Чтение 6–й страницы книги ~Золотая голова~

Харитона под утро к своему дому, который он почти не узнал, но не
настолько, чтобы пройти мимо. Он все же поднялся к себе, оглядываясь и
вздыхая после каждого шага.

Придумать ничего лучшего он все равно не мог. Пьяный вид и
непосильная нагрузка от событий последних дней на некрепкую психику
привели Харитона к ложному представлению. Он наконец вообразил себя
ребенком, который сильно провинился перед строгими родителями, и вины
этой нагромоздилась уже целая гора. Но вот счастливая мысль: надо
пойти и повиниться самому, попросить хорошенько прощения, пообещать
никогда больше не повторять такого, и свалится тогда гора, пройдет
все, и настанет праздник. Иногда, правда, наплывали неуместные жуткие
виденья разбитых голов, вывихнутых шей и огнестрельных ранений,
наделанных Шерстюком, не то известные кровавые мальчики принимались
выплясывать, но это-то быстрее всего и вытеснялось ложным
представлением, выручая измученный рассудок Харитона, отводя от
пропасти.

В один такой момент прозвенел звонок в дверь.

XIV

Леопольд поскоблил дверцу ногтем, осмотрел ржавые петли и,
недолго порывшись в кармане, достал масленку с тонким носом. Побрызгал
на петли, убедился, что и Маузер на месте, продут и заряжен, что
горсть патронов точно есть, взялся за торчащий из рубероида загнутый
гвоздь и решительно потянул.

За дверью обнаружился коридор, наполненный черной тьмой,
нарушаемой мерцаньем кошачьих глаз, да светом, текущим из-за Лепиной
спины. Чуток поколебавшись, он двинулся вперед, опасливо тыча во все
стороны пальцами. С первым же шагом Каверзневу пришлось биться лбом о
твердое и спотыкаться об углы. Довелось ему еще пару раз основательно
навернуться туловищем об пол, обронить и с трудом найти Маузера.

Наконец, он окончательно увяз и завалился в какую-то щель, где
застрял так, что пошевелиться можно было только для того, чтобы
завалиться еще глубже и прочнее. Снизу тянуло сквозняком, сверху
капала какая-то слякоть прямиком за ворот, пахло летучими мышами и
поганым грибом.

Инспектор скрипнул зубами и зло выругался.

Расслышав звонок, Шерстюк пошел открывать. За дверью он застал
тесную группу юных пионеров. Пионеры дружно отдали салют, на что
Харитон ответил тем же, и один из них бодро отрапортовал:

- Звено имени Фарабундо Марти. Собираем утиль-сырье в пользу
фронта национального освобождения. - Затем достал из-за спины яркую
трубу с флагом и, надув щеки, дунул прямо в лицо Харитона, на что тот
счастливо рассмеялся и попросил попробовать дунуть. Мальчик дал,
Харитон дунул, вышел сиплый, нехороший звук. Начали выглядывать
соседи. Шерстюк позвал детей в квартиру. Голова его шла кругом.
Мельтешили вокруг красные галстуки, значки, свежие щекастые лица,
усиливая кружение.

- Берите все! - радостно кричал Харитон, сгребая все свое
имущество в одну кучу.

Пионеры не стали спорить и, забрав полные руки барахла, а заодно
и лежавшие в углу гардины с цацками, выкатились из помещения. Горнист,
задержавшись в дверях, схулиганил и еще раз рявкнул в свою нарядную
трубу, слегка контузив Шерстюка звуком.

Эта небольшая контузия вывела Харитона из состояния ложного
представления, вернув его к печальному настоящему. Печаль же состояла
теперь еще и в том, что жилище его поопустело, лишившись кой-каких
вещиц, унесенных бодрым звеном.

На лестничной площадке гомонили соседи, а Харитону
представилось, что посреди их круга стоит мерзкий двойник и пишет,
чирикает в блокноте, шелестит листами, пером щелкает, ухмыляется
гнусно, поглядывая на его, Харитона, дверь.

- Черта с два меня возьмешь! Плохо вы все меня знаете! - яростно
выкрикивал Шерстюк, судорожно закусывая воротник рубахи...

Но под его зубами не хрустнула ампула с ядом, ее там отродясь не
было, зато он вспомнил с необычайной ясностью, что такой яд имеется в
шкатулке с отцовским еще мелким барахлом и бумагами. Яд был
неизвестного состава, но в очень красивой посуде, темно-синего
заграничного стекла.

Рыча, Харитон козлом поскакал к шкатулке. Вывернув ее на пол, он
принялся рыться в содержимом.

Запахло нафталином и еще какой-то трудно узнаваемой дрянью вроде
рыбьего жира, побежал в сторону таракан. Шерстюку пришлось немедленно
чихнуть, засорить глаз и наколоть палец, вслед за этим взгляду его
подвернулась пожелтевшая записка, лежавшая сбоку от изящного флакона.
Бросились в глаза первые слова:

"Федя, хоть ты и сволочь..."

Следуя желанию отвлечься на постороннее, перевести перед смертью
дух, Харитон дочитал документ до конца...

В сознании его сверкнула молния. Он перечел сызнова и в мозгу
его прокатился гром.

- Гардины, гардины! - твердил он, носясь по комнате, - с кистями
и цацками! - еще ахнул он. - Идиот и сын идиота! - бил он себя обоими
кулаками в лоб, - как это она долежала до этих пор?

Бросив ломать голову, Шерстюк бросился вон со двора. В один миг
к нему вернулись все его прежние качества. Прыгая через три ступеньки,
он мигом достиг улицы. Там отпихнув подростка, он завладел велосипедом
"Орленок" и, растопыря колени, помчался вслед пионерскому звену.

В ушах его гремела знакомая с детства хоровая песня: "Орленок,
орленок, взлети выше тучи..."

Тучи были тут как тут, кудрявились, набиваясь между крыш и
заслоняя небо.

XVI

Черт знает сколько прошло времени с тех пор, как Леопольд
застрял в коридорной расщелине. Во всяком случае, он давно уже ни о
чем не думал, кроме еды, и едой ему казалось уже многое, включая кошек
и мышей, стало быть прошел не один день. Инспектор застрял до того
удачно, что всякая попытка выбраться приводила лишь к дальнейшему
застреванию. Вскоре совсем нельзя стало пошевелиться.

В этой ситуации, когда совсем затекло и онемело туловище, голова
Каверзнева заработала в том направлении, что или помирать, или
выдумать новый план надо. Пожалуй, теперь вернее было не стремиться
наверх, а дернуться как-нибудь особо, прогнуться, да и провалиться
окончательно хоть в самые тартарары, туда, откуда тянуло сквозняком.

Собрав остатки энергии и припомнив некоторые героические сюжеты
из истории, Леопольд принялся извиваться змеем и судорожно биться в
своей щели, пока с радостью не отметил, что край ее совсем скрылся из
глаз, ноги же повисли в пустоте, перестав встречать препятствия.

Пожелав быть тому, что будет, Леопольд дернулся еще раз и
провалился во тьму, в самые тартарары, куда так стремился...

XVII

Пролетев некоторый путь и почти ни за что не задев, Лепа мягко
шлепнулся на кучу теплой золы. Тут же поднявшись, он обнаружил, что
находится внутри камина с низкой кованой решеткой.

Глазам его открылся вид на небольшую залу с лепным потолком,
полную молодыми людьми в гимназических мундирах. Некоторые из них тут
же обернули к Лепе свои лица, привлеченные произведенным шумом.
Кое-кто, впрочем, тут же отвернулся назад, как бы не желая видеть
упавшего.

Леопольд решил было, что попал на съемки исторического фильма,
но не найдя признаков кинооборудования, мучимый невыносимым голодом,
решил ни о чем не думать, а добыть сперва еды.

- Господа! - обратился он к собранию, желая сострить. - Нет ли
тут буфета?

- За углом буфет, - неохотно буркнул ему толстый, угреватый
гимназист и, крестясь мелким крестом, зашипел вслед. - Охранка совсем
обнаглела, везде шпионов сует, скоро из-под столов полезут.

Леопольд, спохватившись, засунул в карман стиснутого все это
время в руке Маузера, затем отряхиваясь и одновременно борясь с
головокружением, поспешил к буфету.

В коридоре толкались гимназисты, и, сбившись кучками, на полном
серьезе судили и рядили о кадетах, эсерах и прочих старинных партиях.
Такое могло сложиться впечатление, что назревали выборы в условиях
многопартийной системы.

Леопольд совсем очумел от происходящего: откуда бы взяться
партиям, да еще прежнего вида? Опять же форма, гербы...

Тут к Лепе подрулил очкастый юнец с трепавшимся в руках списком:

- Вы за кого голосовать думаете?

- Но это же мое личное дело, - нашелся Лепа.