ходить здоровым и невредимым? - Он смерил Калинова с ног до головы
уничтожающим взглядом. - Детка, я же из тебя киселек сделаю, с хлебушком
скушаю. - Он подошел к Калинову, навис над ним и брезгливо взял его двумя
пальцами за кончик носа. - Остынь, мальчик, а то сейчас пар сзади
повалит!..
- ткнул ладонью правой руки, и белобрысый вдруг переломился пополам,
словно сдвинули друг к другу ножки циркуля, и повалился на бок. На лице у
него появилось выражение неподдельного изумления, глаза закрылись. Как
будто человек прилег на минутку отдохнуть.
слегка. - Он коротко взглянул на Виту.
вопросительно посмотрела на окружающих.
послышался негромкий шелест, будто ветерок кубарем прокатился по травке.
Калинов застыл.
По-моему, этот тип и так уж всем надоел. Стоило его еще раньше выставить.
- Он подошел к Калинову и потрепал его по плечу. - А ты ничего, новенький!
Эко ты его! Я бы с тобой в разведку пошел... Клод. - Он подал Калинову
руку.
мере, пока мы здесь.
палкой по дереву. Калинова сбили с ног, он сунулся носом в траву и чуть не
захлебнулся, вздохнув, потому что вместо травы под ним оказалась грязь,
какая-то липкая жижа, и от жижи этой так отвратительно пахло, что его чуть
не стошнило. И солнца уже не было на небе, а была черная беззвездная ночь,
и сверху сеялся мелкий холодный дождик, мгновенно пробравшийся за воротник
кольчуги и растекшийся по спине маленькими ручейками, а может, это был и
не дождь вовсе, а холодный пот, потому что, кажется, их все-таки ждали. Во
всяком случае, круглые пальцы прожекторов плясали по равнине, и каждый
раз, когда они приближались, приходилось въезжать носом в вонючую грязь. И
не шевелиться.
пули. Стреляли с вышки, которая приткнулась к колючей проволоке справа,
приземистая и раскоряченная, словно табуретка на кривых ножках.
Самонадеянные строители поставили ее по эту сторону ограждения... Впрочем,
с какой стати они должны были опасаться нападения извне?
охрана. Пулеметчики перестали палить в белый свет. Лучи прожекторов
поплясали-поплясали, тупо уткнулись в тяжелый столб дыма, повисший над
крематорием, и погасли. Где-то коротко тявкнула собака. От сторожевой
вышки донеслись звуки волынки, наигрывающей какой-то до одурения знакомый,
но неузнаваемый мотив. Ветер принес издалека обрывки заунывного
колокольного звона.
какого-то Диего, которые теперь, кажется, потребуют основательной
стирки... Тоже мне, доблестный лейб-гвардеец, переполошил весь лагерь, где
только таких нарожали, ублюдков?.. Хорошо, что комендант нализался, как
свинья, и дрыхнет, и будет дрыхнуть до утра, а то не избежать бы тебе,
тварь болотная, карцера в половину роста...
Игорь - к такой же вышке - слева. Клод, Вита и Аля тянули мешок с
зарядами, чтобы несколькими взрывами пробить проход в рядах колючей
проволоки. За ними подтягивались арбалетчики, чтобы, когда грохнут взрывы
и пулеметы будут нейтрализованы, рвануться в проход и успеть добежать до
казармы прежде, чем гвардейцы успеют прийти в себя. И быстро и
хладнокровно засыпать их стрелами...
лагеря - прямо под транспарантом "Боже! Прости нам грехи наши!", - и они
будут болтаться в веревочных петлях, которые они приготовили для нас,
жирные борова в оранжевых мундирах, густо пахнущие заморским одеколоном, а
мы с удовлетворением будем думать о том, что этим, по крайней мере,
грешить уже не доведется... Вот только куда мы денем всю эту ораву
освобожденных уродов в истлевших комбинезонах? Куда мы денем всех гниющих
заживо, слепых от радиационных ожогов полутрупов, подумал он и тут же
отбросил эту мысль, потому что мысль была не из тех, с которыми ходят на
колючую проволоку.
было бросать, и достал гранату из кармана. Осталось выдернуть чеку и,
дождавшись сигнала, швырнуть гранату туда, наверх, в подарок Диего,
сидевшему в испачканных штанах, и неведомому музыканту с грубым голосом. И
тут кто-то сказал сзади вкрадчиво: "Салют, деточка!", и сквозь кольчугу
Калинов почувствовал, как в спину ему уперлось что-то твердое. Раздался
громкий смех, и опять вспыхнули прожекторы, заливая все вокруг
ослепительным светом. Как на стадионе. И Калинов понял, что их
действительно ждали. Он сжался, соображая, как бы подороже продать жизнь,
но тут сзади закричала Вита, и столько муки было в ее голосе, что он на
мгновение потерял голову.
ударила молния, ударила прямо по вышке над ним, и вышка вспыхнула как
порох, и в огне кто-то завыл и завизжал нечеловеческим голосом, а молния
уже ударила по другой вышке, мимоходом срезала кусок проволочной изгороди
вместе с железобетонным столбом, и теперь гасила - один за другим -
прожекторы. И тут Калинов понял, что это луч лайтинга, и оглянулся, и
увидел, что тот, кто сказал ему "Салют!", тоже смотрит в сторону оврага,
на эту удивительную молнию. И тогда Калинов ударил его гранатой прямо в
висок. Гвардеец удивленно хрюкнул и кулем упал под ноги. Конечности его
судорожно задергались, он перевернулся на спину и замер, и Калинов увидел
в свете последнего прожектора лицо белобрысого Вампира с широко открытыми
мертвыми глазами. А к прожектору уже подбирался луч лайтинга, по дороге
сваливший трубу крематория, и она, подрубленная под основание,
неторопливо, как в рапид-съемке, рушилась вниз, рассыпаясь на куски.
Наверху взвыли в последний раз и замолкли, только что-то чавкало и
хлюпало, словно там топили на сковородке свиное сало. И тогда, по-прежнему
сжимая в правой руке гранату, а левой доставая из-за спины арбалет,
Калинов бросился к проходу в колючей проволоке.
огненный шар, и внутри шара тоже выли, заходясь от муки, десятки глоток.
взорвется, разлетится на десятки пылающих кусков, но сейчас это было
совершенно неважно.
шеренгу. И пока узников выводили из лагеря, Калинов ходил вдоль шеренги,
отбирал у гвардейцев шпаги и заглядывал им в глаза, пытаясь увидеть в их
глубине что-нибудь звериное. Но это были обычные человеческие глаза,
только отупелые от страха.
чтобы у них в груди бились обыкновенные человеческие сердца...
прищуренные глаза жирного борова, устремленные прямо на его переносицу:
видимо, туда должна была попасть пуля.
воротничок форменной рубашки жал ему шею, вскрикнул и, выронив пистолет,
ничком упал на плац.
зрячим, ненавидяще смотрели на гвардейцев, и слышался мерный стук
деревянных башмаков, а над всей этой бесконечной, вызывающей тошноту
колонной висел гул, как будто узники пели песню. Но они не пели, они
плакали, и девчонки рыдали вместе с ними, и оказалось, что это большое
счастье - принести свободу истерзанным людям. А потом Вита взяла чей-то
лайтинг, сдвинула предохранитель, и Калинов понял, что она сейчас положит
оранжевых, всю шеренгу, хладнокровно, в упор и, оцепенев от ненависти,
будет смотреть, как они издыхают, булькая кипящей кровью. Над миром
повиснет смрад, а Вита будет смотреть и смотреть, не имея сил оторваться,
тупо и завороженно, до тех пор, пока с ней не начнется истерика...
Остались лишь пот, ненависть и счастье.
Безоружных положить или взглядом убить много ума не требуется. А ты
попробуй, разоружи врага голыми руками, да так, чтобы он не успел убить ни
тебя, ни твоего товарища.
был... Был ведь?
Ильин Андрей
Суворов Виктор
Прозоров Александр
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия
Шилова Юлия