюсь, она... Она
подчинила меня, у нее аппарат! Она уже пробовала на мне, два раза! Я
не хочу больше! Не хочу!
Не трону я тебя, не выброшу...
налились кровью, все лицо его вдруг сделалось багровым. Он уже не
трясся, он вставал.
Просился на Ивана. Зомби! Они управляют им. Гады! Нелюди! Иван
увернулся. Но цепкая рука выдрала клок из рубахи, ободрала кожу.
Парень развернулся и снова бросился на Ивана. Это был
запрограммированный, обездушенный убийца - он стал таким прямо на
глазах.
Заботиться об этом подонке, беречь его жизнь? Иначе нельзя. Иван
трижды уворачивался, потом сбил парня с ног, отбросил к стене, к
переборке. Дисколет шел на автопилоте, но его немного бросало из
стороны в сторону от их возни.
это. Приемы, которыми можно было отключить на несколько минут обычного
человека, на зомби не действовали. Его можно было только убить. Или...
Иван выждал удобный момент и во время очередного броска, ухватил
худощавого за руку, вывернул ее до хруста в плече. То же самое он
проделал и с другой рукой, потом загнул к позвоночнику обе ноги, кисти
и лодыжки спутал ремнем, выдернутым из брюк худощавого. Поза, конечно,
не самая удобная. Но придется ему потерпеть немного, тем более, что
сейчас этот малый в бесчувственном состоянии, он потом даже не
вспомнит, кем был, что делал.
распахнутый люк. Солнце скользило бликами по синеве моря, бежали
тонюсенькими ниточками белые барашки-бурунчики, окаемы терялись в
дымке и не было видно берегов - двести миль до ближайшего, доплыть
тяжеловато будет. Эх ты, стихия поднебесная! Глубота ты, глубота, -
окиян-море!
пригодится еще, не зря же он его тащил на себе, проще было сразу
бросить.
бесполезно.
миражом. Иван резко пошел на снижение. Здесь у него был надежный
человек. Здесь вообще было нечто такое, что грело душу. Венеция!
Город, заложенный в седой древности его предками, славянами-венедами -
еще в те времена, когда европейские варвары бегали в шкурах и с
дубинами в руках, охотились друг на дружку, чтобы полакомиться
человечинкой. Земли предков, Срединное море, Расения-Этрурия, Эгеида,
Балканы, Реция-Росия, Малая Азия... и вверх, на север по Лабе-Эльбе -
все исконные земли росичей, предков. Сейчас тут живут иные племена -
германцы, греки, которых скорее можно называть турками, италийцы...
это все пришлые, каких-то два-три тысячелетия назад было все иначе, а
если взять пять-шесть, так и вообще трудно вообразить. Так всегда
бывает в истории, жил один народ, одно племя, потом ушел или вымер,
пришло племя новое. И все равно у Ивана всегда замирало сердце - он
душой ощущал связь с теми, кто лежал в этой земле, тысячелетиями она
копила в себе останки его предков. Это они взывали к потомкам, тихо,
безгласно, настойчиво. Россия! И здесь Россия - Великая Святая Русь.
живется. Но память есть память, от нее не избавишься.
владимирскими... а их населяют иные племена, что и оттуда ушло его
племя - ушло куда? может, в землю? может, растворилось в пришедших?
Так было здесь. Так может случиться и там. И только земля будет
хранить истлевающие останки. Новые племена сотрут чужую память,
забудут, кто им дал язык, слово, образ, как забыли римляне и италийцы,
что им дали все расены, что это они, предки росичей, вывели из дикости
племена незнаемые и темные.
Азии, Индии... Ты породила величие древних цивилизаций, вынянчила их,
выпестовала. Ты ушла на Восток, затаилась в лесах, отмахиваясь от
наиболее прытких из выкормышей твоих, приходивших к тебе с огнем и
мечом. Это был твой Путь! Твоя Схима. Твой Крест. И все, что сверху -
так и лежит поверху, поверхностное есть, ты же во глубинах, ты во
всем: в этих горах и долах, недрах и пещерах, водах и огнях, ты
растворена в этом воздухе, во всем. Оттого и щемит сердце у каждого
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Суворов Виктор
Белов Вольф
Распопов Дмитрий
Посняков Андрей